C. Y. T. Часть 9. Новый год - светлый праздник?

В это же время девушка, прибывшая в пункт назначения и уже расположившаяся в отеле, почувствовала некий странный шёпот, отдавшийся эхом в полной горячей пары ванной комнате. Она напряглась, но, чтобы расслабиться, полностью погрузилась под воду, словно прячась от этого голоса, напоминающего тот самый, что вызывает холод не только снаружи, а и внутри.

«Неужели я продолжу жить? Неужели стану другим человеком? Неужели Вивиан Мур мертва? Неужели я его не увижу?» — всё казалось ей невозможным, слишком нереалистичным, слишком мрачным. Подростку, как ни крути, трудно принять тяжелую и сложную реальность.

Снова вынырнув из-под воды, она вдохнула тёплый, но влажный воздух. Тишина вокруг. Лучше бы она снова услышала тот голос, лучше бы она не умирала… Не умирала сейчас в своих воспоминаниях, в своём прошлом!
Но...
Уже слишком поздно…

Вдох. Слеза. Снова краткий вдох. Слеза. Прерывистый выдох. Тихое всхлипывание. Тихое нытьё. Бледные пальчики со всей силы впиваются в плоть. Мокрые волосы прилипают к солёным от слёз щекам.
— Больно… Больно ощущать кожей запахи его мыслей, просыпаться в истерике, чувствуя шёпот знакомый. Истерия? Депрессия? Или же я сошла с ума? Или что это такое, когда ты не слышишь даже ритма сердечного стоны? Джастин, увижу ли я тебя хотя бы сквозь сон? Хотя бы когда-нибудь..? Джастин…— она шептала в пустоту, словно пытаясь докричаться шёпотом до парня.
Увы, ей придётся каждое утро, просыпаясь, мириться с болью, что они не будут вместе, что всё потеряно, что всё пусто… а ведь потом всё будет ещё хуже: будет глупо, мерзко, противно жить в одиночестве.
Не стоит думать, что одиночество не подразумевает боль. Оно вообще ничего не подразумевает!

Плеснув себе на лицо горячей воды с совсем незнакомым ей запахом ванили, она попыталась успокоиться.
Запах...
Дома всё пахло по-другому. Запах корицы и манго был самым родным среди всех остальных, но… Вивиан успела поймать себя на мысли, что на самом деле самый дорогой, самый родной ей запах — запах этого странного парня, затронувшего её до глубины души.

* * *


Прошла уже целая неделя, а это утро выдалось таким же, как и все остальные, прошедшие после её прибытия сюда. Она всё так же сонно протирает напухшие от слёз глаза; всё так же обувает белые мягкие тапочки, спрятанные под кроватью; всё так же, подходя к окну, смотрит на холодную улицу со снующими людьми, пытаясь отыскать в толпе его; всё так же, втянув во все лёгкие воздуха, идёт принять холодный душ; всё так же, одев сухую одежду, ложится на кровать, переплетая пальцы на груди в области солнечного сплетения; всё так же плачет, вспоминая недалёкое прошлое…
Она вспоминает те тихие, но невероятно искренние слова парня, которые он произносил, когда она умирала у него на руках. Внезапно в мыслях пронеслись строчки, сказанные Джастином. А ведь она и вправду помнит… помнит, как он сказал: «Я знаю, тебе тяжело, но я обещаю: пока я жив, я буду рядом, когда буду нужен», «Пожалуйста, останься со мной. Навеки». А ведь она тогда так и не пообещала. Да, он пообещал, но не она. Почему совесть мучает её? Грызёт? Она же перед ним не имеет долга. Тогда почему? Почему ей больно лишь от мысли, что он сейчас, возможно, сидит у её псевдо-могилы, моля Бога её вернуться?! Почему он сейчас ей так нужен?! Она не думала… не ожидала, что посреди всех безобразных людей, считающих любовь делом обычным, сердце выберет именно его — того, кто испоганил её жизнь, кто отобрал у неё всё, что было, даже её саму…
Слёзы ручьём лились с её глаз. Снова. Снова начался тот душевный стриптиз.
Она никогда не сможет успокоиться, никогда не найдёт умиротворения, точку комфорта. Он не позволит ей. Бог не оставит её в покое, он всегда, каждое мгновение, каждую секунду оставшейся жизни будет напоминать ей о её чувствах, всаживая острый кинжал ей между рёбер.
Она потеряла шанс на счастье. Сама же откинула его, выбрав роскошную, но пустую жизнь, дарованную Айзеком. Наверно, это не то, что ей нужно. Наверно, это была ошибка… Но ничего уже не вернуть.
Эта старуха под именем «Одиночество» всё тащит её вниз и вниз, всасывает её душу в себя всё глубже и глубже. Никто Вивиан не спасёт. Никто не сможет спасти её с той пропасти, которая через несколько месяцев поглотит её полностью. Смог бы это только он, только Джастин, только его холодное, но такое жаркое прикосновение!.. Но, увы, это невозможно. Ей придётся гнить. Гнить изнутри. И эта старуха не даст ей покоя. Ни она, ни Бог, ни воспоминания.

Потянувшись левой рукой к прикроватной тумбочке, на которой лежала пустая тетрадь с ручкой, правой девушка вытирала слёзы. Ещё три дня назад она хотела начать писать стихи. Почему? Для чего это нужно? Просто, когда внутри тебя сидит маленький человечек по имени «Боль», пожирающий тебя изнутри, хочется выложить свои мысли на бумагу, а вместе со словами оставить и эту Боль, поселить её в смысл строчек, дать ей другое, придуманное место именно для неё, для «аренды». Хотя бы на некоторое время, хотя бы на несколько минут, чтобы можно было легко дышать, чтобы мысли и боль дали покой.
Но у потока мыслей была своя философия. Его нельзя изменить, нельзя им командовать. Мысли просто плывут, переплетаясь друг с другом. Мы над ними неподвластны. У нас, людей, ни над чем нет контроля. Ни над чувствами, ни над ощущениями, ни над жизнью, ни над чем. Мы такие слабые… Слишком слабые. Слишком беззащитные. Слишком…

Вивиан сняла колпачок ручки и начала выводить чернильной ручкой почти что идеально ровные буквы:

«Прости, прошлое, что донимаю тебя каждую ночь…
Я хочу стать мудрее,
Светлей и сдержанней.
Я хочу, чтобы меня отпустило.
Я хочу почувствовать волны моря, а не его дно.
Я хочу стать сильнее.
Я прошу прощения у прошлого за себя.
...
Прости тот, которого люблю. Прости…»



Слёзы душат её. Они запеленали ей глаза. Она уже не видела слова — они расплылись под слоем солёной воды. Виднелся всего лишь размытый белый кусок бумаги…
Слезинки упали на это созданное с дерева бумажное изделие.
Прочитав строчки, Вивиан со всей силы начала черкать лист, тем самым разрывая его. Взяв его своими хрупкими пальчиками, она начала рвать его. Рвать, словно эта белая бумага была виновна в её боли. Она бы хотела точно так же порвать себя, точно так же уничтожить. Но и в этом она опоздала. Боль и Одиночество уничтожают её. Она уже просто опоздала. Опоздала в какой раз подряд…

Сев на край кровати, она просто плакала. Слышны лишь тихие всхлипывания. Никто не видит, как эта девушка переживает свою боль. Если бы кто-то это увидел, он, возможно, умер бы от этого, сошёл бы с ума в крайнем случае.
Смерть родителей, смерть её самой и… смерть Джастина. Она оплакивает его тоже. Его и себя. ИХ. Их вместе.


