Красная площадь

                Полное название"КРАСНАЯ  ПЛОЩАДЬ. Жизнь, мнения
                и фантазии учителя истории Старопосадской средней
                школы № 1 Ефима Гавриловича Кабусова
                (ГОД  РОЖДЕНИЯ  1940-й)
                опус в  двух  книгах

                КНИГА 1

    - Толя, может, в цирк вечером сходим?
    - Билеты достанем, Геня? Наш народ обожает запланированные аттракционы.
 Любил и я когда-то цирк, наш советский цирк. Династия Кио. Гром, огонь,
 темп, горят тигры, из-под купола падают физически развитые женщины, дым,
 пальба, хлыст бичей. Конец. Рубль в кассу. Приключенческие сны до утра.

    Служащие с лампасами на брюках, с блестящими кружками на куртках,
 наполненные знанием внеманежной жизни знаменитостей, раскладывают,
 раскручивают ковры, натягивают канаты.
    Партер и ложи блещут. Хлещут через край ложь и террор. "Орор".

    Ах, цирк! Ах, зрелище! Вместо хлеба мороженое разносят. Люди, лошади
 и кролики - кто кого в дрессировке превзойдет?
    Музыканты проверяют: на месте ли  струны, не сжижается ли воздух
 в трубах, пожарные проверяют краны, шланги, запоры на запасных выходах.
 Трень-брень, балалаечка!

    Угасает свет. На манеж опускаются аплодисменты. Поступает предложение
 избрать Почетный президиум во главе с членами Политбюро нашего
 незабвенного Центрального Комитета.
    Музыка! Два оборота вперед на струнных, смычковых и медных инструментах.
 Прожектор точно обнаружил выход на манеж.
    Оп-оп, влетел в круг света артист, сальто, сальто, оп-оп!
    Остановился.

    - Не хочу, чтобы меня любили! Не хочу!- экспрессивно на широко
 расставленных ногах качнулся влево-вправо, воздел руки, а потом ими
 обхватил голову, упал на четвереньки, забился, и слышалось сдавленное,
 страстное:
    - Не хочу, чтобы меня любили! не хочу! Долой мерзость! пошлость!
 ваши хари!- на полусогнутых бежал, прискакивая, по кругу и бросал
 в темноту зрителям,- долой поклонников! приморили гады, приморили
 искусство, загубили молодость мою! хи-хи-хи!- нестерпимо клоунское.
 Снова прыжки, заламывание рук
    и задом об пол!

    - Браво! Любим! Ха-ха-ха!.. Повторить!
    И артист скинул белую маску с черными бровями, красным ртом,
 улыбался, раскланивался. Он был лысый, добрый, милый Айболит и в уме
 подсчитывал сбор за сегодняшний аттракцион.
    Не меньше вчерашнего. Удовлетворенно.

                О К Т Я Б Р Ь
                Октябрь наступил. Уж роща отряхает
                Последние листы с нагих своих ветвей...
                А. ПУШКИН
                Так в Октябре упала власть
                Буржуев и дворян,
                Так в Октябре мечта сбылась
                Рабочих и крестьян.
                С. МИХАЛКОВ
    Это хорошо, что упала власть буржуев и дворян. Но как она упала?
 И чья мечта сбылась? Разверзлась бездна, орденов полна, пенясь
 настойкой гнойной, десятивековой.

    Тебе, читатель, и мне, герою, а может, автору, на все наплевать...
 Но разве это хотелось сказать? Для красного словца. Скулы сводит с
 тоски, мировой и личной. А почему я предположил, что тебе скучно?
 Возможно, ты премию получил перед праздником и сейчас ее пропиваешь
 в развеселой компании... и представляешь, что завтра снова, после
 демонстрации, дербалызнешь как следует дома, а потом завалишься в гости
 к Вавиле Миронову, у него еще подзаберешься, вероятно, там и Глашу
 свежезнакомую встретишь, да и уснешь у нее пьяный, так и не успев
 расстегнуть брюки... А если ты с ужасом ждешь завтрашнего прихода
 китайцев... так утверждают многие по углам, старушки разобрали соль
 и спички... Ты уронил очки... какой смысл в нашей жизни, если завтра
 придут раскосомаоистые китайцы... Придут?! Шалишь... Скучно жить на
 этом свете, господа. Иные времена, иные обращения: скучно жить на этом
 свете, товарищи. И тем не менее - я пишу, и нет уверенности, что быть
 человеком скучно. А кто-то и прочтет. В надежде, напрасной. Умираем раз,
 но суть не в этом - вопрос для нас: умереть не где-нибудь и не как-нибудь.
 Нас не удовлетворяют ни научные, ни софистические обьяснения смысла
 жизни. А к чему всё это? И достоин ли ты откровенного разговора? Могут
 ли рядом быть достоинство и откровенность? Откровенность - обнажение,
 оскорбление. Не унижай собеседника своего. А если оскорбление - более
 высокая, доверительная степень достоинства, уважения?.. Бояться слов
 надо, как зимней воды, как пожарные спичек в руках детей. А мы словами
 кидаемся. Общие места, распивочно и на вынос. Навыверт. Можно бы
 молчать? Но поймут ли правильно, почему в рот воды набрал? Из принципа,
 достиг этой вершины. Быть услышанным и понятым! И говорю, и лепечу,
 извиваюсь. Руки, шею, язык стягивают уже бывшие, уже сказанные, уже
 известное... Старое, появляются только новые я, он, мы, Кабусов...
 что-то бормочут, открывают... для кого, зачем? даже не для себя... На
 кой черт этот поток? Мне все равно, как это сочинение назовут: поэмой
 или лужей. Не поэма и не лужа.

