Северная ведьма. 2 книга Гл. 14. Степь, как море

      
-   Милые мои, но вы же знаете, что я не с Дона, я с Кубани. И, естественно, я не уверен, что знаю достаточно хорошо этот Донской край. Ну, слышал я о промышленных центрах, таких как Ростов, Таганрог, Новочеркасск. Слышал о шахтах в Шахтах. Каламбур получился, да? Слышал о донских казаках. Вот, еще знаю, что Ростов – морской порт. Так ведь? Это мне ближе. Порт пяти морей. Так что, какой из меня корреспондент областной газеты, если я своего региона не знаю?

   Виктор Мороз сидит в кабинете секретаря Ростовского обкома партии Панасюка Евгения Леонидовича. У стены в кресле, раскинув руки на широкие кожаные подлокотники, расположилась Марго, жена Евгения Леонидовича. Сам Евгений Леонидович, покачиваясь с носка на пятку, прохаживается по мягкому ковру, довольно улыбается, поглядывая то на Виктора, то на жену.

-   Наташа довольна работой? Что говорит?
-   У Наташи все хорошо, она даже не ожидала. Лаборатория по её профилю. Во всяком случае, она так говорит. Институт она этот знала, говорит, что они с ним раньше работали. Даже знакомых нашла. Так что спасибо тебе, Женя. Ты настоящий друг. Мы это не забудем с Натальей.
-   Дети в порядке?
-   Ты спрашиваешь, будто не в курсе. Ленка на каникулах, в школе документы оформлены. А Герман уже уехал в Москву, у него экзамены в МГИМО.
-   Надо все сделать, чтобы он поступил, - Марго хлопнула по подлокотнику, - МГИМО! – она подняла указательный палец.

-   Ребята, - Виктор обеими руками замахал отрицательно, - ему помощь не нужна, поверьте мне на слово. За все спасибо вам, но Герману помощь не нужна.
-   Хорошо, хорошо, а по поводу помощи, ты можешь верить, можешь не верить, но благодарности не по адресу. Всем этим «устройством» Марго занималась.
-   Дорогой, не скромничай. Витька, ты же понимаешь, что все знают, чьей я фамилией подписываюсь.

   Марго как-то незаметно перешла на задушевное обращение «Витька», а Наташу – «Натка». Получилось это у неё естественно и незаметно.
-   Так, а  что тебя смущает в нашем предложении? – Евгений Леонидович остановился перед Виктором, - Директором на завод ты идти не решаешься. Хотя, там тебя с распростертыми объятиями примут. И техническое руководство поможет и поддержит. Они же понимают, чей ты «протеже», это ведь даст заводу шанс. Понимаешь, о чем мы говорим? Завод, несмотря на прямое подчинение республиканскому министерству, еще во многом зависит и от региона. Железнодорожная ветка на территории завода – наша, вся социальная структура – наша. Так что ты был бы заводу подарком. А голова у тебя светлая, в технологии освоился бы быстро. Тебе бы дали на ознакомление время. Там главный инженер и сам, первое время за твоей широкой спиной поруководил бы.

-   Это я его подбила, моя вина, - Марго хрипло засмеялась, - Женька, дай сигарету …, только не делай невинные глаза, я же знаю у тебя в левом ящике пачка «Лаки Страйк» лежит.
   Пока Женя доставал и протягивал ей пачку, повернулась к Виктору.

-   Я, вообще, Витя, от тебя не отстану. Я имею в виду литературу. Ты вот все время смеешься, не веришь мне, а я просто потрясена, понимаешь. Ты как нож в масло вошел в литературу. Вот, он опять смеётся, - махнула рукой и потянулась за пачкой сигарет, - да другие, братец мой, в институтах учатся, на курсах всяческих, а такую галиматью иной раз пытаются тиснуть в книжку или журнал, что сомневаешься в их трезвом разуме.  Да, - она затянулась с видимым удовольствием, - а ты своими «письмами» переполох в редакции навел. Вот так! Я тебе говорила? – вопросительно глянула на мужа, - стоит в одном номере пропустить его «письмо», и уже почитатели таланта нашего Виктора Мороз пишут, звонят. Интересуются.

   Марго встала, взяла со стола пепельницу и села на место. Устроила пепельницу на подлокотнике кресла и, деланно нахмурившись, глянула на Виктора.

-   Так что соглашайся, Витька, кончай кокетничать. Из тебя еще тот журналюга получится. Глаз у тебя зацепистый, голова светлая, - она уже тихо, как бы сама с собой разговаривала, - слов хороших, добротных мешок и маленькая тележка. Даже не знаю, где ты их насобирал. И расставляешь ты их более-менее правильно. А со временем польются они из тебя, и контролировать не надо будет. Что? Я не права? Женька, а давай его в степи пошлем? Там же, как в море, горизонты без края, а? Какие это у нас регионы? Где у нас животноводство, овцеводство развито?