Звонок телефонной трубки данного отеля. Айзек звонил ей всего раз за всё время. Значит, это он.
— Алло? — вытерев слёзы руками и вытерев пальчики от слёз о свою майку, девушка подняла трубку.
— ….— Молчание повисло по ту сторону телефонной трубки.
Вивиан напряглась. Внутренности сжались.
«А что, если Джастин узнал, что я жива?» — пронеслось у неё в голове.

— Алло! — уверенно попыталась произнести она, но голос всё-таки дрогнул.
— Эмили, привет, — голос Вейна заставил девушку… смутиться?
— Снова Эмили… Мне не нравится это имя! — со вздохом пробормотала она.
— Эм…Ми.. — прерывался звонок. Плохая связь.
— Айзек? — В ответ молчание.
— Айзек?! — громче спросила она, но тут же раздались краткие, обрывчатые гудки.
Положив трубку на место, она, сделав глубокий вдох и выдох, произнесла:
— Я устала… Мне так надоело. Не хочу так жить. Не хочу никому ничего доказывать, у меня нет сил. Не хочу, чтобы даже Айзек напоминал мне о прошлом. … Прости меня, мой Бог, за то, что не чувствую тебя до сих пор,— прошептала она последнее, обращаясь к Господу.

Что значат её слова? А значение их в том, что она собралась уехать, причём так, чтобы Айзек не знал ничего об этом. Она снимет все деньги со всех кредитных карт, дарованных ей парнем, а потом скажет ему, что её обокрали; попросит от него наличку, а потом убежит. Пускай это грех. Пускай… Она попробует сначала. Попробует стать другим человеком.

                * * *

Вивиан взяла сотовый, подаренный ей, конечно же, Айзеком, и, найдя его номер, позвонила. Почему он не звонил ей на мобильник? Потому что такие звонки могут отыскиваться, а рисковать, чтобы Джастин узнал правду, Вейн не мог.
— Алло? — знакомый голос, заставив тысячу табунов мурашек пройдись по телу, вызвал покалывание в висках. Дыхание стало тяжелое. Руки затряслись.
— Эмили, что с тобой? — Нет. Это не тот голос. Она уже сходит с ума…— Вивиан?
— Айзек, у меня случилась беда, — она была встревожена, поэтому наигрывать голос не приходилось.
— Что случилось? Тебя нашёл Джастин?! — сразу же спросил он.
— Что? Нет! Стоп, а где он? Он разве не с тобой? — напряглась она.
— Его уже несколько дней нет. Когда были твои похороны, в ту же ночь он куда-то бесследно исчез. — Она забеспокоилась. Первая мысль, посетившая её: «В порядке ли он?». — Ладно, об этом потом. Что случилось? На тебя напали? Что случилось?
— Да. Меня ограбили. Забрали все деньги.
— А кредитки тоже что ли?
— Да.
— Но их можно заблокировать, да и вообще, зачем ты взял..
— Послушай. Я сидела в кафе, пока пошла к кассе, кто-то украл мою сумку, в которой были и наличные, и кредитки. Я взбунтовалась. Вызвала полицию. Когда спросили провести на место происшествия, моя сумка оказалась там, где я её оставляла. Не посмотрев внутрь, я пошла домой. Только сегодня заметила, когда пошла в торговый центр, что денег нет. Кредитки пустые. Прости, пожалуйста! — взвыла она. — Я верну тебе эти деньги, обещаю. Я устроюсь на работу, верну, обещаю, — старалась она быть убедительнее.
— Милая, успокойся, — тёплый голос успокаивал её. — Я вполне прилично зарабатываю. Я дам тебе ещё денег, сейчас же кину тебе на кредитки, чтобы в любое время могла воспользоваться ими.
— Хорошо, — шмыгнула она наигранно носом.
— Ты плачешь? Не плачь, Вивиан, прошу…— В ответ Мур молчала. — Хотя знаешь… Я сегодня вылечу к тебе. Буду там с тобой. Меня перевели на работе в Лондон, повысили.
— Эмм.. Поздравляю. А как же Джастин?
— А что Джастин? Его нет. Он исчез, словно его и не было.
— И... тебе плевать? — ей стало… мерзко от того, что этот парень не настолько хороший, как она думала. Да он сам не ожидал, что он такой.
— Ну а что, я должен плакать и искать его?
— Хорошо, Вейн. Буду ждать тебя. Мне уже привезли еду в номер, так что пока.
— Встретимся чер…— не успел он договорить, как она сбросила трубку.

— Урод! И это настоящий друг?! — злостно выговаривая слова, она принялась собирать вещи, что были в номере ещё когда она приехала. Пускай это неправильно. Ей плевать. Она сейчас же уедет. Уедет в какой-то посёлок Англии, где не найдёт её чёртов Вейн.
Где она будет жить? Кем будет работать? Что будет потом?
Все эти вопросы сейчас неважны. Главное уехать до приезда Айзека, иначе всё может сорваться.

Звонок в дверь прервал её деяние. Будучи рассерженной, что она ошиблась в этом парнем, который казался ей очень хорошим, она просто пошла без лишнего беспокойства открывать двери.
Только вот зачем он помог ей? Вряд ли он её любит. Это совсем не любовь. Это какая-то мания, особенно учитывая, что он отказался от друга, выбрав её.

«Что это за мысли, Вивиан? Успокойся и не болей манией Величия. Уже о себе слишком высокого мнения» — закатила девушка глаза и открыла дверь номера отеля. Она застыла. Сердце сжалось. Душа упала в пятки, а челюсть отвисла, затерявшись где-то там внизу покрытого кафелем пола.
— Почему ты сбросила? Я же не договорил, — злость сверкала в глазах парня. Вивиан испугалась. — Не успел сказать, что встретимся через несколько минут.
Он сделал шаг вперёд, сверкнув грозящим взглядом.
— Я… эм-м… я…— она сглотнула. Темноволосый начал надвигаться на неё, заставляя её делать шаги назад.
— Куда-то собралась? — заметив в соседней комнате разбросанную одежду и чемоданы, парень не на шутку разозлился.
— Я…— Мур забыла, как надо дышать. — Да! — уверенно произнесла она, приподняв подбородок. — Я считала тебя хорошим. Джастин как-то рассказал, что ты в меня влюблён. Я думала, ты светлый человек. А ты… ты… Ты самый ужасный из всех! Несмотря на то, что Джастин меня изнасиловал, ты хуже него! Айзек, ты не знаешь, что такое любовь. Знаешь почему? Так как ты не знаешь даже, что такое настоящая дружба! — она была ужасно зла. — Я ухожу, — развернувшись, она пошагала в комнату, где собирала вещи, но парень, схватив Вивиан за запястье, а ногой захлопнув входную дверь, притянул её к себе.
— Тогда я стану таким же, как Джастин. Тогда я тоже отимею тебя, как и он, — он грубо сдавливал ей руки, прижимаясь к ней и дерзко впиваясь губами ей в шею. Она напугана. Ей кажется, тот кошмар сейчас повторится.
Жаркие поцелуи были противны ей. Даже тот поцелуй, который она подарила этому юноше в аэропорту, казался ей сейчас самый ужасным, что было в её жизни.
— Отстань! — ногтями она впилась в его кожу.
— Нет, дорогуша! Ты думала, что тебе не придётся платить за все деньги и шмотки?! — он говорил, причиняя ей боль. — Или, может, ты думала, что я просто смирюсь с тем, что ты выбрала Джастина? Все его выбирают. А тут подвернулась такая возможность: трахать тебя, даря тебе за это пустые тряпки и бумажки, причём Форбс даже догадываться об этом не будет. Ха, — насмешка срывалась с его губ, а каждое сказанное слово болью врезалось Мур в сердце.
Глаза наполнились слезами, когда Айзек разорвал тоненькую майку, тем самым открыв её грудь. Он жёстко начал массировать её округлости. Бедная пыталась оттолкнуть его всеми силами. Но понимала, что всё бесполезно… что всё закончится точно так же, как и в ту ночь.
Слёзы уже покатились по щекам. Всхлипывания срывались с её губ, которые Айзек целовал, когда прерывался от её шеи. Вейн начал тащить её в спальню. Скинув чемоданы и всю одежду с кровати, он кинул на неё девушку, сразу нависнув над бедной и руками сжав её запястья над её головой. Устами он припал к её грудям.
— Нет... Пожалуйста…— шептала она, плача.
— Нет, дорогая. Нет. Я не сделаю тебе больно. Только приятно, — он произносил слова так, словно она была его девушкой, которую он хочет ублажить, а не та, которую он собирается изнасиловать.
— Я не хочу! — закричала бедная в надежде, что тот поймёт свою ошибку и остановится. Но Вейн продолжал своими грязными ручонками трогать её во всех заветных местах.
— Либо ты успокоишься, и я сделаю тебе приятно, либо свяжу тебя, закладу в рот кляп и отымею грязно, жестко, без прелюдий.
Грозный взгляд выдавал правдивость его слов. Но Вивиан не из тех, кого напугает боль.
Или из тех?

