Рыбак

«Живет в нашем городе один чудаковатый колдун, в общем и целом колдун как колдун, но есть у него странная даже для колдуна, привычка – развлекается он необычным образом – выдает себя за уличного художника. В любую погоду в одном и том же, пропахшем «Примой» свитере, мрачный, чернобородый. Он садится с мольбертом в одном из городских скверов, и предлагает туристам и прочим желающим их портрет нарисовать. Вот только люди на его рисунках выходят не такими, как есть, и не смешными и угловатыми, как бывает в карикатурах, а отталкивающе-уродливыми, гротескными. Самые незаметные изъяны лица или фигуры на этих портретах усилены во много раз, как в волшебном зеркале из снежной королевы. Колдун, кстати говоря, рисует людей такими не специально, это получается само собой. Сам он искренне мечтает, чтобы его рисунки были красивы и вызывали у людей восхищение, но его душа слишком черная для этого. Однажды один молодой человек отказался платить колдуну, написавшему его портрет за работу, заявив, что рисунок выполнен скверно и человек, изображенный на нём, совершенно на него не похож. Колдун рассвирепел и тут же прочитал заклинание на змеином языке. Парень глядит – ничего не понимает, ни рукой не двинуть, ни глазом не моргнуть, да и пейзаж вокруг стал каким-то странным. Оказалось, что колдун заточил бедолагу внутри одной из своих картин. 

Особой художественной ценности эта работа не имела, и, пройдя через разные руки она, наконец, обосновалась на кухне в одной коммунальной квартиры. И вот, несчастный пленник картины уже почти половину века неподвижно сидит с удочкой в руках на берегу акварельного озера, безмолвно созерцая бесконечный цикл попоек, выселений и бытовых скандалов, сквозь заляпанное растительным маслом стекло и клубы сигаретного дыма.
По ночам, когда наподобие страдающего хроническим бронхитом старика, у советского холодильника внезапно случается продолжительный приступ громкого лихорадочного дребезжания, вместе со свистом ветра из закрытых картиной щелей в стене, слышится тихий плач».

Мне эту историю дед рассказал, давно очень, выпил прилично на каком-то празднике, а поговорить кроме меня не с кем было, вот и начал байки травить, я совсем малой тогда был, помню, испугался сильно, плакал. Деду, конечно, стыдно за свой язык длинный стало, успокаивать меня начал, отшучивался, что придумал это всё, чтобы бабушка перестала проситься нарисовать себя у подобных «малевальщиков». Нечего деньги на эту чепуху просаживать.

Так вот, разбирали мы позавчера вечером дедовы вещи и на холст наткнулись с рыбаком. Хранился он у деда вместе с медалями, часами наградными, фронтовыми фотографиями, с самым ценным, короче говоря. Завернут, еще, так бережно был, ну мы и подумали: «наверное, денег стоит», принесли на экспертизу соседу-художнику – он только посмеялся.
Самое главное, вот. На обратной стороне холста текст был, размытый совсем. Разобрали в нём имя «Скобляков Андрей Игнатьевич», сначала подумали – подпись автора, но рядом аббревиатура дедова училища и номер его же группы, однокурсниками были, видимо. Из оставшегося текста только одно предложение понятно оказалось, и то, только потому, что его несколько раз карандашом обводили: «Пожалуйста, найдите кого-то, кто сумеет помочь». Бред какой-то! У жены уже рука с этим художеством к мусорному ведру потянулась, и тут я эту историю вспомнил, в 8 лет от деда услышанную. Чуть с ума не сошел.   
услышанную. Чуть с ума не сошел.