-   Заветинский район, - Евгений Леонидович задумался, глядя в окно, - да, там степи…, граничат с Сальскими, калмыцкими степями…, там у нас основное овцеводство. Погодите, а ведь у нас туда инструктор командирован, на районное партийное собрание. Минутку…

   Он подошел к столу и набрал номер на пульте коммутатора.
-   Федор Иванович, а кто у нас в Заветинский район командирован?
   В громкой связи прошуршали бумагами, и голос подобострастно доложил:
-   Крапивин, Евгений Леонидович, Крапивин. Но он завтра вылетает.
-   Почему вылетает? На чем?
-   В Заветное летит самолет, такой, знаете Евгений Леонидович, Ан-2, по-моему. Организовали. Он не один летит, Крапивин. У нас тут аудиторская комиссия собрана. Три человека. Там проблемы со взносами.
-   Зайди ко мне через минут десять…, да? - Он глянул на Виктора.

   Виктор пожал плечами.
-    Давай Витя, лети. Развейся. Это же здорово! Я думаю, что Марго организует тебе командировку без особых требований. Ну…, понимаете, да? Задание без жестких рамок. Посмотри, понаблюдай, напиши о том, о чем внутренний голос тебе подскажет. Жизнь работников наших овцеводческих совхозов, труд чабанов, быт, планы, достижения…

-   Трудности, проблемы, - добавила Марго.
   Виктор с улыбкой смотрел на своих новых шефов. Странная у него жизнь начинается. Или интересная? Второе его устраивало. Что-то в этом ему напоминало прежнюю жизнь. А! – вот. Отсутствие «жестких рамок», так Женя сказал? А что? Пожалуй, надо ехать.

-   Когда вылетаем? – он уже широко улыбался.
   В дверь заглянула секретарша.
-   Евгений Леонидович, к вам Воротников.
-   Пусть заходит.

   В дверь бочком протиснулся невысокий полный человек в безукоризненном костюме и с аккуратной лысиной.
-   Разрешите? Добрый день всем, - сказал тихо, короткими шажками прошел к столу и сел на указанный ему стул.

-   Значит так, Федор Иванович. Знакомьтесь, Виктор Павлович Мороз, журналист, можно сказать. Ко всему прочему капитан дальнего плаванья, можно сказать. Летит вашим самолетиком в командировку в степные районы нашей области. Знакомиться с бытом и трудовыми подвигами героев полей. Прошу вас сделать все, чтобы ему там было удобно и доступно. Формальности по оформлению командировки с Маргаритой Львовной, - Евгений Леонидович широким жестом указал на сидящую в кресле жену.

-   Конечно, конечно, - закивал Федор Иванович, - а где я вас увижу? – он повернулся к Виктору.
-   Как где? Скажите, куда мне зайти, в каком вы кабинете, и я зайду.
-   Витька, не волнуйся, я во всем сама с ними разберусь и тебе сообщу. Ты езжай домой собирайся в дорогу, готовься, карандаши затачивай. Документы тебе сотрудник в самолете отдаст.

   Когда Федор Иванович вышел, Женя, приложив руку к груди, спросил:
-   А как ты себя чувствуешь? Не беспокоит? А то мы, по-моему, не учли основного – твоего здоровья.
-   Все в порядке, не волнуйтесь, - Виктор встал.
 
   Вечером выяснилось, что Наталья не в восторге от этой поездки.  Виктор ехал, или летел неизвестно куда, в глухую степь, где, возможно, и медпункта примитивного может близко не оказаться. Виктор же, наоборот чувствовал себя прекрасно. Ему, уже смерившемуся с предстоящей скукой и безнадегой в жизни, с потерей бескрайних морских просторов и напряженной морской промысловой жизни, вдруг показалось, что сверкнул лучик приключений, повеяло свежим ветерком дорог и путешествий. Как мальчишку, его потянуло в дорогу. У Натальи все валилось из рук, а Виктор спокойно и продуманно складывал в дорожную сумку самое необходимое. Он вдруг вспомнил слова Марго о заточенных карандашах и понял, что она имела в виду. В дороге любая авторучка могла подвести, а карандаш, действительно, был самым надежным инструментом репортера. Он мысленно усмехнулся - становлюсь профессионалом.
 
   Часов в десять вечера позвонила Марго и сказала, что самолет из Ростовского аэропорта вылетает в семь часов. Такие вот номера откалывают авиаторы. У них свои планы. Днем ему говорили, что вылет в десять утра. Ну и прекрасно! Полетит утром. Машину за ним прислали, в аэропорт доставили вовремя.

    Через полчаса он сидел на трясучей откидной лавке и смотрел в круглый иллюминатор на проплывающий под крылом самолета Дон. Искрящаяся в утренних лучах река извивалась, сверкала зеркалами лиманов и ериков и постепенно уходила под крыло, назад. А впереди открывались бескрайние всех цветов зелени и охры степи. Виктор заворожено смотрел вдаль. Что-то знакомое виделось в этих бескрайних просторах. Виктор оглянулся на соседей пассажиров. Ему показалось, что все видят его глупую улыбку. Кроме него на пассажирских откидных сидениях летели пять человек. Трое из них были представлены ему на аэродроме, как командированные от обкома КПСС, еще двое, мужчина и женщина на вид были сельскими жителями и, по-видимому, летели домой. Никто внимания на него не обращал. Все были заняты своими делами. Командированные, как и он, смотрели в иллюминаторы, мужчина и женщина о чем-то разговаривали. Видимо летали они уже не первый раз.