— Уберись, грязный ублюдок! — она пальцами вцепилась в его лицо.
— Значит, хочешь жестко? — он усмехнулся. Злость овладела его рассудком.
Оторвав от своей сорочки клаптик ткани, им он связал девушке руки и, продолжая сдавливать её запястья своей большой ладоней, он расправился с остатком одежды. Перевернул Вивиан на живот, тем самым положив её в неудобную позу. Поскольку руки у неё от такого положения болели, ей пришлось приподнять бедра, став таким образом на четвереньки. Айзек, схватив бедную светловолосую Мур за волосы и потянув на себя, резко вошёл в неё, заставив почувствовать ужасную боль. Толчки были резкими и глубокими. Боль была в сто раз сильнее, чем в ту ночь, когда Джастин лишил девственности Вивиан. Вейн не думал о том, что причиняет ужасную боль, он думал, это ещё слабо, поэтому начал ещё сильнее, ещё резче, ещё интенсивнее, ещё больнее входить в неё.
Вивиан рыдала, плакала, закусывала губы до крови.
— Прошу, пре-екрати, — вместе со стонами от боли умоляла девушка. — Айзе-ек!
Но парень не слышал. Лишь грязные слова вырывались с его рта:
— Шлюха! Ты моя личная шлюха. От сегодня и навсегда! Ты — мой раб. Я — твой Хозяин. Если ты.. если ты не повинуешься, я доведу тебя до такого оргазма, полученного от боли, при котором наступает смерть. Ты полюбишь боль, детка. Теперь это будет твой завтрак, твой обед и твой ужин! — с рычанием, запыхавшись, проговорил он.
— Вейн, пожалуйста… прошу.. остановись... А-а, Господи! — взвыла она от боли и закусила, что есть силы, свою левую руку.
— Нет. Ты слишком умная, захочешь меня одурачить, — он остановился. Вивиан чувствовала, как всё невероятно болит и как ломит тело. Горячие слёзы катились по её щекам, а всхлипыванья словно оглушили бедняжку. — Думаешь, я не знаю, что это ты сняла деньги и хотела бежать? Всё я знаю. Всё!
— Прости… Айзек, пожалуйста, не делай больше так больно. Прошу…— шептала она. — Я сделаю всё, что хочешь. Клянусь. Я не сбегу, отдам тебе все деньги. Мне ничего не нужно. Я уже устала от боли. Устала…— сорванным голосом хрипела девушка, продолжая плакать.
— И я устал. Устал, что всегда Джастин лучше, несмотря на все его ужасные деяния, из которых вытаскивал его я и только я! Он не раз причинял боль таким, как ты. И их просьбы никогда не останавливали его. Даже в ту ночь. Ведь я уверен, ты тогда тоже так плакала. Тогда потерпела, и сейчас вытерпишь.
И тут же он снова начал вдалбливаться в юное тело. Жгучая боль разрывала тельце. Там, между бёдрами, всё пылало и жгло от боли.
Ещё несколько минут такого мучительного процесса, как вдруг Вивиан обнаруживает, что ей становится, несмотря на боль, приятно. Она своими пальчиками схватывается за простыню и закусывает губу, сдерживая стоны и начиная мычать от удовольствия. Её тело уже само подавалось навстречу парню, который своими грязными лапами сдавливал ей бёдра, периодически шлёпая со всей силы по ягодицам.
— А-а-а… Ах.. ах.. ах…— периодически вырывалось из рта Мур, которая от блаженства закатывала глаза наверх.

«Что это со мной? Почему я не контролирую себя и своё тело? Почему я отвечаю ему на его грубость желанием? Почему на это ужасное деяние… на это сладостное мучение я не соглашалась раньше? О Боже, Вивиан, о чём ты думаешь? О том, что… о Боже!» — мысли Вивиан затмились похотью и желанием.

— О, Айзек. Прошу, — она начала двигать бёдрами быстрее. — Прошу…— просила она.
Довольно ухмыльнувшись, он отпустил её запястья и остановился, оставив свой фаллос внутри неё. Девушка, устроившись поудобней и расставив руки в стороны, начала двигать бедрами. Айзек ничего не делал, он, довольный от ситуации, лишь усмехался, созерцая свою победу и наслаждаясь ею.
— Вейн.. помоги.., — прохрипела девушка, тут же залившись румянцем. Ей было стыдно, но тело требовало такой желаемой в этот момент разрядки.
Айзек схватил Мур за волосы и начал двигаться в ней. Сначала медленно вытягивал свой член, потом медленно засовывал его обратно. Несколько таких мучительных движений, и парень начинает набирать темп. По чуть-чуть, не спеша. Теперь он знал — она в его власти.
Прошло всего несколько минут, а девушка, выкрикнув имя, получает свою феерическую, но такую долгожданную разрядку.
Тут же, под стоны Вивиан, слышится хриплый осевший голос, а горячая струя чего-то тёплого наполняет светловолосую изнутри.
Обессилевшая девушка падает на мягкую постель, а рядом с ней заваливается и парень. Запыхавшаяся парочка еле-еле дышит.

. . .

— Почему ты это сделал? — Вивиан, осознав, что она только что сама просила, чтобы Вейн продолжил своё дело, начала плакать. Но парень даже не заметил, что слезы текли по её щекам, так как она лежала к нему спиной.
— А почему ты продолжила? — сорвался смешок со рта темноволосого, который бережно накрывал в это время девушку покрывалом.
— Я не знаю…— всхлипнула она.
— Вивиан…— он положил свою руку на её плечо, услышав её всхлип, но она ссутулилась, давая этим жестом понять, что ей неприятны его касания. — Вивиан, прости, что силой взял тебя, — тихо проговорил он.

«Что мне твои извинения? ЧТО?! Я ужасная… Я — ШЛЮХА! Мне нет прощения. Теперь моя душонка сгниет заживо, совесть её растерзает. Или же я сама себя растерзаю. Мысленно или же ножом. На куски…» — думала она, продолжая плакать, снова закусив уже окровавленную губу.

