Кострома

Короче, я получил назначение начальником радиопередающего центра узла связи ракетной дивизии в Кострому. Мой однокурсник Женя Инякин туда же на радиоприемный центр. Это было конечно не НИУ в Москве или Питере (а туда тоже кое-кто попал, разумеется, не из любви к науке, а скорее из-за наличия квартиры или иных соображений), но и далеко не Ура-губа или Анадырь. Однокурсники поздравляли и радовались за нас, как мы будем купаться в молоке, масле и мясе (таким у всех осталось впечатление о Костроме от школьного курса географии).
 Я ожидал увидеть ПДРЦ со сверкающими рядами передатчиков, кустистые гирлянды антенн и вышколенный персонал. Реальность вернула меня на землю. Мне предложили класс для занятий, 25 архаровцев (как будущих радиомехаников), большинство из которых были моего возраста, участок казармы, где размещались мои «отличники» (обычно просят откомандировать в новые части лучших, а присылают как раз наоборот) и туалет, как объект поддержания чистоты моим подразделением. Естественно о передатчиках нечего и говорить. У Жени Инякина была та же картина, только вместо туалета – умывальник. О каких научных планах можно говорить, только бы выжить. А выжить было непросто, опытные офицеры (начальники телефонного, телеграфного центров и подвижного узла связи) встречали и провожали нас с Женей лучезарно-ядовитыми улыбками и возгласами: «Академики идут», при этом их особенно раздражала наша флотская форма. Естественно, их часть казармы блистала образцово заправленными койками и порядком в тумбочках, а у нас все было наоборот.
Никто не подсказал, а я не догадался, что подготовка специалистов приемного и передающего центров дивизионного звена ведется по одной и той же программе (я считал, что для радиомеханика главное –знание радиотехники и основ построения передатчиков). В конце лета к нам пришли два старшины из расформированного парашютно-десантного полка. Жене достался мастер по приему на слух и передаче на ключе, а мне - мастер рукопашного боя (я решил, что для моих архаровцев –это самое нужное дополнение, а то у них что ни день, то пьянка или драка, даже однажды дежурного по части не пожалели). В середине осени нагрянула инспекторская проверка и тут сказались мои радиотехнические заблуждения. У Жени с радистами занимался мастер работы на ключе, у меня бывший бортрадист с бомбардировщика ИЛ-28, имевший приблизительные представления о методике подготовки. В общем специальность была безнадежно провалена, а радиотехника была в требованиях проверяющих на уровне «радиостанция состоит из корпуса, ручки для переноски…». Изрядные грехи по дисциплине и завал специальности, сгустили тучи над моей самоуверенной головой.
Однако, Господь вновь повернул к «академику» свой светлый лик. Начальник связи корпуса, куда входила наша дивизия, подполковник Либенсон решил побеседовать с заблудшей овцой. Заслушав мою сбивчивую речь о науке, практике и причинах завала спецподготовки, он прервал ее следующими словами: «Вижу у Вас есть желание работать с техникой, а потому предлагаю перевестись в корпусной узел связи на равнозначную должность с гражданским персоналом, необходимостью в ближайшее время начать монтаж передатчиков и антенн своими силами, но там оклад на 5 руб. меньше». Какие 5 руб.! да хоть 25!. В ушах у меня запели ангельские трубы. Он добавил, что через три месяца надо пересдать проверку, это необходимое условие.