   Сели в поле, мало похожем на аэродром, разве что в островке зелени белела шиферная крыша, и на столбе неподвижно висел полосатый чулок, какие еще можно было встретить на небольших аэродромах. Вышли из самолета, и пока еще стояли у его крыльев, пахло керосином, но стоило отойти, и Виктор почувствовал густой, дурманящий запах разнотравья. Именно дурманящий, Виктор так и подумал. Он никогда не испытывал ничего подобного. Хотя и жил в детстве в Кубанском городке, окруженном полями. Но то были обрабатываемые поля, а здесь земля никогда не знала плуга. И она дышала и источала запахи первородные, какими пропитан был воздух над ней тысячелетия, а может и миллионы лет назад. Своим, родным и естественным здесь мог быть только запах пота табуна лошадей кочующих по степям или оседланных хмурыми всадниками, разводящими на стоянках костры, стелющиеся дымы которых только крепче делали запахи степи.

   Виктора окликнули, он стоял, глядел на дальний бескрайний горизонт и не мог оторваться. Подошел молодой парень, с которым Виктора познакомили еще в обкоме, Сергей Крапивин и тронул Виктора за рукав.
-   Виктор Павлович, сейчас автобус подойдет и поедем. Вы как себя чувствуете?
-   Нормально, - Виктор пожал плечами, - а куда едем?
-   В Кичкино.
-   Это что?
-   Сельское поселение, - Сергей с удивлением посмотрел на Виктора, - а вы разве не знали, куда мы летим?
-   Нет, - Виктор рассмеялся, - не обращай внимания, Серега, все нормально. Я свободный охотник.
-   Хорошо, - теперь уже Серега пожал плечами, - вам виднее. Но если что надо – говорите. Мне сказали…
-   Забудь все, что тебе сказали. Занимайся своими делами. Я сам разберусь.
 
   Автобус подошел буквально через несколько минут. Подъехал старенький  КАВЗ, грязно белый с синей полосой и ржавыми пятнами, чихающий черным дымом и рычащий, как трактор. Водитель бросился помогать, заносить сумки пассажиров, суетился, спрашивал, как долетели, как в небе погода. Сел за руль, оглянулся, убедился, что все уселись и рванул с места. Мотор ревел, автобус трясло, как на стиральной доске, а водитель давил на газ, словно за ними гнались свирепые разбойники. И все последующие дни, что Виктор пребывал в этом степном районе, он не мог не обратить внимания на то, как на предельных доступных скоростях мчался любой вид транспорта, от велосипеда, до автомобиля. Исключением был гужевой транспорт. По поселку дремотно могла двигаться телега с сеном или седоками, а в открытой степи, по кромке горизонта  можно было увидеть, как медленно едущего седока, так и мчащегося во весь опор, склонившегося к холке всадника. Сам себе он это впоследствии объяснил бескрайними просторами.

   Двух селян, что летели с ними в самолете, в автобусе уже не оказалось. Видимо они долетели до места, или дальнейший их путь не совпадал с командировочными попутчиками. Зато задние сидения заняли несколько человек, в основном женщины с  сумками, деловитые и разговорчивые. Казалось, что говорят они все сразу, но говорят негромко, и кто с кем разговаривает, не определишь. Жужжат как в улье, подумал Виктор. Двое пожилых мужчин, определенно кавказского типа, сидели молча, выпрямив спины и, как бы свысока, поглядывая на женщин и в окна автобуса. Оба держали сцепленные темные, тяжелые ладони на набалдашниках крепких суковатых палок

 Виктор сел на переднее сиденье справа от водителя, ему хотелось видеть дорогу. Это, действительно, оказалось интересным зрелищем. Прямая, как линейка грунтовка, когда-то профилированная грейдером в шоссейку, с боковыми кюветами, кое-где присыпанная гравием дорога упиралась в такую же идеально ровную линию горизонта. Только слева и чуть сзади холмился горизонт и синели несколько островков невысоких зарослей кустарника или рощиц. В очередной раз пришло сравнение с морем. Хорошо водителю, подумал Виктор, не надо курс прокладывать, направление вот оно – прочерчено, не заблудишься. На двух окнах отодвинуты стекла, и запах трав заполняет пропыленную салон.

 Первые дни лета, и цветочный ковер поражает богатством красок. Преобладают цвета сиреневый и желтый, но ярче всех на бескрайней степи огромные красные поля алого. Это мак полевой. Боже мой! Это же музыка, ожившая музыка красок.
 Не заметил, как задремал. Успел еще подумать, что уже есть первые, настоящие впечатления. Бескрайняя вечная степь заботливо укрытая куполом неба с трелями жаворонков в зените, в первые мгновения поражающая своим покоем, но вдруг взрывающаяся густыми аккордами запахов, и разноцветьем трав и цветов, и старики с гордо посаженными на острых плечах головами, покрытых черными шапочками, с орлиными спокойными взглядами и натруженными руками, скрещенными на стоящих между колен палках. Здравствуй новый, пока еще незнакомый мир.

   Автобус резко сбросил скорость, Виктора качнуло, и он проснулся. Автобус окончательно остановился, и Виктор оглянулся по сторонам. Несколько одноэтажных, старых зданий похожих на хранилища или склады, явно не жилые с большим пустырем перед ними, на котором развернулся и остановился автобус. Территория пустыря обнесена условным забором, состоящим из разновысоких кривых столбов, соединенных длинными тонкими жердями. Основательными в этом ограждении были только ворота, в которые автобус въехал, сбитые из досок и когда-то крашенные в желтый цвет.