— Но я уже не буду прежним парнем. Нет. И всё будет так, как я уже говорил: утро, день и вечер. И я предупреждаю, чтобы потом не плакала мне: либо ты будешь содействовать со мной, либо я буду брать тебя силой.

Она почувствовала, что кровать выпрямилась. Это свидетельствовало, что парень встал с перины.
— Я в ванную, приму душ. Ты перебери постель, но не смей одеваться пока что. Я тебя вымою и сам одену, — прозвучал низкий голос, а затем хлопок двери.
Плача в белоснежную подушку, светловолосая даже не собиралась вставать, но услышав, что из ванной комнаты донёсся какой-то шум, подпрыгнула с кровати в страхе, что сейчас Вейн побьёт её. Ожидать от него можно чего угодно. Теперь она рисковать не будет. Она его боится.
Встав, она начала стягивать с кровати постельное бельё. Голая, заплаканная, опухшая от слёз, она стояла и стаскивала чёртово бельё, проклиная весь мир, а в первую очередь себя.
Ей было неловко и неудобно. Хоть была в помещении она одна, расхаживать голой было ей неприятно. Прикрывшись одеяльцем, запачканным её слезами и потом, она села на край кровати, тяжело вздыхая.

«И за что мне такая участь? Я заслужила это всё? Боже, если ты и вправду существуешь, дай мне знак: что я сделала такого, что сейчас расплачиваюсь болями и мучениями? Для чего ты оставил меня в живых, не забрал, как папу и маму? Разве они заслужили на смерть? Если я совершила что-то такое ужасное, то следовало забрать меня, а не их. Меня… И они были бы живи, и я не мучилась бы от того, что жизнь пошла под откос. Лучше бы я была зубрилой и в ряду самых отстойных учеников школы, чем сейчас здесь и с ним, а не с Джастином. Джастин… Боже, где он?! Ох… Я такая глупая… Самая глупая девушка! Самая большая эгоистка! Боже, если ты… Да, ты прости меня, что я так резко меняю свои решения, но… я хочу попросить у тебя только одно единственное, только одну вещь. Пожалуйста, пусть с Джастином всё будет хорошо, пусть он будет счастлив. Если для этого нужно жертву, я готова. Можешь мучить меня всю жизнь. Главное, чтобы он был счастлив. Главное для меня в этом мире — он. Только пожалуйста… Прошу…» — девушка, сидя с закрытыми глазами и сложенными вместе руками, обращалась к Господу. Она надеялась, что он её услышит. Нет! Она знала, что он уже услышал, так как, как рассказывала ей мать, Бог слышит тогда, когда ты говоришь искренне и от сердца.

— Боже, пожалуйста, я прошу… Мам, пап, помогите ему. Помогите. Ради меня… А я итак выживу. А я всё выдержу, — шепнув, девушка прикрыла глаза. Горячая слезинка скатилась по щёчке, которую девушка тут же вытерла хрупкой ручкой.
Скрипнула дверь. В комнате тут же появился темноволосый парень, глаза которого излучали недобрые намеренья.
— Пошли, — кивнул головой весь мокрый, оставляющий после себя небольшие лужицы обнажённый Вейн.
Вдох в лёгкие.
— Прошу…— пошевелила губами белокурая девушка, поднимаясь с постели.
Как только одеяльце, в котором она была укутана, упало на землю, а девушка, обойдя парня, вошла в ванную комнату, захлопнулась дверь, в промежутке которой только и успела мелькнуть надменная улыбка темноволосого Айзека.

                * * *

Душат дни. Душит этот город. Душит эта реальность. Просто душит.

Да, конечно, у каждого свой срок, но… он тухнет сейчас, когда не время. Он тухнет на глазах. Он вянет, лёжа на полу, и, лёжа, будучи пьяным, плачет, обнимая холодную бутылку виски и выкрикивая в порыве боли её сладкое имя.
Он просыпается и со всей силы вопит. Говорят, мужчины не плачут. Нет. Сильные не боятся своих чувств. Но он уже словно параноик… Он боится жить. Он не боится чувств, всего лишь этой жизни. Он не верит, что всё исчезло, что всё так, будто ничего и не было.

Джастин лежал на полу. Его тело совсем потеряло былую форму. Цвет кожи бледный, взгляд потух, совсем вялый, пропала та искорка, а под глазами синяки от недосыпа. Он будто бы сел в подвал или тюрягу! Он не похож на себя. Да, он обещал, что будет держаться до весны. Ему трудно. Мириться он не может. У него не получается принять чёртову реальность. У него совсем не осталось сил… Но он продержится.
Наверно…

Звонок в дверь. Впервые за несколько дней кто-то о нём вспомнил. Наверно, это администрация отеля.
Он встал, шмыгнув носом, подошёл к своей куртке, неаккуратно повешенной на крючок, достал деньги и, открыв дверь, протянул руку с бумажками вперёд.
— Продлите на месяц, — еле-еле выдавил он из своего горла, в котором всё ещё стоял ком, а затем почувствовал, как он, этот чертовый комок боли, начал нарастать, начал душить его ещё сильнее.
Впереди светловолосого стоял опрятный мужчина в дорогом костюме.
— Сын…— шепотом произнёс тот.
— Пап…— прошептал кареглазый. Слеза скатилась по его бледной щеке. Вытерев её рукавом, он сделал шаг назад, тем самым пропуская отца внутрь.
Мужчина сделал шаг вперёд, приблизившись к сыну. Запах перегара ударил ему в нос так, что он аж пошатнулся.
— Боже, что ты с собой сделал? — ужас читался на лице мистера Блумберга.
— Это неважно, — сухо отрезал Джастин, закрыв за родителем дверь. — Что тебе нужно?
— Ну, вообще-то ты на работе не появляешься уже больше недели, вот я и решил узнать в чём, собственно, дело. Но, я вижу, ты совсем уже разошёлся, — злость начинала кипеть внутри этого мужчины.
— Отец, если хочешь, уволь меня. Мне плевать, — поставив бутылку на стол, Форбс обошёл отца и направился в комнату, с которой несколько минут назад вышел. — Если это всё, можешь уходить, — не оборачиваясь, произнёс он.
— Джастин... — Блумберг подошёл к сыну и схватил его за локоть. — Ты такой не был, даже когда умерла Мэри. Что случилось? — с заботой нежным голосом произнёс мужчина.
Джастин стоял. Заговорить, повернуться к отцу и всё объяснить у него не было сил. Он чувствовал, что как только затронет эту тему, то расплачется, словно девочка. Он стоял, сжав со всей силы зубы и зажмурив глаза в надежде, что ком заберётся с его горла, а слёзы, подступившие к глазам, высохнут, исчезнут, словно их и не было.
Но не тут-то было.

— Сын, расскажи мне. Я же твой отец, я пойму тебя. Джастин, что у тебя произошло? — Блумберг боялся ранить своего сына, так как понимал, что случилось что-то очень важное и серьёзное.
— Пап! — резким движением Форбс повернулся к отцу лицом и тут же обнял его. С глаз сорвались несколько слезинок, но парень тут же остановил их. — Пап, я любил её… Я люблю её! А она.. она ушла, пап. Он забрал её, — теперь сдержать боль он был не в силах.
— Неужели ты впал в депрессию из-за того, что тебя бросила девушка? Я, конечно, понял, что с Вейном у вас произошли тёрки из-за девушки, но… из-за этого у тебя такое состояние или же я ошибся? — спросил отец, похлопав сына по плечах.
— Ты не понимаешь, — отрицательно помахал головой Форбс. — Пап, она умерла, — он смотрел родителю в глаза в то время, как с его собственных ручьём текли слёзы.
— Бог мой! — отец прижал к себе со всей силы Джастина, даря ему своё сочувствие и понимание.

