Изыскания

Во тьме подземелья на удивление душно: чадящие факелы, своим мерцающим светом озаряющие большую сводчатую залу, кажется, пожирают весь кислород. Но это только иллюзия – холодный сквозняк прошёлся по спине стоящего на коленях.
Ко многому привычный и терпеливый мужчина сохранял бесстрастное выражение лица, хотя боль была чудовищная – правая рука, зажатая в колодках, почти не ощущалась, но плечо, бок и почему-то район поясницы словно сковали огненные клещи. На какой-то миг ему показалось, что если бы можно было сменить позу, ему полегчало, но это всего лишь игра разума: никакого облегчения ему ждать не приходилось просто потому, что и никакой боли на самом деле не было. Он стоит на коленях последние пятнадцать минут, рука его, вытянутая и прочно захваченная специальными зажимами, покоится на «алтаре» науки – операционной поверхности странного агрегата, то и дело освещающего ее бесконтрольными вспышками ядовито-зеленых лучей. Его руке совсем не больно; коленям – тем, возможно, немного неудобно, но не руке. А болит в нем кое-что иное - то, что сейчас подвергается страшной процедуре изменения – модификации, призванной подготовить человека к последующим действиям жреца.
Жрец – высокий старик в длинном лиловом одеянии – стоит в сторонке и наблюдает за операцией через потертый монокль. Зеленые всполохи отражаются от стеклянной поверхности, и чудится, будто его левый глаз горит адским пламенем.

Проходит еще минут двадцать, и операция завершается. Свет меркнет, тихий гул, наполняющий помещение, сходит на нет, зажимы, удерживающие запястье и локоть подопытного, повинуясь нажатиям клавиш, легко открываются... Мужчина не меняет позы. Взгляд его пустых глаз направлен куда-то в другое измерение. Старик подходит к модифицированному. Длинный посох, отстукивающий его шаги по каменным плитам пола, направлен на человека. Легкий толчок в спину не приводит к ожидаемому результату. Второй толчок – уже посильней – заставляет его покачнуться. Не успевает посох взмыть в третий раз, как мужчина сам вдруг весь обмякает и падает на спину к ногам старика – глаза его по-прежнему ничего не выражают. Старик на удивление живо склоняется к упавшему и тут только замечает, что по темно-фиолетовой ткани его хакама расползается большое мокрое пятно.

Кумой-сама кривит обвислые губы и тянется к руке мужчины – правое предплечье того покрыто тонким узором свежеприобретенных шрамов. Они не кровоточат, а выглядят, словно застарелые рубцы, и на ощупь такие же шероховатые. Старик разгибается. Почти удалось. Вживление прошло успешно, но подвел выбор подопытного. Следующий раз надо брать кого-нибудь покрепче – мимоходом оглядывая лежащее тело, исследователь останавливается на пятне. Жаль, его почти жаль. Впрочем, в распоряжении клана Касумиодзи большие ресурсы. Объемные. И разнообразные.
Старик разворачивается и направляется к выходу из подземной залы. У самой двери в коридор пламя факелов дрожит особенно сильно; поток воздуха, впущенный выходящим, заставляет огонь ближайшего из них покачнуться и лизнуть холодный камень стены – поверхность ее на миг освещается чуть ярче, и становится заметно, что она покрыта каким-то еле видным рисунком. Он настолько вытерт, что практически невозможно понять – действительно ли это изображение или естественные неровности камня. И узор этих неровностей удивительно напоминает узор других неровностей – тех, что покрывают правое запястье остывающего на ледяном полу тела.