Они

Она сидела в самом дальнем углу игровой комнаты и расчесывала волосы неказистой потрепанной кукле. Другие дети, и я в том числе, строили замок из кубиков. Вскоре она отложила свое занятие, встала, одернув простенькое платьице, и уверенно прошагала до нашего шаткого сооружения. Однако стоило лишь ей взять один из кубиков, чтобы внести свой вклад в построение стены, как мальчишка в джинсовом комбинезоне стукнул ее по руке. Ярко-красная деталька отлетела в сторону. Она как ни в чем не бывало взяла другую. Первая красавица нашей группы с идеальными золотистыми локонами вцепилась мертвой хваткой в злополучный кубик и выдернула его из рук соперницы. Она растерянно заморгала и потянулась за очередной деталью — еще пятеро карапузов ловко собрали все лишние кубики. Она заплакала, и на крики пришла воспитательница, оторвавшись от чаепития со свежей порцией сплетен.

На следующий день она снова была одна. Мы гуляли на улице, и ее короткая старая курточка совсем не спасала от прохладного ветра. Я долго смотрел, как она ежится, сидя на открытой веранде рядом с болтающей по телефону воспитательницей, и наконец решил сделать ей что-нибудь приятное. Сорвав пожухлый сдутый цветок одуванчика, я подошел к ней и протянул подарок. Она взяла его холодными тонкими пальчиками и открыто улыбнулась.

Со мной на время перестали играть, и больше я ничего ей не дарил.

***

Когда он чересчур «умничал», его били. Вначале толкали из рук в руки, а потом, стоило ему споткнуться, начинали пинать. Происходило это стабильно раз в полгода, и мне до сих пор непонятно, как он объяснял появление синяков и ссадин матери. Наши одноклассники старались не заходить далеко, хотя один раз все-таки не обошлось без сотрясения мозга. Школьному врачу он сказал, что торопился на урок и упал с лестницы.

В свободное от побоев время он выслушивал оскорбления, искал свой портфель по всей школе, бегал на улицу за пеналом, выброшенным из окна, оттирал пиджак от мела и шел на золотую медаль. Учителя любили его, пытались проводить с классом беседы, вызывали родителей особо буйных, но через некоторое время ему доставалось еще больше, и они смирились, молча поощряя его высокими оценками.

Однажды меня посадили с ним за одну парту. Я никогда не участвовал в его избиении и подколах, но знал, что если встану на его сторону, меня подвергнут тому же. Поэтому мы никогда не разговаривали, я старался даже не смотреть на него лишний раз. На годовом контрольном срезе по математике я застрял, не в состоянии решить ни одну задачу из предложенных. Урок плавно приближался к концу, и я судорожно придумывал оправдания перед родителями, когда они узнают про двойку. Но вдруг я увидел, как он придвигает ко мне листок, исписанный аккуратным почерком, с решениями заданий моего варианта. Будучи в отчаянии, я хотел было поблагодарить его и принять помощь, однако вовремя понял, что стану тогда его должником. Он вполне мог попросить меня заступиться за него. Я сделал вид, что не замечаю лист. Контрольная была провалена, вскоре его посадили с другим человеком. А через год объявили лучшим выпускником школы.

***

Она была словно не от мира сего. Мешковатая одежда, скрывающая полноту, встрепанные волосы, потерянный взгляд и едва уловимый запах лимонов. На лекциях она витала в облаках и что-то рисовала в толстом альбоме, на практике сидела тише воды, уткнувшись в тетрадь и порой клевав носом. И как только угораздило такую странную личность оказаться на факультете менеджмента?

Еще на первом курсе она завела дружбу с тихой и скромной отличницей. Они сидели рядом, и флегматичные беседы чередовались с неловким молчанием. Она отрешенно улыбалась, отвечая на редкие вопросы, всегда делилась обедом и с тоской в глазах наблюдала, как отличница нашла себе иных подруг. Слабые попытки сдружиться с кем-то еще не увенчались успехом. Она осталась одна, и это дало полное право смеяться над тараканами в ее голове. Мы были слишком пьяны своей молодостью.

Каждое ее появление в коридоре оборачивалось сдавленным хихиканьем и шепотом. Ходили слухи, что она нюхает клей, что ее родители — близкие родственники, что она лечится у психотерапевта. Наверное, она все знала, но не подавала виду, лишь туманная улыбка не покидала ее губ.