— Отец, я так её люблю! — прохрипел Джастин. — В первый раз, когда она еле-еле не умерла, я думал, что сойду с ума, я был готов отдать свою жизнь Богу, но она выжила, и у меня снова появился смысл жизни, а сейчас… сейчас она и вправду мертва, отец. Я не могу. Мне тяжело. Отец... Пап, я в чёртовой пропасти! Это и есть мой конец? Мне остаётся лишь умереть, утопиться, задохнуться в пучине боли и темнеющей гнили ужасных глаз Дьявольских, что снятся мне в ночных кошмарах? Неужели именно так? Неужели то светлое чувство, что было внутри, превращается в гнилую жижу, прожирающую мою жизнь, моё тело и мою сущность насквозь? Это дно станет моим концом, пап? — плакал он.
— Я вытяну тебя из этой глубокой ямы! Джастин, тебе сколько лет? А ну, крепись! — мужчина взял сына за его крепкие плечи. — Успокойся! Не плачь. Я знаю, больно. Ты знаешь, я любил и люблю твою маму. Я не прошу смириться с её потерей, ты никогда не смиришься с тем, что она умерла, но ты должен жить. Ради неё. Ты должен пообещать мне.. нет! Ты должен ЕЙ пообещать, что будешь жить!
— Я пообещал уже, поэтому до сих пор жив, — парень, словно отуманенный, провел ладонью по лицу. Он чувствовал, что ему ужасно плохо.
— Джастин, тогда живи! Сейчас ты лишь существуешь, а ты должен жить.
Парень пошатнулся, сделав несколько шагов назад и схватившись за голову.
— Джастин? — спросил мужчина. — Джастин! — крикнул он, тут же подорвавшись с места и подскочив к упавшему на землю Форбсу.

                * * *

— Его организм истощён. Это вызвано голодовкой и алкоголем, а также чем-то на психологическом уровне. Думаю… Вы, конечно, простите, но я думаю, вам лучше показать его психиатру.
— Думаете, это поможет? У него умерла любимая девушка, поэтому он сейчас... эм-м… скажем так, не в том состоянии, что всегда, — шептал мистер Блумберг, потирая в это время ладонью свою щеку, покрытую небольшой щетиной.
— Тогда тем более нужно. Это всё, видимо, и вызвано этим происшествием. Психиатр точно ему поможет, — кивнул врач, но Блумберг задумался.
Он вспомнил, что, когда потерял свою жену, помочь ему психологи и психиатры никак не могли, он сам вышел с этого ужасного состояния, хоть и не полностью.
Поэтому мистер Блумберг решил: он попробует метод психиатра, но если это не даст никаких результатов, сам возьмется за сына.


— Джас, ты как? — мужчина вошёл в палату, которую выделили его сыну.
— Нормально, — сухо ответил тот, даже не взглянув на своего предка.
— Что, думаешь о ней?
— Да. Знаешь, я представлял, что буду просыпаться вместе с ней по утрам. Я хотел обнимать её, не отпускать от себя больше никогда. Но мы тогда повздорили. В тот вечер. Тогда, когда я приехал к тебе. Она умерла после этого. Я не успел сказать, что не хочу её потерять. А теперь… Теперь я знаю, она не ляжет больше со мной никогда, и что, если я потрогаю её половину постели, точнее ту, которая должна была быть её половиной, там будет холодно. Я знаю... знаю, что её не вернуть.
— Джастин, то же самое я чувствовал, когда распрощался с твоей матерью. Поэтому понимаю тебя. Джас, — он взял руку сына в свою, — ты должен знать, я всегда рядом и всегда тебя поддержу, несмотря ни на что. Знаю, поздно для отцовской любви и заботы, но… дай мне шанс.
— Хорошо, — парень посмотрел на своего отца, — я даю тебе его.
                *     *    *    *

                Несколько месяцев спустя. Новогодний вечер


                * * *

— Тебе не кажется, что время уже искать девушку? Тебе пора развеяться, сын, — мистер Блумберг, подойдя к своему сыну, положил свою руку на его плечо. Джастин сидел в кресле. В камине, стоящем напротив него, пыхтел огонь, согревающий Форбса своим теплом.
— Пап, мне казалось, мы уже обсудили эту тему.
— Джастин, я не думаю, что она бы хотела для тебя плохого. Давай уедем с этого города, мм?
— Пап, — вздохнул тяжело светловолосый, — я не уеду отсюда. Она хотела жить здесь, а значит, пребывая здесь, я ближе к ней.
— Это неправильно, — отрицательно помахал головой мужчина, отойдя от сына и направившись налить себе спиртного напитка.
— А что правильно? Дальше гнить на этой работе в чёртовом городе, в котором я причинил ей столько боли, в котором я убил её?
— Что?! — поперхнулся мистер Блумберг. — Ты что?
— Отец, я виновен в том, что произошло с её семьёй и ней самой. Поскольку я уже в порядке, благодаря тебе, я отомщу Фрэду.
— Джастин, я не думаю, что это хорошая идея. Я не собираюсь больше отмазывать тебя от тюрьмы.
— Не придётся. Я сделаю всё так, что никто и не узнает ничего. Он просто исчезнет. Без следа, — Бибер младший ухмыльнулся, представляя картину сжигания этого чёртового нигера.
— Тогда я даже помогу тебе, — спокойно ответил Блумберг. Джастин повернул ошарашенно голову к отцу:
— Мне не послышалось?
— Нет, сын. С Новым Годом, — он протянул светловолосому бокал с виски.
— Да, с Новым Годом. Кажется, этот год будет удачен.
— Да! — поддержал сына отец.
— Жаль только до весны…— тихо прошептал Форбс.
— Ты что-то сказал? — поднял свои глаза мистер Бибер после того, как осушил свой бокал.
Стук в дверь.
— Мистер Блумберг и мистер Форбс, прошу вас к столу, уже всё готово, — улыбнулась только что вошедшая горничная.

                * * *

Холодная комната, в которой нависло напряжение, таила в себе ужасные секреты, ужасную боль и ужасные мучения. Стол, накрытый белой скатертью и заполненный разными блюдами, стоял посреди этой угнетающей комнаты. Двое людей, сидящих порознь друг от друга, молча кушали еду.
— Тебе не кажется, что ты уже не та самая Вивиан? — стальной голос, выражающий злость, разрезал тишину. От грубого тона девушка испугалась и выронила вилку с рук. Та упала на кафель, издав неприятный звук.
Вивиан подняла свою грязную вилку и, сглотнув, отложила её в сторону. Заметив, что руки её дрожат, она быстро спрятала их под стол, потупив свой взгляд в пол.
— Я с тобой разговариваю! Смотри мне в глаза!
Вздрогнув, девушка быстро подняла свои веки, устремив свой взгляд в карие глаза.
— Я хочу не эту серую мышку Эмили Коперфилд, а Вивиан Мур. Тебе понятно?
— Вивиан Мур умерла. Её нет! — она встала из-за стола, ударив ладонями по дубовому столу. Минутный порыв эмоций был не кстати. Увидев неодобрение в глазах Айзека, который тут же встал с места и начал направляться к ней, сжимая свои кулаки, Вивиан поёжилась. Она знала, сейчас он снова в очередной раз побьёт её.
Зажмурившись, когда парень поднял руку в воздух, она прикрыла лицо ладонями, заплакав.