 Дальше, за забором высились огромные серые, видимо прошлогодние, скирды сена, две из которых были уже наполовину выбраны и  зияли распотрошенными зевами почти свежей травы. У одного строения в беспорядке стоял какой-то сельскохозяйственный инвентарь, телега с задранными в небо оглоблями, по пустырю поодиночке и стайками бродили куры и гуси. Удивительно, но Виктора здесь везде преследовали разнообразные запахи. Он вышел из автобуса и вдохнул запах сельского двора. Этот запах был ему знаком из школьного детства, когда они классом выезжали на работы в ближайший совхоз.

-   Виктор Павлович, я вам отдам бумаги, которые мне Маргарита Львовна поручила передать. Я так понимаю, здесь командировочное удостоверение, другие бумаги, я не смотрел, и деньги, - Крапивин погрозил шутливо пальцем, - смотрите, не потеряйте случайно, лучше в карман переложите.

-   Спасибо, Сергей. А мы что, приехали?

-   Нет, это с нами работники совхоза едут, так двое приехали, сейчас выйдут, а мы дальше поедем.
-   Да?
   Виктор подумал и вдруг решительно направился к дверям автобуса. Взял свою сумку и вышел.
-   Сергей, не знаю как вас по отчеству, я, знаете ли, остаюсь здесь. Не беспокойтесь, дальше я сам себе маршрут выбирать буду. Вот так. И в Ростов вернусь сам. Не беспокойтесь.
-   Как это? – растерялся искренне Крапивин, - а как же я?... мне же поручили…

-   Сережа, у вас были еще поручения, кроме ухаживания за взрослым мужчиной? Командировка у вас в чем заключается?
-   Я собрание здесь провести должен. Я, конечно, понимаю, вам шутки шутить…, а мне…
-   Вот и проводите собрание. Удачи, - уходя, обернулся, - спасибо вам за все.

   Виктор пошел вслед за двумя женщинами, направлявшимися к крайней постройке. Теперь Виктор рассмотрел, самый крайний домик был прикрыт несколькими деревцами, и с одной стороны к нему была пристроена небольшая веранда. Виктор окликнул женщин. Они сначала оглянулись, одна остановилась, медленнее пошла и другая.

-   А вы к кому? – спросила та, что остановилась.
-   Я не к кому. Я корреспондент. Хочу вот посмотреть, как здесь люди живут. Я бы хотел с чабанами познакомиться.
-   Корреспондент? – удивилась та, что прошла дальше и выглядела моложе, - настоящий? Из Москвы, небось?
   Теперь и она остановилась. Обе женщины с неприкрытым интересом разглядывали Виктора.

-   Нет. Из Ростова я.
-   А-а, - разочаровались женщины.
   Та, что помоложе сразу же поинтересовалась:
-   Надолго к нам? Жить  то где собираетесь?

   Женщины поставили сумки на землю, и обе одинаково сцепив руки на животе, остановились перед Виктором. Виктор смутился сразу после того, как представился корреспондентом, а теперь, когда женщины ожидали от него ответов на вопросы, которых он сам не знал, он окончательно растерялся. Пожал плечами, помялся и честно признался:
-   Вы не поверите, но я сам еще не знаю, куда я приехал и кто мне нужен.
-   Как это? - почти хором удивились женщины.
-   Да вот, у меня такое…, общее, неопределенное задание, написать о людях, что живут в этих краях. Как работают, чем живут. Вот. А где жить буду? Не знаю. Я бы хотел куда-нибудь к чабанам поехать. Где здесь отары пасут?
 
-   Люсь, это ему в «точку» надо.
-   Что такое «точка»?
-   О-о, - махнула рукой старшая, - да вы, товарищ журналист, действительно, ничего не знаете и не понимаете. Как звать то вас?
-   Виктор.
-   А по батюшке?
-   Павлович.
-   Виктор Павлович, точка – это та-ам, в степи, у колодцев хата, где семья чабана живет. Там все у него, что нужно ему для скотины. Кто как устраивается. Кто на год, кто на больше. Смотря где эта точка, какие там травы. Вобщем, чё я вам рассказывать буду? Вам ехать туда надо и самому смотреть.

-  Это к Хамиду его отвезти надо, - сказала молодая, - там дом хороший, там и переночевать положат, и покормят. Там хорошая точка, отары две, там ему все покажут. Хамид человек хороший, совхозное начальство его уважает, и жинка у него приветливая.
-   А чё же вы из автобуса вышли?
   Женщина глянула за спину Виктора, туда, где стоял автобус. Но тот пылил уже далеко в степи.

-   Далеко эта «точка»? – Виктор тоже обернулся в степь.
-   Если к Хамиду, то…, - женщины поглядели друг на друга, - да нет, не далеко…, километров сто пятьдесят, - сказала старшая.
-   Меньше, - махнула рукой молодая, - мы с Петькой, только подсохло, к ним за сыром ездили. Так мы часа за два, спокойно доехали.
-   Ага, это у них ты сыр берешь?
-   Ну-у.
-   Ну вот, теперь вам Петьку ждать надо. А он к вечеру може будет, а може раньше.
-   Не-е, он поздно, думаю, приедет, - задумчиво сказала молодая.

