Х. А. М

   Аркадий Михайлович в кругу  знакомых пользовался дурной славой,  так как  был необычайно приставуч, обладал напористой занудливостью, да и все разговоры его отдавали неприятным душком. Но, ладно, коли, страсти бушевали бы только внутри него самого. Нет, такого он не допускал, ему обязательно надо было кому-то выплеснуть все свои  обиды и грязь, переполняющие и будоражащие его сознание. В своих откровениях он не отягощал себя соблюдением правил приличия,  его не тревожил стыд за смакование чрезмерных, порой, до неприличия пикантных подробностей, о которых даже на исповеди не говорят. Аркадию Михайловичу на все условности и правила было плевать, так как воспитание и образование прошли как-то мимо, лишь слегка коснувшись его сознания, а обида на жизнь и на всех окружающих поселилась в нём ещё в детстве. Кто уж тому виной сказать трудно, может, с генами по наследству передалось.

   Вот разговорится с кем-нибудь и уж постарается не отпускать человека до тех пор, пока не выговорится до конца, пока  не выльет на него ведро своих застоявшихся помоев. Он постоянно занимался всяческими разоблачениями,  поисками тайных смыслов, даже  в самых простых и понятных ситуациях. Доставалось от него всем без исключения, даже совершенно незнакомым, случайным людям. В  речь Аркадия Михайловича, порой,  невозможно было вставить даже слово, поток излияний всегда был непрерывен и опрокидывал собеседника, превращая его  в несчастную жертву.  После такой словесной атаки Аркадий Михайлович всегда чувствовал себя превосходно, очищенным, как после исповеди. Зато человеку, принявшему этот удар, было не по себе из-за ощущения испачканности и брезгливости от всех неожиданно свалившихся на него новостей.

   С утра Аркадий Михайлович  направился в поликлинику к стоматологу.
Перед кабинетом врача уже толпился народ и он, с пренебрежением  посмотрев на собравшихся, громко заявил:
   - У меня талон на 10.15.
   - Будете за мной, – заглядывая в свой талон, прошамкала пожилая женщина.
   - А у вас во сколько? –  не соглашаясь с таким простым утверждением, возбудился Аркадий Михайлович.
   - Вот привереда какой. Не верит ещё. Что я в свои годы обманывать буду?! – обводя всех тусклыми глазами, парировала женщина. – На, смотри.
   - Вот так и надо сказать. А то за мной, за мной. А почему я должен верить? – никак не мог уняться Аркадий Михайлович. В голове у него что-то заскрежетало, задвигалось от внезапно нахлынувшего раздражения.

   - Мужчина, а я, получается, буду за вами, – обратилась к нему миловидная шатенка лет тридцати пяти.
   - Не возражаю, – хмуро буркнул Аркадий Михайлович и сел рядом с этой женщиной. Хотелось на кого-то обрушить поток злобной  энергии.
   - Вы давно пришли? – незатейливым вопросом начал он свою атаку, адресуясь к соседке.
   - Да минут десять  как здесь.
   - А вы к терапевту или к хирургу?
   - Пока не знаю. Зуб болит.
   - Вот и я не знаю, чем дело с моим зубом кончится. Вас как зовут? Ага, Светлана Васильевна. А меня Аркадий Михайлович, – и вдруг неожиданно он от пустяшных, ничего не значащих фраз перешел к более агрессивному тону. - Ох, не люблю я этих  зубодёров.
   - А кто же их любит?
   - Ну, кто-то, наверное, любит.  Жёны, любовницы – мгновенно отреагировал Аркадий Михайлович.
   - Так они же их не за профессию любят, за что-то другое. А потом почему это у вас получается, что стоматологи только мужчины. А где мужья, любовники.
   - Да, что вы ерунду, чушь  какую-то порете?

   Светлана Васильевна удивленно вскинула брови – что за хамство?  Вот так, на ровном месте, ни с того, ни с сего. Она хотела обрезать этого наглого мужика, но он не дал ей такой возможности.
   