«Что я делаю, чёрт возьми? И это я, Айзек Вейн? Нет. Это не я. Зачем я это делаю?» — думал темноволосый.

— Ты мне надоела уже. С Новым годом, Эмили, — фыркнул он, выплюнув это имя со своего рта, развернулся и, прихватив своё пальто, вышел с отельного номера, хлопнув дверями.
— Боже, надеюсь, эти мучения не зря…— лишь прошептала малышка, продолжив заливаться слезами.

                **********

        "Эта весна дождями плевалась, Медленно их двоих в себе растворяя"

Эта весна дождями плевалась, совсем позабыв о том, что должна согревать лучами солнца жителей планеты. Все продолжали жить, заботясь о себе и своих проблемах, и только двое беспокоились, думали друг о друге.
Джастин Форбс — знаменитый и известный бизнесмен, самый желаемый мужчина. Женщины валяются у его ног толпами, а он продолжает любить одну единственную, не позволяя ни одной из этих шлюх даже лечь с ним в постель. Пока что ещё не наступил тот час, когда он будет готов целовать другую. Точнее, он вообще не наступит. Уже совсем скоро Форбс покончит со всем этим.

— Так почему же в вашей жизни нет девушки? Разве вы считаете, что никто вас недостоин? — настойчивый журналист, сидящий напротив Джастина, одетого в классический чёрный, но до ужаса дорогой костюм, уже начинал выводить Форбса из себя.
— Я уже говорил вам за сегодняшний вечер это несколько десятков раз: личная жизнь останется личной, — он облизнул кончиком языка свои сухие губы, а затем потянулся за стаканом, наполненным простой водой.
— Но девушкам Нью-Йорка интересна ваша личная жизнь, каждая мечтает хотя бы выпить с вами по чашке кофе, не говоря уже и о замужестве. Скажите хотя бы причину того, почему всё так сложно, почему в вашем сердце не находится места для девушек?
— Если вы намекаете на то, что я гей, то вы ошибаетесь. Дело в том, что моё сердце занято.
— То есть, у вас уже есть спутница жизни?
Джастин занервничал. Потерев свои ладони и вздохнув, он ответил:
— Была, — тихо промолвил он.
— Она… она умерла? — замешкавшись, спросил молодой журналист.
— Думаю, на этом мы закончим интервью. У меня сейчас должно быть собеседование. До свидания, — Джастин встал со стула и протянул над большим рабочим столом, стоящем почти что по середине кабинета, свою руку. Молодой парень, сидящий напротив светловолосого, кивнув головой, пожал руку бизнесмена.
Будучи возле уже приоткрытых дверей, тот повернулся и сказал:
— Я сожалею и понимаю, у меня тоже умерла любимая. Моя жена, — тот, соболезнуя, кинул понимающий взгляд на бизнесмена-одногодку.
— Мне жаль…— прошептал Форбс.
— Что же, время вспять не воротишь, — журналист слегка улыбнулся. — До свидания, мистер Форбс, — парень скрылся за высокими дверями.
— Ах, Вивиан, — тяжело вздохнул Джастин, завалившись в рабочее кресло и потянувшись рукой к фоторамке, где была изображена улыбающаяся Вивиан Мур. Он имеет её, кстати говоря, только по тому, что совсем недавно отправился в тот старый город, а точнее пошёл в дом семьи Мур, который он выкупил. Там внутри было всё, как оставили прежние владельцы. На могилу пойти он так и не решился, его еле хватило на то, чтобы пойти к тому месту, где она умерла.

— Мистер Форбс, приехал ваш отец. Вы примите его в своём кабинете или пройдёте в зал для переговоров? — заговорил аппарат голосом секретарши.
— В зале переговоров, он здесь по делу. Передайте, Карина, что я сейчас буду, — после нажатия кнопки ответил Джастин своей работнице. Затем, поправив свой галстук и пиджак, направился на встречу.

                * * *

В Лондоне было сыро и холодно. Именно в этот день солнце решило спрятаться за тучами, тем самым давая какой-то знак, предвещая что-то плохое. А может хорошее?

Вивиан стояла у окна, обняв руками себя за плечи, тем самым пытаясь унять дрожь в теле. Нет, ей не было холодно. Вытерев аккуратно пальчиками слезинки, спускающиеся по щекам, она глубоко вдохнула, тем самым возвращаясь в обычное состояние. Она уже привыкла, уже научилась останавливать слёзы, научилась сдерживать себя и свои порывы слабости. Хотя… она всегда слаба.
Только что она увидела, как остановилась машина Вейна, который тут же вышел из чёрного транспорта.
Подойдя к чайнику, она нажала на кнопку, тем самым заставив прибор варить воду, что была предварительно в него налита. Быстро достав кружку со шкафчика и пакетик чая с картонной коробочки, девушка заварила себе чай. Как только она успела сесть за стол, резко распахнулась дверь, а в комнату вошёл то ли разъярённый, то ли заплаканный Айзек. Она подскочила с места, подбежав к нему и подхватив его сырое от влажности пальто.
— Я...Чёртов… Грёбаный…— шипел темноволосый, но, посмотрев на белокурую девушку, вдруг запнулся. — Какой же я идиот, — вздохнул он полной грудью, устало закатив глаза, а затем, обняв Вивиан, зарылся носом в её шикарные волосы. — Вивиан…
— Айзек? Ты в порядке? Тебе плохо? — заботливо прошептала она, обхватив руками его талию и начав тащить его в сторону спальни. Она, было, подумала, что он пьян.
— Я… Вивиан, подожди, постой! — запротестовал парень, сегодня впервые назвавший эту девушку, стоящую впереди него, её настоящим именем. — Я… Я не должен был, — отрицательно помахал он головой и облизнул кончиком языка пересохшие губы. — Мне не следовало…
— О чём ты говоришь? Я не понимаю…— Мур напряглась.
— Вивиан, — парень упал на колени, — прости меня за всю боль, за всё, что я тебе сделал, за всё, что причинил, что заставил делать. Я отпускаю тебя к нему. Ты нужна ему. Иначе он умрёт, а этому случиться я не позволю, — он держал её за руку и смотрел ей в глаза.
Слёзы накатили ей на глаза, но она сумела усмирить чувства.
— Я не понимаю, о чём идёт речь, — она отвернулась, вытянув свою кисть из рук парня. Подойдя к окну, она обняла руками себя за плечи. — Вивиан мертва, жива только Эмили Коперфилд, — с ненавистью произнесла она.
— Может я тебя и похоронил, может и ты себя похоронила, но он не смог. Не смог похоронить, не смог принять то, что ты умерла! Ты должна спасти его. ДОЛЖНА! Иначе он умрёт, и придётся тебе похоронить и его тоже, а не только себя, — лишь сказал Вейн. Затем, положив какую-то бумагу на стол, направился к дверям. — Прочти, а потом можешь брать с собой что угодно, можешь взять сколько угодно денег, можешь уехать и никогда не возвращаться, — тихо произнеся эти слова, Айзек вышел с номера и почти что беззвучно затворил двери.
Вивиан подошла к столу и дрожащей рукой потянулась за бумажкой, на которой было что-то написано. Что-то большое и, по всей видимости, проникновенное, чуткое и такое… такое важное. В особенности для неё.
Первые строчки ранили, заставили защипать глаза, а потом… потом, как бы Мур не пыталась, сдержать слёзы и эмоции, чувства и переживания, боль и страх было уже невозможно.
                *            *            *            *

