Не вернуть

Вот-вот. Далеко не шуточки разыгрались в обманутой завышенной планкой на удовольствия душе Евгении. Внутри разрывалось прямо таки небо! Да что там! Оно стонало. Надрывно и громко. Да... пожалуй, это точнее. О, если бы вы знали, как тяжело смотреть на мир, в котором происходят непредвиденные вещи. Ржавое железо подло, изнутри, рвало грудь Евгении на части, играло с ее сердечком, словно мартовский кот с первой своей мышкой, героически пойманной в заброшенном сарае дяди Пети, ушедшего надолго в длительное созерцание колебаний вселенной под большим градусом к своему соседу, которого, между прочим, вопросы, связанные с половым дозреванием, давно не волнуют. Его волнует положение в мире, где сахар и дрожжи дорожают с каждым днем, а стабильность отношений повсеместно нарушается ввиду несовершенства эпохи "железного века".

Евгения сжимала утонченными пальцами виски. Виски изнутри, со стороны головного мозга, все стучали и стучали, спеша куда-то далеко за синей птицей... Евгения понимала, что виски не удержать, но продолжала это делать, подтверждая простым незамысловатым действием рук свое трудное положение в обществе, согласившемся когда-то давно на дуализм, из-за которого ей теперь приходилось кричать и кричать о несправедливо переформатированном устройстве жизни с уклоном в излишние страдания из-за постоянно возникающих внутри бегающих на работу и в магазины человеческих организмов разных неугомонных желаний.

- Не вернуть! - вопило возмущенное естество женщины.

- Не возжелай ближнего своего! - резонно возражало то же естество, но которое повыше, или, вернее, быстрее вращающееся, а потому задающее для безотлагательного решения задачи посложнее и возвышенее.

Евгения кусала губы, подушку, а потом по очереди все, что можно было вкусить, но облегчение так и не приходило. Она в буйстве своих грез соглашалась даже на то, чтобы предмет ее желаний был заброшен суровой судьбой подальше за край вселенной, чтобы там ему никто не приносил в постель обед и ужин, чтобы он раскололся на сотни (нет, лучше на тысячи) звезд и в таком отвратительном состоянии жил миллионы лет, сетуя на свою неуступчивость в деле раздробления мира в виде маленьких голопупых ангелочков в памперсах  и в слезах от счастья в новом своем возрождении.

А зверь не спал. Зверь рвался на волю. Странный какой-то зверь. Не матюкался, не злился, не кидал в небо проклятий и все твердил - "Время не лечит, время не лечит. Время калечит. Время играет с нами в прятки. Жизнь фарширует его ломтями в консервы..."

Евгения, устав от таких нервов, уснула. Ее по тонкому миру водил добрый человек с ключами от рая. Он терпеливо объяснял ей, что мир един, а все ее страдания она выдумала сама. Евгения соглашалась. По крайней мере, до пробуждения. А после? А после опять часы, которые на стене, будут резать Евгении время, а заодно и ее бедное женское сердце...