Двенадцать вечеров с Экклесиастом. Публикация 14

Вечер ШЕСТОЙ
Есть зло, которое я видел под Солнцем…
Еккл. 6.1
У меня было время подумать. В больнице всегда так. Отдельная палата, все по высшему разряду. Наверное, в случившемся взяли верх мои связи. Толком не помню, как все произошло.
Я – судья. Дел в производстве больше сотни, но всегда найдется что-то, впечатляющее даже меня – видавшего всякое на своем веку. Когда человек сталкивается ежедневно с темной стороной жизни – невольно становится темнее.
Я не лучше и не хуже других – член системы, один из ее винтиков.  Беру деньги, называя это для себя благодарностью. Стараюсь быть разборчивым – при этом прекрасно понимая, насколько тонка грань.
Это дело впечатлило. Трое подростков цинично избили семидесятипятилетнего старика. Просто так. С элементами фашизма. Все трое арестованы мною. Находятся в СИЗО.
Дети-мажоры. Возможно, все так и сошло бы с рук еще на стадии досудебного следствия – не окажись у старика очень непростого сына. Он не мстил общепринятым способом, держался спокойно – но при этом предпринимал все необходимые меры, чтобы зло не осталось безнаказанным.  И находил в этом поддержку у всех участников процесса. Родители – святое.
В тот день должен был решаться вопрос о продлении санкции на арест. Прокурор запросил еще месяц – и я не видел причин для отказа. Правда, пытался как-то туманно говорить со мной адвокат обвиняемых, но, ощутив мою отчужденность, быстро ретировался.
На душе было тревожно – но такое состояние характерно для моей работы.
В кабинет заходит хорошо одетый человек (раз пропустили – значит, имеет основания). Говорит уверенно и весомо. Отпустить. Конверт. Без обиняков.
Ситуация понятна – но проблема в том, что у меня все же есть принципы. И отец-старик. Стариков избивать нельзя. Стараюсь как можно спокойнее говорить об этом.
Мгновенная трансформация – и передо мной настоящий зверь. Хладнокровный и жесткий. «В порошок сотру. Сам сядешь на их место»
Острое чувство опасности. Щелчком сбрасываю конверт на пол подальше от себя – но кабинет уже наполняется людьми в штатском с кинокамерой. Пытаются сунуть мне в руки вынутые из конверта деньги….
Боль и тьма. Очнулся уже в палате. Не арестован. Ну что ж, это еще не конец истории. 
Думаю о случившемся – хотя мысли путаются и все время сменяют друг друга. По телевизору передают новости. Собравшиеся перед зданием суда люди протестую против выхода на свободу «моих» фигурантов. Значит, конверт все же нашел своего адресата. Снова обида и боль.
Где здесь подвох? Где зло и где его источник?
Заходит доктор – приятный мужчина средних лет, сразу располагающий к себе. Произносит слова, одно из которых впивается в мой мозг – инфаркт. Нельзя волноваться, двигаться – только дышать и принимать лекарства. Фактически, нельзя жить – ради того, чтобы жить в будущем.
Не может быть, чтобы все это относилось ко мн. Но понимаю, что теперь уже никогда не буду прежним. Жизнь разделится на «до» и «после» - хотя будет ли оно, это «после»…
Через несколько минут после ухода доктора вновь посетитель. С удивлением узнаю своего недавнего визитера – и тело невольно напрягается. Ум выдвигает предположение: пришел договариваться. Но улыбка на его лице как-то не соответствует этой догадке.
То, что произошло после этого, напомнило какой-то жуткий сериал. Зажав одной рукой мне рот, второй незнакомец умело делает инъекцию заранее приготовленным шприцом. Последнее, что слышу – «Привет от родителей»…
Снова мгновенная острая боль – и темнота.
И так же внезапно – свет. Я в каком-то странном месте. Наверное, бред. Но картина ясная, как никогда.
Передо мною – шесть человек. Их взгляды дружелюбны, и немного грустны. Помещение явно старинное, да и одежда на «встречающих» как из кинофильмов на Библейские темы. Мое внимание сосредотачивается на необычайной красоты ковре, узор которого заполнен едва наполовину.
- Добро пожаловать! – произнес самый старший из них. Прозвучало это совершенно естественно.
- Я что, умер?!
- - Так полагают большинство и так будет написано в официальной бумаге. Но с нашей точки зрения ты ожил…
В голову лез всякий бред, а рот независимо от меня начал говорить:
- А как же черти, которые явно меня должны забрать? Или это после? А вы кто?