                ПИСЬМО


Я не знаю с чего именно нужно начинать своё письмо, поэтому просто скажу «Привет» и перейду к главному.
Айзек, ты всегда был моим лучшим другом, всегда меня поддерживал, вытаскивал из передряг, но сейчас… не знаю, что с нами случилось, куда делась наша дружба. Мне казалось когда-то, что мы будем неразлучны, но одно событие… Нет, точнее сказать — одна девушка изменила наши жизни и нас самих. Вивиан — самый светлый лучик света, который пробудил в нас наши настоящие сущности, который научил нас любить, который живёт в наших сердцах. Вейн, ты знаешь, а ведь я не могу смириться до сих пор с тем, что произошло… Мне кажется, что она где-то совсем рядом, но где-то далеко. Чёрт, глупые мысли, но… Ты знаешь? Я чувствую, что она жива, я словно знаю это. Сердце убеждено, что она жива, но, несмотря на это чувство, на чувство, подсказывающее, что Вивиан Мур меня не оставила, что она где-то здесь, я ощущаю, что она далеко. Её нет поблизости. Да, мои догадки были верны. Я боялся, что не буду чувствовать её присутствия. В смысле, присутствия её души. Но, увы, я и вправду не чувствую. Опасения стали реальностью. Значит, она совсем не любила меня, ведь говорят, что после смерти душа человека всегда находится рядом с тем, кого любила при жизни. Увы, я не был её любовью. Увы, я не чувствую её присутствия. Но знаешь, хочу сказать тебе кое-что. Пускай это будет глупо, пускай будет противоречить вышесказанному, но я должен сказать всё, что чувствую, ведь жить мне осталось недолго. Да, я собираюсь умереть, поэтому хочу рассказать тебе всё; хочу, чтобы ты знал, что я чувствую, ведь без неё я не могу. Другие люди от счастья умирают, а я от тоски продолжаю жить. Но уже недолго осталось... Недолго.
Не могу поверить, что она умерла. Не могу поверить, что это произошло, не могу смириться с мыслью, что всё, что я чувствовал и чувствую, — это ничто иное, как любовь к девушке, которая... которая умерла? Нет, она не умерла. Я это знаю, чёрт возьми! Айзек, ведь ты тоже её любишь, ты должен меня понимать! Ты должен! Эти противоречивые вещи мне кажутся самыми верными, самыми реальными. Они кажутся реальнее всего того, что я вижу и к чему могу прикоснуться. А разум мне твердит, что она похоронена, что её нет среди живых, но... но почему тогда это чувство живёт во мне?! Не знаю. Возможно, есть какие-то основания для существования этих мыслей и чувств.
Так вот, я… Чёрт, для тебя это прозвучит нелепо. Ты, возможно, подумаешь, что я сошёл с ума, но иногда, сидя в кресле перед камином или пребывая в своём кабинете, или будучи за рулём, я словно ощущаю кожей ЕЁ. Нет, это не то, чтобы касания призрака, совсем нет. Скорее всего, это… Когда такое происходит, у меня в голове пробегает мысль о том, что Вивиан, будучи где-то далеко, но будучи живой, думает обо мне, мечтает прикоснуться, а из-за сильной связи между нами я и чувствую эти прикосновения её мыслей. Глупо? Весьма вероятно, но я так не думаю.
Да, пускай я сумасшедший, пускай шизофреник. Пускай. Мне плевать на то, что ты сейчас подумаешь обо мне или кто-либо другой когда-либо.
Я люблю её. Я не могу без неё. Жизнь превращалась в пустое существование день изо дня, а в конце концов стала не просто существованием, а ничем. Да, моя жизнь без Вивиан — это ничто. А от мысли, что её никогда не будет со мной, что у нас было всего несколько дней, а не вся жизнь на то, чтобы быть вдвоём, мне сразу хочется разорвать себя руками, убить, растерзать, задушить. Мне хочется умереть, лишь бы быть с нею. И… ты знаешь? Я готов. Готов попрощаться с тобой, отцом и уйти.
Тебя интересует, зачем я вообще тебе пишу всё это? Так вот, я просто хочу поблагодарить тебя за всё, попросить прощение за то, что всегда был ублюдком, и просто попрощаться.
Спасибо тебе за всё, Айзек Вейн, а также спасибо Вивиан Мур за то, что принесла мне много счастья за те несколько дней, за те немногие мгновения, когда отвечала взаимностью, когда была жива...
Айс, последняя просьба перед смертью: после прочтения, отдай это письмо Вивиан. То есть, отнеси его к ней на могилу и попроси за меня прощение, так как я так и не решился пойти вновь навестить её.
И передай ей, что я её безумно люблю….

На этом хочу закончить своё письмо такими словами: умру я ровно через двадцать четыре часа после получения тобой этого письма в том самом городе, где Вивиан мечтала жить. Чтобы не было лишних расследований, труп, который найдут неподалеку главного моста, — это я.
Впрочем, неважно.
Удачи.


От Джастина Форбса.
 
   
        *        *        *        *        *        *        *       *


— Боже…— придерживая рот ладошкой и захлёбываясь слезами, прошептала девушка. — Боже, — она подняла свои глаза наверх, обращаясь к Богу, — всё, что я у Тебя просила, это сделать его счастливым. Тогда почему я должна была терпеть всё это? Где же счастье? Где же счастливый Джастин? Где мой Джастин? Я больше не верю в Тебя. Не верю. Ты забираешь у меня всё. Ты забрал у меня семью и счастье, а сейчас хочешь отобрать надежду. Говорят, надежда умирает последней. Кажется, Ты сделал именно так, но боль и одиночество останутся навеки, они не умирают. Я больше не верю в Тебя, Боже. Ты отвернулся не только от меня, а и от бедного парня. А он не заслужил такой участи… Не заслужил… — она упала на колени, уронив куда-то письмо.
И снова эта пожирающая боль. Снова она захлёстывает, поглощает это бедное существо в себя с головой. Полностью. Без остатков.
А ведь так нечестно...
Нечестно.

«Двадцать четыре часа» — промелькнуло в её голове.

— У меня есть максимум двадцать часов. Я должна успеть! — слёзы перестали литься с глаз белокурой девушки. Она подорвалась с места, захватив свою сумочку с документами, кредитные карты, заначку из сейфа Вейна и своё пальто. На лифт нет времени, поэтому Вивиан бежит по лестнице, перелетая несколько ступенек. Если она сделает неверный шаг, то свернёт себе шею, покатившись вниз по этой лестнице.

Останавливая жёлтые такси, которые даже не собирались останавливаться бедной девушке, у которой каждая минута была на счету, Мур уже думала плакать от безысходности. Как вдруг остановилась чёрная машина.
— Давай быстрее, — сквозь открытое окно виднелась голова темноволосого парня.
— Айс, спасибо, — мило улыбнувшись, она заскочила в салон машины. — Прошу, давай быстрее, — поспешила она на парня и положила свою руку на его кисть. Увидев напряжение во взгляде парня, она быстро убрала руку. Она никогда так не вела себя после того секса с Вейном.
— Мне нравится, когда ты Вивиан Мур, а не Эмили Коперфилд, — он улыбнулся, смотря на дорогу, и нажал на газ. — Чтобы быстрее добраться до места назначения, я срежу дорогу, поэтому пристегни ремень и держись покрепче, — только и сказал он, как начал набирать скорость, а затем сделал резкий поворот машиной, завернув на ближайшем повороте.
Адреналин стучал в висках и быстро распространялся по всему телу Вивиан вместе с кровью из-за бешенного сердцебиения девушки.