   - При чём тут мужчины, женщины. Они все одним миром мазаны, все сволочи. К ним только сядь в кресло, нахалтурят по-быстрому и адью. А то ещё и нарочно зуб какой рассверлят или выдерут.
   - А с вами такое было?
   - Какое?
   - Ну, чтобы зуб нарочно выдрали.
   - Упаси, Господь! Но я не застрахован. Да и вы тоже.
   - Ну, вы наговорили, ну застращали. А чего ж вы сюда явились, шли бы к платному стоматологу, там без очереди, с улыбкой и с музыкой обслуживают, да ещё и гарантию дают.
   - А кто обслуживает? Те же самые врачи, те же сволочи. Только и разница, что улыбаются.
   - Ну, вам не угодишь. И так плохо, и эдак, – язвительно вставила Светлана Васильевна.

   - А чего мне угождать, я правду говорю, потому что знаю. Вот я вам расскажу. В квартире напротив моей точно такой врач живет. Он, правда, не стоматолог, а гинеколог, да какая разница. Раньше замызганный, обшарпанный  ходил, пешочком с портфельчиком. А теперь на «Вольве» ездит, машины этот жулик меняет как перчатки.  Сначала у него наш «Жигуль» был, потом из-за границы припёр «Мерс», а вот теперь «Вольвой» обзавёлся. Думаете, мне завидно? Нет, мне эти машины ни к чему,  – Аркадий Михайлович придвинулся поближе к соседке, это должно было означать, что сейчас он сообщит что-то важное, имеющее исключительное значение.  - Он и по женской линии такой же меняла. Была у него Татьяна – красивая, порядочная женщина, работала в аптеке, правда, ноги у неё кривоватые были. Так он с ней развёлся и сразу бабы к нему толпой стали ходить. Наверное, он на дому в их гинекологии разбирался. Потом женился на  выдре какой-то, но профессия у неё модная – финансист, ну, считай, бухгалтерша. А зовут её, знаете как? Софья Андреевна. Я однажды в шутку сказал, что раз у него жена с таким именем, то теперь ему надо романы писать и бороду отращивать. А он, тупой, как молоток, даже не понял, что это шутка,  что я имею в виду Льва Толстого, у того жену-то так и  звали - Софья Андреевна. Так вы подумайте, этот  бабник необразованный просто послал меня матом. А ещё врач, интеллигент. Хамло. Да и Софка его, тоже подарок ещё тот. Намазанная всегда, волосы крашенные-перекрашенные – просто пакля, худющая, как палка, ничего женского в ней нет, не то, что вы, – топорным комплиментом закончил монолог разошедшийся сосед.

   Светлана Васильевна с удивлением слушала этот внезапно, ни с того, ни с сего возникший словесный поток, от которого её передёргивало и возникало ощущение брезгливости, хотелось встать и уйти от этого насилия. Но уходить было некуда, и она оставалась на месте. На память пришёл старый совет армянского радио: «Что надо делать, если вас насилуют? Расслабиться».

   «Да, пожалуй, именно расслабиться и ни в коем случае ему ни в чём не перечить. Будет себе дороже. Надо же, так легко, походя, по хамски всех извалял в дерьме. Даже Толстого приплёл, каков  негодяй. Вот сейчас сидит рядом и про меня, наверное, в голове его уже какой-то мерзкий сценарий пишется. Да, не дай Бог, с таким жить. Как его жена выдерживает?».  Она бросила взгляд на соседа, пытаясь в его внешности найти подтверждение мерзопакостному характеру. Отметила опущенные уголки бледных губ, волосы, торчащие из ноздрей, бородку тонким кантом, проходящую по скулам и острым клинышком заканчивающуюся на остром подбородке, редкий с проплешинами ёжик на голове. « Тьфу, просто Мефистофель какой-то».  Её раздумья прервались, вдруг она   неожиданно для самой себя спросила:

   - Аркадий Михайлович, а вы женаты? У вас есть семья?
   - Есть, хотя, если разобраться, то нет её, настоящей семьи. А всё почему? Из-за жены. Она  – совершенно тупая, бесчувственная баба. Просто дура. Тут недавно у неё мать умерла, тёща моя, тоже, кстати,  дура порядочная. Ну, надо же хлопотать о похоронах, а моя дурёха как принялась реветь, так и прорыдала все дни. Всеми делами пришлось заниматься мне. А кто умер-то? Всего-навсего тёща. Я  из-за собственной матери столько не бегал, сколько из-за этой, с позволения сказать,  родственницы. И так во всём, грузит и грузит меня всякими глупостями. Вот такая у меня жена, пропади она пропадом.