- Юмор – защитная реакция на шок. Придется привыкнуть к новому качеству. Ты жил так, что обеспечил себе эту встречу – но пока не понимаешь. Своими жизнями мы пишем Книгу, а на ковре проявляется узор в зависимости от нашего Понимания.
Закружилась голова. Про Книгу и ковер я почти пропустил. Как громом поразила мысль «Я УМЕР» Всех последствий этого даже представить сложно.
- И не представляй – у тебя пока нет для этого оснований. Читай Книгу!
Эти слова прозвучали почти повелительно, и я невольно всмотрелся – прямо из воздуха начали проявляться буквы…
Есть зло, которое видел я под солнцем, и оно часто бывает между людьми:
Бог дает человеку богатство и имущество и славу, и нет для души его недостатка ни в чем, чего не пожелал бы он; но не дает ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем чужой человек: это — суета и тяжкий недуг! 
Да, я видел много зла – и последнее произошло совсем недавно. Душу жгла обида на несправедливость.
Старик заговорил.
- Я не представился. Имя мое – Соломон. Тот самый. Своих новых старых друзей узнаешь по ходу. Первое правило нашего общения – не давай оценок. Душа твоя отягощена обидой – наблюдай.
Я – маленький мальчик. Отец выполнил свое давнее обещание и вывез нас на природу. Традиционный шашлык, масса впечатлений. Интересно ВСЕ. Я даю волю чувствам, и впитываю окружающий мир.
Дальнейшее стало кошмаром наяву. Несколько незнакомцев, совершенно чужих этой тишине и умиротворенности. Сцены насилия и издевательств. Родители унижены – особенно отец. Он не смог защитить семью – и будет этим мучиться всю оставшуюся жизнь. Я не понял всего произошедшего, но в детской душе родилось совершенно новое чувство, которое для себя назвал жаждой возмездия.
Всю жизнь буду спрашивать себя – не месть ли это. И всю жизнь буду карать, стараясь оставаться справедливым. Но удовлетворение так и не пришло…
Начал целенаправленно заниматься боксом. Спортивные достижения меня не интересовали – только возможность жесткой реакции и отпор. Сам выискивал ситуации, которые, казалось, требовали МОЕЙ справедливости. Постепенно это стало смыслом жизни. Решение стать судьей пришло задолго до его непосредственного свершения. Это давало мне доступ к законному возмездию.
Юрфак с отличием, много интриг и взяток – и долгожданная бумага – указ с моим назначением – у меня в руках. Теперь мой статус позволяет осуществлять кару человеческую именем государства.
Долго привыкал к новому положению и возможностям, стараясь казаться при этом справедливым и непредвзятым. Конечно, я был всего лишь маленьким винтиком в грандиозной машине, но обладал достаточной степенью свободы на своем месте.
Ни богатство, ни слава меня не интересовали в той мере, чтобы стать привязанностью, но приходилось соответствовать занимаемому месту. Статус обязывал. Да и периодическое облачение в судейскую мантию придавало внешнему процессу какое-то подобие таинства.
Огромное количество дел, сплошной поток страданий и несправедливости. Ко всему привыкаешь – но из зол я стремился выбрать меньшее.
Но в данный момент происходит нечто страшное для меня. Свою прошедшую жизнь я вижу не внешним взором – но внутренним чувством, сердцем. А его не обманешь, оно срывает все маскировки и оправдания ума, оставляя напоказ неприкрытые намерения и называя вещи своими именами.
Было невыносимо стыдно – казалось, все Бытие становится свидетелем моего фиаско. Вот он, страшный суд – когда судишь сам себя ОБЪЕКТИВНО.
Я видел носимого мной младенца – собственную душу. Как она жаждала любви, внимания, тепла – но ничего этого не получала. Она была поистине БЕДНОЙ – все уходило на подпитку личности. Этот внешний покров – мои представления о самом себе и мнения окружающих – многослойным саванов закрыл душу от тепла и света, и она чахла в созданной мною самим темнице. И только смерть принесла освобождение и осознание.
- Вот и прими себя таким! – Это прозвучало из уст одного спутника Соломона.   – Матфей – представился этот благообразный человек. – Ты не являешься исключением. Просто ТАМ мало кто уделяет внимание усвоению происходящего, все заняты накоплением – и только здесь с ужасом обнаруживают, как пусты и немощны их души… Болезнь в том, что пользуется всем чужой – твой костюм, личность. А сам ты – твоя душа – остаешься беден. Смотри и усваивай.
Если бы какой человек родил сто детей, и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его,
потому что он напрасно пришел и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком.