                * * *
— Ты уверен, что не хочешь улететь со мной к нему? — тихо спросила Мур.
— Да, уверен. Только ты должна запомнить. Мы не друзья. Ни с тобой, ни с Джастином. Я не ваш друг. Вы мне не нужны. Иди уже. Главное спаси его, — он был твёрд.
— Вейн, я знаю, ты не такой, ты тот, которым был вначале, — она чмокнула его в щёчку и быстро забежала внутрь самолёта.
Сейчас самое главное успеть. Она знает, где он; знает, куда идти. Остаётся лишь успеть.
Главное не опоздать.

                * * * *
Посадка самолёта. Осталось меньше двух часов. Девушка, словно ошпаренная, буквально вылетает из только что открывшихся дверей огромного транспорта. Она бежит со всех ног. Вся красная, запыхавшаяся, но уже промокшая насквозь из-за дождя, она останавливает такси.
— Плачу любые деньги, лишь езжайте, как можно быстрее, к центральному мосту, — она ткнула сто долларовую купюру водителю, а тот, улыбнувшись и что-то пробормотав, нажал на газ.
                * * *
Чёртовы пробки большого города.
Осталось всего двадцать минут.
— Нельзя как-то срезать путь? Я заплачу ещё столько же, сколько дала, только, пожалуйста, отвезите меня.
— Прости, дорогуша. Я бы с удовольствием, но другой ход только для пешеходов. В пробке простоим где-то два часа.
— Чёрт! А пешком… Как добраться пешком к мосту?
— Тут всего несколько кварталов нужно пройти. Пешком это займёт где-то двадцать пять минут.
— Может успею. Скажите, куда надо идти?
— Вот этой тропинкой. Завернёте налево, потом ещё раз налево, а потом просто прямиком.
— Спасибо большое, — ткнув двести долларов мужчине, девушка вышла с машины и побежала.

Сил уже нет, но она продолжает бежать.

«Только бы успеть... Только бы успеть… Джастин, прошу, дождись меня, дождись…» — мысленно молила Мур, но чувствовала, что вот-вот упадёт без сознания. Она безумно устала.

Вот. Она видит светловолосого парня, стоящего на мосту. Это он. Она его узнала.
Продолжает бежать. Она слишком далеко. Он не услышит крика её осевшего голоса.
Она бежит. Хочет переходить дорогу, но проезжает машина. Как только транспорт проезжает, она замечает, что Джастин перелезает через перегородку.
— Джастин!!! — кричит она со всего горла, перебегая в это время дорогу. — Джастин! — кричит она, плача. — Джаст…— её голос обрывается, когда она падает посреди дороги. Отдышка.
Всё словно в замедленной съёмке. Она видит, что на неё едет машина, поворачивает взгляд на Форбса, который смотрит прямо ей в глаза. Пуская слезу, зажмуривается со всех сил, когда сигналящая машина уже совсем близко, и выкрикивает последние слова: «Я люблю тебя!».
Ожидая столкновения с машиной, точнее свой гибели, девушка прижимается всем телом к мокрому асфальту. Но автомобиль остановился в нескольких сантиметрах от неё.
Тяжело дыша, она открывает свои веки и смотрит на ошарашенного парня, не способного произнести и слова. Какие-то люди подбегают к ней, кричат, что-то спрашивают, но она, словно в тумане, поднимается и идёт к нему.
Как же она давно мечтала об этом… Как же долго мучилась, желая снова увидеть эти глаза…
Он стоял, словно вкопанный. Мозг словно перестал работать.
Она тоже остановилась.
Они стоят и смотрят друг на друга.

— Вивиан? — шевелит он пересохшими губами.
— Джастин…— робко улыбнувшись, она пускает слезу.
Она бежит к нему. Вот. Вот наконец настал этот момент!
Она обнимает его со всех сил, прижимая к себе.
Вот оно, то самое, что ни на есть, счастье.


— Я сошёл с ума? — тихо шепчет парень, пальцы которого запутались в мокрых волосах заплаканной девушки, и прижимает холодное, но живое тело к себе ещё сильнее.
— Джастин, прости меня, прости, пожалуйста. Прошу, — она рыдала, крепко держась за его плечи.
— Я сошёл с ума или это и вправду ты, моя Вивиан? — опять-таки спрашивает он. — Или, быть может, я уже умер и попал в рай? — тихо шепчет он, а девушка всё пуще плачет.
— Джастин, ты не умер, ты жив. И я тоже жива. Уже снова живу. Посмотри мне в глаза, — холодными пальчиками она обхватила его бледные щёки. — Ты видишь? Я жива! Всё так сложно… Но я обещаю, я всё тебе объясню! Только не покидай меня, прошу. Джастин, ты мне нужен. Нужен, словно глоток воздуха. Нет, мне и воздух не нужен, жизнь не нужна, а ты да. Ты нужен мне. Нужен! — она плакала, захлёбывалась в своих слезах.
— Я… я не понимаю…— негодование читалось на лице у Форбса, глаза которого уже сверкали от слёз. — Если ты жива, то кто умер? Кто в могиле? Кого я оплакивал? — мышцы лица дёргались, словно в судорогах, от боли, бушующей внутри этого светловолосого парня, а руки его отодвинули от себя девушку сразу после следующих её слов:
— Айзек помог мне сбежать от…
— Замолчи! — закричал он, сжав челюсти.
— Джастин, прошу, дай объяснить…— она хотела сделать шаг вперёд, чтобы снова приблизиться к нему, но он, схватившись левой рукой за рот, да бы не взвыть от боли, выставил правую руку вперёд, тем самым останавливая белокурую Мур.
— Вы оба… Оба дурачили меня. Вейн знал… он знал… Знал и ничего не предпринял, даже не подумал о том, чтобы рассказать мне, что ты жива. Вы насладились сполна моими мучениями и лишь сейчас, когда я пожелал смерти, поняли, что пора остановиться? А если бы я не написал то письмо? Тогда я умер бы зря? — он отрицательно замахал головой, смотря на рыдающую девушку, кидая в неё краткие взгляды, наполненные отвращением и болью.
— Джастин…— она закусила костяшки пальцев, но парень продолжал двигаться назад.
— Уходи. Я не хочу тебя знать. Не хочу тебя больше видеть, — продолжив отрицательно махать головой, Джастин резко развернулся и пошагал прочь. Через минуту он скрылся за одним из огромных зданий.
Вивиан упала на колени. Снова начал литься дождь. Она и не заметила, когда он прекратился. Впрочем, сейчас это неважно. Неважен ни дождь, ни эти люди, считающие её сумасшедшей, ни чёртов Вейн. Джастин ушёл. Оставил её точно так же, как и она его. Оставил её наедине с болью. Отплатил той же монетой.

Боль поглотила её. Снова. Кажется, это будет продолжаться всю вечность. Бесконечно. Говорят, если привыкнуть к боли, ты уже не боишься её и не чувствуешь её. Но это неправда. Каждый раз боль болит по-новому. Каждый раз — ужасный, и она, боль, кажется ужаснее в миллионы и тысячи раз от предыдущих. Она лишь растёт, всё больше и больше жрёт твою сущность. И будет жрать вечно, пока ты не положишь конец мучениям — пока не покончишь с жизнью.