-   А иде он? – старшая взяла сумки и кивнула Виктору, - пошли в дом, што-ли. Чё ж вы так, не подумав? Корреспондент, с начальством, небось, дружите. Они бы вам все организовали. А теперь, вот… Люска, чё стоишь то? Ишши Петьку свово теперь. Теперь только Петька корреспондента спасет. А иначе придется тебе гостя под бок укладывать, - засмеялась, - а чё? Человек видный. Городской, корреспондент.

-   Тёть Катя, я сумки брошу, пойду гляну. В кошаре ворота открыты. Петька бы закрыл, если бы уехал. Он должен был Ключевой колодец ехать ремонтировать, там все доски сгнили.
-   Пошли в дом, Виктор Палыч, чё стоять. Люськины сумки возьмите. Поднимите? Ну и хорошо.

   Поднялись на высокую веранду, Виктор поставил сумки и оглянулся по сторонам. Отсюда видно было далеко в окружающие степи. Как на мостике, пришло в голову. Видимо живущим здесь людям это удобно, видеть так далеко вокруг. У того строения, которое Люська назвала кошарой, из раскрытых ворот вышел мужчина и следом за ним Люська. Постояли, поговорили и направились к дому. По дороге, видно было, о чем-то спорили. Мужчина оказался молодым парнем, с обветренным и уже успевшим загореть лицом и руками. В руках он мял большую тряпку, которая служила ему, видимо, ветошью, он ею старательно пытался вытереть от черного машинного масла руки.  Смущенно показал Виктору, что руки грязные, подать не могу, поздоровался кивком головы.

-   День добрый. Это вы на точку доехать хотите?
-   Да…, вот.
   Хозяйка ушла в дом и там гремела какой-то утварью, Люська задержалась внизу, и Виктору пришлось самому разбираться с тем, что он хочет и куда ему надо поехать. Привыкший за годы самостоятельной деятельности капитаном больших промысловых судов, принимавший решения сложные, но в привычных для него условиях, сейчас он терялся. Действительно, чего он хочет? Он ведь не знал даже основ того, за что он взялся. Он должен был это понять еще в кабинете Евгения Леонидовича. Ведь там, в тот момент были свои, близкие люди. Он мог просто отказаться, и его бы поняли. Уж они-то понимали, куда его посылали и с чем он столкнется. Что теперь? Отступать?

-   Братишка, мне надо в точку. Любую. Тебе уже сказали, что я корреспондент ростовской газеты. И мне надо написать о ваших чабанах. Мне сказали, что ты можешь меня отвезти туда, сделай доброе дело – отвези. Я готов на все, и буду тебе очень обязан.
   «Боже мой, как я многословен», подумал. «Откуда у меня такая болтливость взялась?». Парень хмыкнул.

-   Повезло тебе, корреспондент. Если бы мой драндулет завелся с утра, сидеть бы тебе здесь до завтрашнего дня. А как это ты мне обязан будешь?
-   Ну, я не знаю, сам скажи, что ты хочешь.
-   Ты даешь, корреспондент! – парень рассмеялся, - а что я с тебя возьму? Мне ничего от тебя не надо. А на то, что мне надо, ты не согласишься.
-   Почему ты так решил? Говори, что надо?

-   Я в любом случае, пока свои дела не сделаю, никуда не поеду и никого не повезу. Мне надо на ближний колодец съездить, подремонтировать, туда в конце дня отару пригонят на водопой. А оттуда могу и отвезти. Вот так. Если согласен на такой маршрут – поедем. Как на помощника, на тебя рассчитывать, думаю, не приходится, а пассажиром возьму.
-   Я согласен. А помогу или нет, там, на месте разберёмся. Не рассчитывает он, - пробурчал Виктор.
   Парень помолчал, продолжая вытирать руки и оценивающе разглядывая Виктора. Оглянулся по сторонам, бросил тряпку за перила веранды и ушел в дом. Вышел с парой новеньких брезентовых рукавиц, протянул их Виктору и пошел к кошаре.
-   Пошли, - махнул головой и оглянулся, - рукавицы тебе, что смотришь, бери и пошли. Меня Петром зовут, а тебя как?
-   Виктор.
-   Иди к воротам, я подъеду.

   Из кошары Петр выехал на стареньком «ИЖ»е с коляской. Хотя, то, что называлось коляской, выглядело своеобразно. На треугольной раме была закреплена дверь из необструганных досок, но с петлями и с ручкой. На двери грудой лежали доски разной длины, лопата и ящик, из которого торчали ручки топора, молотка и пилы. Все это было прикручено к двери толстой обтрепанной веревкой.
 
-   Сумку держать будешь или привяжем?
-   А далеко ехать? Долго?
-   Ясно. Клади на доски.
   Свободным концом веревки привязали сумку, Виктор сел на заднее сиденье и поехали. За воротами Петька почему-то пересек шоссейку и вырулил в открытое поле, газанул и помчался в непонятную сторону. Наверно срезает, на дорогу выезжает, подумал Виктор. Но вот мчались они по никогда не кошеной траве уже скоро полчаса, а никакой дороги не было. Вокруг уже расстилалось бескрайнее чистое поле, мотоцикл ровно тарахтел, и Виктору становилось понятно, что никакой дороги впереди не предвидится. Он оглянулся, последний ориентир, кошары, откуда они выехали, прятался за горизонт, а впереди, и куда ни глянь вокруг - бескрайние степные просторы.
 