    Строки эти наползают друг на друга за два часа до полувекового
 юбилея вступления коммунистов во владение Россией. Руки их сладострастно
 и спокойно-жадно схватили растерзанную землю. Х-хаарроший мат-териалец
 для переустройства мира! О, сколько лет, желтея в подполье, вождей
 укрыв за границей, затаив восторг, подначивая соперников, они следили,
 как шевелится бурая в шерсти, раскачивается до хаоса, до сумятицы, под
 цыганские скрипки, под взлет поэзии, под плач солдаток, под пьяную
 матерщину дезертиров и голодный вой. Х-харрошо для коренной переделки!
 Не прозевать - вопили на конспиративных квартирах... Страна расстилалась
 перед ними. Здесь мы все разграфим. По чертежику сделаем, неукоснительно!..
 Потирали руки, дела в России все хуже. Наруку. Гнали, гнали вниз по
 ступеням. Потом заметнее станет подьем, при нашем руководстве. Вши
 ползли, мешочники. Процветали мухи, пухли, не взлетая с трупов. И
 мертвецы глазами тусклыми равнодушно вопрошали небо: зачем? куда? Волна
 катилась на волну. Красное, черное, белое. А тонул только человек.

    Тихим, малокровным был день 25 октября. Наступала зима. Ждали
 весны. Гражданская война. Полнокровье, полокровье...

    Кто мог написать эти строки? С ненавистью, сузив глаза. Не заметив
 жестокой исторической необходимости. Х-харрошее словцо к месту приставили
 умные тираны мира... Как мог такое вывести  на бумаге человек, в школе
 советской учившийся на "4" и "5", читавший А. Фадеева с его незабываемым
 для правильного юношества романом "Молодая гвардия", писавший сочинения
 о Павке Корчагине. С классикой социалистического реализма познакомился
 без понуканий... И вот докатился... Ай-яй-яй. даже в ФРГ не каждый это
 скажет вслух, антикоммунизм более тактичен. Там и коммунизма никто и на
 один зуб не пробовал. А фашизм? Это, они считают, другое. А тебе суют
 двадцать семь лет на завтрак, на обед и на ужин... Написать историю, в
 конце которой выяснится: наш герой обладает дурной наследственностью.
 Бабушка его сошлась на житейском перекрестке с оголтелым белогвардейцем.
 Так, уходя безвозвратно, старый мир ронял свои ядовитые семена...

 Жили спокойно, пятилетки пережили, фашизм вынесли. Энтузиазм! Кипящая ненависть выскочила через полстолетие. Коварная наследственность. Как
 дик ее плод, бесстыден среди цветущих радостью лиц, всеобщего
 благоденствия: ни сирого не встретишь, ни страдающего, на Мамаевом
 кургане все залито бетоном. А на вершине, разинув в крике матерщинном
 рот, размахивает мечом дородная бабища, вознесшаяся выше американской
 статуи Свободы. О родина-мать, бетонная чушка!

    И никакого влияния социальной среды на парня. Среда стерильно чиста.
 Только дурная наследственность. И ученые признают по новой моде, и по
 старой советской моде приоритет отстаивают. И в родной стране до чего
 опустились. Признали кибернетику, генетику, даже миражи с летающими
 блюдцами пытаются обьяснить. Катимся, катимся. Органы не остановят,
 докатимся. Через сто лет о политических свободах будем дискутировать.
 Чего доброго, на солнце выцветим и через тысячу лет коммунистическое
 общество не отличишь от человеческого...

    Мысль билась вполне ритмично с веком. Вскоре заговорили  о социализме
 с человеческим лицом.

    Кто-то ждет сюжета. А на чью он потребу? Сюжетом купить хотят. Меня
 возьмите, занимательного, развлекательного, я помогаю мысли донести...
 Возьмите меня: я на сюжеты плюю, свободно рву и режу... И все-таки
 будут потуги на сюжет, и неприятие его, ломка, и будет автор пытаться
 подменить главного героя... Мы явились не картины создавать логически
 завершенные. В логику верят пусть математики, для которых человек не
 больше, как единица, стоящая боком к зеркалу. Логика условна. Вот если
 бы да кабы, говорила бабушка Варвара, во рту росли грибы, то был бы
 не рот, а целый огород. В ближайшее пятилетие вопрос с овощами и
 фруктами для рабочих и крестьян будет решен положительно.

    А в конце декабря 1969 года мы показываем вам Ефима Гавриловича
 Кабусова, главного героя, а, вероятно, не его: автор пожелал прикрыться,
 дабы не выйти к людям в студеную пору в трусах и зеленой майке,- на
 уроке истории. Локоть правой руки упирается в стол, на четырех пальцах
 покоится лоб, под пятым бьется височная вена. Раз-два... шестьдесят
 четыре удара в минуту. Хорошо, нормально. Глаза прикрыты. Мозг, там
 мелодия джазовая на одну тему, но связь с уроком есть. Иногда учитель
 ухмыльнется одной, правой, стороной лица. В классе шепчутся. У доски
 с картой переминается Федя Вьюжкин, у которого в классном журнале
 10 "б" две тройки и две четверки. Сегодняшний ответ - решающий для
 второй четверти. Федя перечисляет достижения, с которыми наша страна
 подошла к 5 декабря 1936 года.
    - Самая передовая, самая лучшая конституция, Вьюжкин?
    - Ну да, Ефим Гаврилович. Я еще запомнил высказывание выдающегося
 советского писателя Алексея Толстого.
    - А ты уверен, что этот барин был знаком с текстом закона?

                (продолжение  следует)