Кульминация случилась на третьем курсе. Кто-то из параллельной группы перед лекцией изобразил ее на доске — в бикини, с вываливающимся из плавок огромным животом, шалашом вместо волос и полоумным выражением лица. Для пояснения художник даже подписал ее имя и в ожидании развязки уселся на свое место. Примерно сорок человек искоса наблюдали за тем, как она входит в аудиторию, присаживается, достает тетрадь и только тогда обращает внимание на рисунок. Она густо покраснела, ее брови и губы дернулись, а взгляд обвел улыбающихся сокурсников. Быстро собрав свои вещи, она покинула кабинет под бодрый смех.

Позже лектор выяснял, кто автор сомнительного творчества, но мы упорно молчали — своих ведь не сдают. Мы не догадывались, что она забрала документы из института в тот же день.

***

Конец рабочей пятницы. За окном жаркий июль, но в офисе прохладно от включенного кондиционера. Я перебираю документы, сплошь исписанные цифрами, и составляю отчет по продажам. В кабинете кроме меня еще четверо, и, ручаюсь, каждый из них сейчас думает, как проведет выходные. Я бы тоже думал, если бы не расстался с девушкой на прошлой неделе. Теперь выходные сравнялись по скуке с буднями, и компанию мне составляют лишь пиво и интернет. Часы показывают половину пятого, отчет почти закончен, а это значит, что не за горами очередной одинокий вечер.

Пыльный воздух и шум машин меняются характерным запахом метро, и я упираюсь головой в поручни, шатаясь от хода состава. Объявляют мою станцию, но я не двигаюсь с места, будто какая-то неведомая сила приклеила меня к нему. Следующая станция, еще одна, еще — и невидимые нити рассыпаются. Я выхожу на незнакомую улицу. Погасив желание воспользоваться навигатором, я всецело отдаюсь воле судьбы и шагаю куда глаза глядят. Пусть безумие, но мне так хочется хоть раз в жизни получить свою порцию приключений.

Район пышет зеленью, и солнце совсем не ощущается под густыми кронами деревьев. Мелькают яркие вывески на ухоженных стенах пятиэтажек: магазин продуктов, парикмахерская, аптека, художественная выставка… А почему бы и нет?

Мелочная плата на входе, и меня пропускают внутрь. Небольшой зал с висящими на выбеленных стенах картинами и двое посетителей: девушка с фотоаппаратом да молодой худощавый парень в очках. Я неспешно обхожу полотна, вглядываясь в них и ища скрытый смысл, но безуспешно. Вот это, например: мозаика из сотен разноцветных квадратиков, сложенная в изогнутые линии и сбрызнутая красными каплями. Где здесь подтекст? Или это: раздавленный кусочек мела на разлинованном черном листе. А это: какие-то каракули с маленькими фигурками человечков, тонущих в огненной лаве. Совсем разочаровавшись в современном искусстве, я порываюсь уйти, как слышу аплодисменты. Девушка с парнем хлопают и восторженно встречают выходящую из подсобки молодую женщину слегка в теле, что отнюдь не портит ее миловидного лица, так похожего на…

— Не ожидал меня встретить? — улыбаясь и подходя ближе, спрашивает она. — Давно не виделись. Как раз с того случая.

Я, пораженный происходящим, пытаюсь ответить, но странным образом не могу вымолвить ни слова. Женщина будто не замечает моего хлопающегося как у рыбы рта и указывает на посетителей:

— Узнаешь? Им ты тоже не помог. В детском саду и школе — ты с детства был безразличен к чужим проблемам.

Хмурясь, я наконец узнаю этих людей. Не может быть… Но как?!

— Многого ты добился? — подает голос девушка. — Был ли смысл бегать от своей человечности?

— Бездействие хуже преступления, — назидательно произносит парень и повышает тон: — Почему ты ничего не сделал? Боялся стать таким же отвергнутым? Почему?!..

…Я вскакиваю с кровати и судорожно глотаю воздух. Вопрос из сна до сих пор звенит в ушах. Три часа ночи, комнату освещает лишь слабое сияние луны из окна. Это был всего лишь кошмар, не стоит о нем думать. Надо спать, ведь завтра еще сдавать отчет, а шеф снова будет орать, и не забыть бы заехать в банк оплатить кредит…


11.07.14