Причудливый узор, витиеватые слова… Детей у меня не было. Как-то не входило это в мою программу. Но в собственной гордыне каждое дело, попавшее ко мне в руки, считал своим ребенком. Так оно и могло бы быть…
Мужчина средних лет. Интеллигентен, даже красив. Обвинение в убийстве. Трупа нет – покушение. С первого взгляда вижу – дело сплошь фальшиво. Ссора с женой. Большие деньги и жажда мести. Прокурор просит четырнадцать лет. Думаю – сколько же вы все взяли денег? Себя считаю достаточно правильным и приговариваю к десяти годам. На глазах мужчины слезы – он ведь тоже все понимает. Себя оправдываю системой  - все равно кто-то возьмет, но я хотя бы по человечески подошел. О вчерашнем объемистом конверте стараюсь не думать. Это дело  - отвратительный ребенок! Хотя стоп! Дети такими не бывают – значит, это я о себе…
Два брата. Убили стариков из-за мизерных сбережений. Тут же и пропили. Ни раскаяния в глазах, ни страха – животные. На каждом заседании чувствую, как закипаю внутри – слишком много личного. Сожаление об отмене смертной казни. И приговор к пожизненному заключению. Кажется – закономерный и правильный итог. Тогда я так и думал… Но не теперь. Ведь двигала мной ненависть, а она не может облекаться в мантию правосудия. Фактически, я отмахнулся от дела, не разобравшись – откуда, собственно, берутся такие…. Снова я отвратителен.
Водитель маршрутки. Вез людей ночью. Остановился и вышел покурить. Маршрутку снес с трассы многотонный грузовик. Почти все погибли. В глазах этого человека – невыносимая мука. Он уже осудил себя. Знаю, как постоянно звенит в голове вопрос «Зачем остановился!?» Самое страшное – этот человек проклял себя, и теперь никакой суд ему не нужен. Но меня осаждают родственники погибших, требуя справедливости. Но как ее понимать? Где искать? В кодексах и денежных знаках? Выношу достаточно мягкий приговор – и попадаю под удар со всех сторон. И, как гром среди ясного неба – водитель вскрыл себе вены. Спасти не удалось. Я себе противен!
Душа не наслаждалась – она корчилась в муке самоистязания, и этому не было конца. Вот они – все передо мною – мои дети. Огромная толпа всех, чьи судьбы затронули мои решения.  Наверное, час возмездия. Страшно.
Но в глазах этих людей нет ничего, кроме сострадания. Не жалости – она унизила бы и без того уязвленное самолюбие – но именно человеческого сопереживания. У каждого своя мука. Господи, если бы можно было все повторить!
- Можно! – сказал Соломон, - Но в этом нет никакой необходимости. Ты сейчас усваиваешь полученный опыт.
Снова зал суда. Только в качестве подсудимого – я сам. На привычных местах прокурор, адвокат и судья в величественной мантии. Вглядываясь в их лица, с ужасом везде обнаруживаю себя. Даже в кошмарном сне не мог представить себе подобную процедуру.
Приставы вносят очень красивый прибор, напоминающий весы. Те же две чаши, стрелка. С явным дружелюбием из золотого сосуда извлекают они что-то очень светлое. Даже от вида ЭТОГО дух захватывает,  а по телу разливается волна блаженства. Страх уходит куда-то вдаль.
Старший из них говорит:
- С этим ты пришел в мир. Это искра Божественная, принесенная при зачатии.
Я уже понял. Процедура очень проста – взвешивание. Только с чем будут сравнивать этот «эталон»?
Торжественно вносят еще один сосуд – и я с трепетом узнаю собственное сердце. Только это не знакомая всем мышца, перекачивающая кровь, а некое вместилище, в котором явным образом тьма борется со светом.
Наверное, в этот момент я должен был придти в трепет – ведь дальнейшее было совершенно сокрыто. Но сама процедура оказалась настолько торжественной, что полностью захватила мое внимание.
- А это то, что ты наработал в жизни…
Бережно опускается сосуд моей души на вторую чашу весов. Все замирают в ожидании. Внимание кажется сгустившимся и вещественным.
Качнувшись вправо-влево, стрелка весов медленно, но неуклонно свидетельствует о приумножении данного мне изначально. Внутри восторгом взрывается радость – оказывается, в нынешнем виде я знаю последствия происходящего.
- Вот видишь! Не всегда дела обстоят так, как кажется уму. Мы все поздравляем тебя.
Судья с моим лицом касается меня же длинным жезлом, и я вновь проявляюсь в царском зале.