-   Куда мы едем? – прокричал он на ухо Петру.
-   На колодец. 
-   А что, дороги туда нет?
   Водитель удивленно обернулся к Виктору. При этом скорости он не сбавлял, а мотоцикл мчался, как показалось Виктору безукоризненно в одну точку горизонта.

-   Какой дороги, Витя? Мы с тобой в степи.
-   А как же ты едешь? И почему ты так гонишь, а вдруг кочка? Или камень?
-   Я еще раз тебе говорю – мы с тобой в степи. Привыкай. А я еду туда, куда надо. Сиди, не бойся, ни камней, ни кочек по дороге не будет. Вот сейчас только скелет проезжать будем, я покажу.
   И действительно, еще не прошло минуты после его слов, он указал рукой в сторону.
-   Смотри.

   Виктор в нескольких метрах увидел торчащие из травы белые ребра и стоящий вертикально лошадиный череп. И он успел обратить внимание на то, что лежали кости на участке, где травы были желтее, суше, цветов на нем почти не было, будто в это место солнце направляло более жаркий луч. После этого Виктор успокоился. Несомненно, что это цветовое пятно, среди колышущихся трав, было видно издалека, и его возница мог видеть буквально на горизонте. Он вспомнил, как в море, на промысле, вдруг необъяснимо даже самому себе, понимал, в какой точке промысла он находится. Вот так, поднимался на мостик, оглядывался и, по каким-то непонятным признакам понимал, где его судно находится и каким курсом идет. Будто внутри него работала персональная навигационная система. Впоследствии он сталкивался с подобными явлениями. Штурмана в разговорах упоминали подобные случаи «просветления».

  И дело в том, что они, рыбаки работали в одном районе промысла дни, может месяцы и успевали «почувствовать» этот участок моря. А что говорить об этом парне, да и всех, кто живет в степи. Для них эта степь, разнообразие трав и цветов, птиц и животных, ветров и неба не менее  разнообразного, с облаками, звездами, луной и солнцем были единым целым, с которым люди успели слиться и чувствовали себя они частицей этого единого природного организма. Так человек жил в степи тысячелетия.

 Как обычный человек в своем доме, в темноте, мгновенно, без всякого анализа понимает, где он, стоит чуть повести рукой и коснуться любого предмета, так степняк, вдохнув вольного воздуха степи, поведя взглядом по едва уловимым изгибам колышущихся трав, наверно знает, где он находится, и за какими точками горизонта стоит ближайшее жильё или колодец. Они даже, видимо, не задумываются над этим, все происходит интуитивно. Они, люди, живущие в степях и пустынях, вот, как и Петька, удивляются, когда их спрашивают о том, как они ориентируются и находят дорогу.

   Колодец возник перед ними неожиданно, будто травы вдруг расступились, и открылся своеобразный, почти идеально круглый участок земли с пожухлой, а местами и вытоптанной травой. В центре этого круга стоял сруб колодца с торчащей в небо жердью «журавля». А в разные стороны от колодца, как редкие лепестки ромашки, косо и несимметрично расползались длинные желоба-корыта. Вот он какой, степной водопой, подумал Виктор. Он не увидел его издалека, потому, что задумался и смотрел в сторону. Слез с заднего сиденья и присел от боли в ногах.

-   Разомни, разомни ноги то, засиделся. Поприседай. Задом на седелке надо было вертеть, корреспондент.
   Петр начал раскручивать веревки и разбирать, сбрасывать на землю груз с коляски. Виктор пару раз присел и подошел к колодцу. Сруб стоял в углублении.
-   Постоянно осыпается, чистим по три раза за сезон. Как дожди пройдут, так и едешь, знаешь, что осыпался. Вот и сейчас, видишь? Стенка одна ушла. Да и доски гнилые уже.

   Виктор заглянул внутрь. Из глубины на него пахнуло прохладой и особой колодезной свежестью. Видимо вода чистая. Сразу захотелось пить.
-   Эту воду пить можно?
-   Мы пьём. А как же! И овцы пьют и коровы и кони. Почему же нам не пить, - рассуждал Петр, подтаскивая к срубу доски.
-   А как попить?
-   А никак. Загляни. Что, не рассмотрел? Стояки бревна сползли и перегородили проход у самой воды. Ведро не пройдет. Вот отремонтируем, будет нам награда, свежая водица. А пока попей, вон у меня на бачке, сбоку фляжка приторочена.

   Как-то незаметно, за разговорами, за приготовлениями приступили к делу. И Виктор надел перчатки, сбросил пиджак и без просьб и предложений включился в работу. Скоро Петр, обвязавшись веревкой, спустился внутрь, до самой воды. Оттуда глухим голосом подавал команды. Выровняли стойки, поставили заново распорки у самой воды. Пришлось ведер двадцать земли поднять наверх. Когда подняли наверх Петра – Виктор устало опустился на лежащие доски. Сердце учащенно стучало в грудь и в затылок.

-   Устал? Понятно, с непривычки, конечно, устанешь, - без иронии сказал Петр.
   Виктор промолчал. А Петр, будто и не работал, стал пилить, подгонять доски для сруба.  Гнилые отрывал, прибивал новые и обрезал ножовкой.
-   Давай я, - взял у него ножовку Виктор.
-   А сможешь, корреспондент?
-   Смогу.