После отъезда высокой комиссии, я лично сел за ключ и под страхом сделать фаршмак из нерадивых (старшина мастер рукопашного боя довольно часто присутствовал на занятиях) начал ежедневную дрессировку своих «отличников». Надо сказать, что этот предмет в училище был поставлен весьма серьезно. Кроме начальной основательной подготовки, каждое утро до четвертого курса включительно в классе из черного динамика над классной доской раздавалось пи-пи-пи и мы лихорадочно записывали радиограммы буквенного, цифрового и смешанного текстов. Через полчаса приходил мичман, молча собирал наши записи и в субботу объявлялось для тех, у кого положительная оценка увольнение с 15.00, для тех, у кого неуд еще два часа тренировки и увольнение с 17.00. Обычно передача на ключе всем давалась легче, а для приема должен быть постоянный тренаж при наличии минимального музыкального слуха. Такими методами способные достигали первого класса (кажется 120 знаков в минуту), а курсанты с неважным слухом- третьего (вдвое меньше). Дрессура моих бойцов при наличии поставленной методики, моего рвения и их непротивления дала свои результаты. Приехавшая в начале марта комиссия отметила заметный рост качества спецподготовки и поставила хорошую оценку. Либенсон был вполне удовлетворен, а начальник узла связи подполковник Кислинский (запомнился только своим пропитым лицом и употреблением фразы «чтобы не быть громогласным», как аналога «чтобы не быть голословным»), изрядно невзлюбивший меня изначально, был несказанно удивлен. Таким образом, путь во Владимир был открыт.
Завершая костромскую эпопею, расскажу курьезный эпизод осени 1960 года, когда Н.С.Хрущев обгонял Америку по производству мяса, молока и мяса на душу населения. Жильем мы худо-бедно были обеспечены (получили половину дембельского дома, две однокомнатные квартирки с водой в коридоре, печкой и удобствами во дворе, из всех щелей дуло, кирпичи вываливались, ну что возьмешь с «дембелей»). Женя быстро устроился рубщиком мяса, которое продавалось в подвале штаба дивизии. Его жена Лена, дочь начальника факультета проводной связи нашего училища (!), уже работала в строительной части. Естественно, мясом и спиртом мы были обеспечены, картошку и квашеную капусту не смог извести даже Хрущев, таким образом, мы были не в курсе продовольственных дел в городе, однако, решили семейно отметить красный день календаря в лучшем ресторане Костромы. Жены причепурились как только могли, мы надели флотскую форму (на службу мы уже ходили в полевой зеленой), привесили кортики. В зале ресторана «Волга» было тихо, как в ленинской библиотеке, и малолюдно, как в нынешних. Ну, думаем, народ еще на демонстрации или днем в Костроме не принято посещать питейные заведения. Официант вручил два толстенных экземпляра меню в кожаных переплетах. Типографским способом там перечислялась какая-то небывальщина даже для нас, немного знакомых с питерскими ресторанами. Ну прямо купеческие времена: расстегаи из всего, что можно придумать (от зайчатины до семги), уха из стерляди и других малоизвестных рыб, фаршированные щучьи головы, медвежьи котлеты, икра разнообразная (без заморской), в общем трапеза у «Иван Васильевича…» отдыхает. Пока мы с наслаждением и слюнопусканием изучали этот типографский перл, официант пожалел двух павлинов средней руки и с издевкой сообщил, что надо бы почитать папиросную бумажку, где указаны цены (у фантастических блюд цен не было). На реальном меню фигурировали щи кислые вегетарианские и камбала с картофелью фри. Зачем была эта театральщина, мы не поняли (осталось только предположить, что ждали высокое начальство из Москвы и решили поразить). Однако, наш гастрономический кругозор заметно расширился.
Покидая без всякого сожаления Кострому и «родной» узел связи, я сообщил коллеге Инякину о своих планах поступления в адъюнктуру (благо этому во Владимире будут более способствовать тамошние обстоятельства). На что Женя вынес из своей комнаты четырехтомник «Высшей математики» Смирнова и с пафосом заявил, что пока не изучит сей труд, не считает возможным двигаться дальше. На мои возражения, что в шахматах (он их любил и хорошо играл)  все охотятся за королем, а не за пешками, Женя еще нежнее прижал четырехтомник к груди и остался тверд в своих заблуждениях. Жизнь показала мою правоту, дело дальше первого тома не пошло, на чем и закончились его научные устремления. А Маркс призывал карабкаться по каменистым тропам.