   «Да, действительно, лучше бы я не спрашивала. Он же пока не обделает всех с ног  до головы,  не успокоится», – подумала Светлана Васильевна, демонстративно отодвигаясь от разошедшегося соседа. Но этот её маневр тут же был сведен на нет Аркадием Михайловичем. Он проскользил  за соседкой и вновь пристроился вплотную,  будто прилип к ней.

   - Вот признаюсь вам,  Светлана Васильевна, иной раз и домой не хочется идти, видеть эту квашню, – он сделал паузу и следующим вопросом ошарашил соседку. – А вы свободная женщина или замужем?

   От такого резкого перехода и неожиданного вопроса, никак не вписывающегося в контекст хамских откровений соседа, она опешила. Через мгновение захотелось отбрить его, послать к чёрту, но в голове у неё никак не могла оформиться окончательная фраза, мешали обрывками несущиеся мысли.

   «Куда его к чёрту посылать, когда он сам на чёрта похож. Такой же бесстыдный и мерзкий. Его надо куда подальше и попроще направить. Козлище. Кобелище. На бабу потянуло? Ласки захотелось?  Перед чужим человеком жену изгадил. Инте-ресно было бы посмотреть на неё. Хорошо бы она была здоровой, сильной бабой, такой, чтобы лупить этого хама. Лупить по поводу и без, за одну только эту наглую, дьявольскую рожу».

   Светлана Васильевна глянула на ожидающего ответа соседа и задумалась на мгновение - как бы его проучить, чтобы запомнил навсегда, и вдруг её осенило. Она прикрыла платком правую руку с обручальным кольцом и в свою очередь спросила:

   - Скажите, а вас жена не бьёт?
   Аркадий Михайлович от неожиданного вопроса выкатил глаза:
   - Вы шутите? Меня? Жена? Бьёт? Да вы не в своём уме. Или у вас юмор такой?
   - Нет, я не шучу, мне это интересно. Я свободная женщина и мне  нужен мужчина, – она сделала паузу, наблюдая, как слабая тень похоти проскользнула по лицу соседа. – Но не знаю, сможете ли вы удовлетворить меня. Потому я и спросила вас про жену.
 
   - Что-то я не пойму о чём разговор?   Моя калоша и вы? Какая связь? А насчет удовлетворить, не беспокойтесь. В лучшем виде обеспечу, – глаза его стали противно  маслиться, уголки тонких губ поднялись и потянулись в стороны, отчего возникло вымученное подобие улыбки.

   - Связь есть, Аркадий Михайлович, – Светлана Васильевна понизила голос и почти шёпотом продолжила. - Дело в том, что мне нужен мужчина, который был бы моим рабом, которого, я могла бы мучить, стегать плёткой, наслаждаться от его страданий. Я такая, я люблю истязать мужчин. Вот вас, например, я с удовольствием бы помучила. Теперь вы поняли смысл моего вопроса?

   Аркадий Михайлович резко отодвинулся от соседки. Пожалуй, впервые он не мог найтись, что ответить. В голове его проносились отдельные слова:  «Садистка. Сволочь. Развратница. Плёткой. Паскуда. Шлюха. Стерва. Её рабом. Размечталась».

   В этот момент открылась дверь кабинета и медсестра громко произнесла – Хапок, проходите.

   Аркадий Михайлович резко поднялся, испепеляющим взором посмотрел на Светлану Васильевну, задрал вверх подбородок и, рассекая клинышком мефистофельской бородки проход, прошёл к кабинету.

   У Светланы Васильевны от победы стало радостно на душе, и даже уменьшилась зубная боль. Она торжествовала: «Ну, вот и всё, Аркадий Михайлович. Вот теперь сиди в кресле и придумывай про меня сюжет. Тему-то я тебе подбросила шикарную. Будешь в очередной раз исповедоваться кому-нибудь, расскажешь. Но какой  же  ты гад,  сколько злобы, грязи в тебе накопилось, и ведь не убавится её, будет только добавляться. Может, хоть к полной старости подобреешь, хотя нет, навряд ли. Ты и в последний час не смиришься, будешь всех поливать дерьмом, с самой смертью будешь собачиться, да так в злобе, без просветления  и прощения помрёшь».

   На секунды она прервалась, её осенила новая мысль, важное открытие, которое возникло как-то само собой, автоматически:

   - Вот ведь интересно, в инициалах этого чёртова Аркадия Михайловича Хапка, абсолютно точно зашифрована его сущность. Х.А.М. и добавить больше нечего.