-  А что, корреспондентов учат плотницкому делу?
-   Если хочешь знать, это у меня первая командировка корреспондентом.
-   Да? А кем же ты до этого был?
   Виктор промолчал, отпилил доску но, видя, что Петр ждет от него ответ, глянув в сторону, буркнул:
-   Моряк я, Петя.
-   Как это?

-   Просто, Петя. Вся моя трудовая деятельность в море прошла. Значит кто я? Правильно, Петя, я моряк.
-   Да брось травить. Я во флоте служил, и флотского за версту чую. А из тебя какой моряк? На тебя глянешь – интеллигент.
-   А может быть я и был флотской интеллигенцией. Допускаешь? А то он за версту чует. Сказал бы уж – за милю.

   Петр внимательно посмотрел на Виктора.
-   Что, офицером был?
-   Я, Петя, в рыболовном флоте работал. На промысловых судах ходил.
-   И кем же ты там работал?
   Петр уже спрашивал без подначки, серьёзно. Видимо почувствовал, что человек тоже не шутит.

-   После мореходки штурманом, а последние годы – капитаном. Капитаном-директором. Слышал о таких судах, как БМРТ?
-   Ого! Шутишь? БМРТ, - он почесал затылок, - да, вроде что-то слышал. Траулеры большие? Я в Севастополе служил. В шестьдесят седьмом демобилизовался. А там, я слышал, в Камышовой бухте рыболовный флот организовался, в загранку ходили. Наши ребята после дембеля пошли туда подзаработать.

   Дальше разговор пошел задушевный. Отошли в сторону, присели на травку, Петя закурил, предложил Виктору сигарету, но тот отказался. Поговорили о море, Петя одну за другой вспоминал, как ему казалось, захватывающие истории из флотской жизни. Он почувствовал, что его понимают, видимо давно не было у него собеседника, с кем можно было вспомнить армейские, тем более, флотские будни и праздники. Виктор умел слушать, за это его ценили в прошлой, морской жизни. В море ценят хороший разговор, «травлю» и на мостике, и в кают-компании комсостава, и в столовой команды, и на палубе. Ценят во флоте и хорошего рассказчика и хорошего слушателя. Одним словом, они поговорили. Потом  Петр прошел к мотоциклу, откуда-то достал «тормозок», в котором оказалась бутылка молока, пучок зеленого лука, краюха хлеба и большой кусок овечьего сыра.

-   Не побрезгуешь, капитан?
   Виктор отметил, что его уже не кличут корреспондентом, а звание капитана было привычнее. Еще он отметил, что голоден. Он совершенно не подумал о простой и естественной стороне своего путешествия. Он отказался от опеки и сразу почувствовал цену самостоятельности. А с этим парнем, он понял, что надо быть проще, не ломаться. И он просто кивнул. Подняли ведро воды из отремонтированного колодца, помыли руки и сели перекусить.
 
-   Давай поторапливаться, отара идет.
   Виктору пришлось встать, чтобы увидеть приближающуюся отару и услышать гул движения большого количества животных. Быстро доели и собрали оставшиеся доски и инструмент на коляску. Отара уже была рядом. Теперь Виктор разглядел, что в основном это были овцы. Двигалась отара быстро, чувствовалась в их движении целенаправленность, задние животные даже бежали. За овцами и чуть сбоку трусили несколько коров, а замыкали все это живописное шествие два пастуха верхом. Петр все время до подхода отары поднимал ведром воду из колодца и разливал по корытам.

-   Заболтались мы с тобой, капитан, а надо было, как только ремонт закончили, сразу воду наливать.
-   Давай подменю, - предложил Виктор.
-   Еще чего, - отмахнулся Петр, - твое дело теперь в газету писать. Я вот думаю, как это ты переметнулся с морей в газету? Что случилось то?
-   Долго рассказывать.

   Рысью подлетел к ним один пастух, издалека поздоровался с Петром, бросил поводья на седло и, перехватив у Петра ведро, продолжил наливать воду. Его лошадь сразу же направилась к корыту, в котором уже была вода и опустила голову.
-   А мы уже не надеялись, что сегодня вода будет. А старые, слышь, издалека воду почуяли, - пастух, выливая ведро в корыто, махнул головой на овец, - видал, как бежали?

   Виктор только сейчас заметил, что вокруг стада, не обращая внимания на людей, бегают две собаки. Обе крупные, почти вровень с овцами, серые с рыжинкой. Подъехал второй пастух, пожилой, с седой щетиной на лице, несмотря на теплый день в папахе, явно кавказской национальности. Спешился и сам подвел свою лошадь к корыту. Не спеша подошел и поздоровался.  Тоже поблагодарил за отремонтированный колодец. Отцепил от пояса обычную армейскую фляжку в брезентовом чехле и набрал воды из поднятого ведра. Отпил несколько глотков и улыбнулся.

-   Они сейчас пьют водичку, - кивнул в сторону отары, - и тоже благодарят вас, уважаемые. Доброе дело сделали. Вода – это все, - он покивал сам себе головой.
   Сказал и пошел к пьющим воду овцам. Что-то, непонятное Виктору, делал среди животных, то наклоняясь, то, встав, оглядывал отару и шел к другой группе овец. Пастух, видимо, знает каждую «в лицо», подумал Виктор.

-   Капитан, - окликнул его Петр, - нам ехать надо, я с тобой ночевать там не намерен.
-   А к кому едете? - спросил молодой пастух.
-   К Хамиду вот ему надо.
-   А он на пастбище сейчас. С Василем, работником, загоны ставят для подсосных маток и ремонтного молодняка. Но это недалеко от их «точки», в сторону черного камня. Знаешь?
-   Знаю, - Петр махнул рукой Виктору, - поехали.

   Виктор кивнул пастухам «до свиданья», резко поднял руку, желая приветливо помахать им на прощанье, и не смог опустить. Грудь сдавила знакомая боль, под горлом заворочалось, перехватило дыхание. Ему показалось, что сердце остановилось, в голове зашумело, она стала тяжелой, но сразу отпустило и сердце застучало, заспешило куда-то, отдаваясь каждым ударом болью в центре груди. Этого мне только не хватало, мелькнуло в голове. Он чувствовал, что стоит, покачиваясь, но не мог сдвинуться с места и беспомощно прижимал ладонь к груди.

-   Ты чего? – Петр стоял уже около мотоцикла, - что такое, капитан? Тебе плохо?
   К Виктору направился и пожилой пастух.
-   Что? Сердце, дарагой? Зачем в степь с больным сердцем ехать?
   Вдвоем с Петром они подвели Виктора к мотоциклу и посадили на доски, сложенные на коляске.

-   У тебя лекарства с собой есть?
   А Виктор уже сам достал из кармана баночку с нитроглицерином и сунул таблетку под язык.
-   Э-э. Я тебя такого никуда не повезу. Кто тебя там лечить буде? Поехали назад. Сможешь в седелке сидеть?

   Все трое уже обступили Виктора с тревожными хмурыми лицами. Вот я людям забот принес. Дурак я, дурак. Не стоило ехать.
-   Я вам вот что скажу, - старший пастух повернулся в сторону степи и куда-то махнул рукой, - вези его, Петро, к старому Игнату.
-   В самую точку, дядька Саид, в самую точку. Старый Игнат здесь в степи лучше всякого доктора вылечит. Он не таких на ноги ставил. Ехайте к нему, Саид дело говорит - поддержал молодой пастух.
 
-   Знаешь, как к нему ехать, Петро? – старый пастух спрашивал у Петра, а сам рукой указывал направление, куда только что смотрел.
-   Ты как, капитан? Усидишь? Нам часа полтора дороги. Да, Саид?
-   Если гнать не будешь…, да, примерно так.
   Виктор перебрался на заднее седло мотоцикла, и они тронулись.
-   Ты как? – обернулся Петр.
-   Нормально, можешь быстрее ехать, нормально.

   Боль в груди ушла, осталась тяжесть и учащенное сердцебиение. Но терпеть можно было. Ехали прямо на стоящее над горизонтом солнце, слепило глаза, и Виктор глядел в сторону и в землю. Он не видел, как многоцветная степь в низких лучах солнца стала золотой, бездонный купол неба приблизился, краски его потеплели, от зенита к плывущему над горизонтом расплавленному диску солнца протянулись каракулевые белые с золотом облака. Виктор видел только летящую  под колеса, хлещущую по ногам траву и одной рукой прижимал тяжелый комок в груди. Не покидала одна мысль: зачем я здесь, почему не отказался от непонятного, странного предложения, что будет дальше? Получается, что он задремал от мерного покачивания и монотонного треска мотора, тяжесть в груди отступила, заменилась ощущением пустоты.

   Мотоцикл легонько тряхнуло, и Виктор глянул по сторонам. Слева тянулись далеко в степь какие-то загородки, земля под колесами вытоптана, а они въезжали на площадку, окруженную невысокими постройками с камышовыми крышами, стогами сена и опять же загородками, причудливыми лабиринтами разбросанными между постройками. Мотоцикл остановился, чихнул и заглох.
-   Приехали, - в голосе Петра облегчение.
   Виктор медленно, осторожно слез с заднего седла. Боль вернулась. Он поискал глазами, куда сесть. Рядом лежала перевернутая тачка с двумя колесами от детской коляски, и Виктор опустился на неё, даже не обратив внимания, что она испачкана засохшей дворовой землей с сеном.

-   Посиди, я сейчас, - Петр затопал сапогами в сторону ближайшей постройки.
   Какие-то люди, кажется, их было двое или трое, подхватили Виктора под руки и повели в дом. И вот он уже лежит на каком-то топчане, на мягких шкурах, а над ним склонились лица незнакомых людей. Седой великан с большими, сухими, горячими руками берет его за запястья и, наклонившись близко к лицу, смотрит ему в глаза. Чьи-то быстрые, тоже горячие руки сбрасывают с него туфли, снимают носки и, закатав штанины, обхватывают щиколотки ног. Глаза  великана притягивают к себе, отвлекают внимание от всего происходящего, пеленой закрывают все, кроме взгляда из-под седых бровей.
-   Что?
-   Целое, Олюшко. Инфаркта нет.
 И последняя четкая мысль перед тем, как забыться: «Берко?» «Это же Варин дедушка – Берко!» «Как там его пастухи называли? Дед Игнат? А дедушку звали Игнат Арсеньевич. Но ведь…» 

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/19/183