Ханума

У тети Марго пушистые длинные ресницы, нос с горбинкой, и полнотелость, свойственная ее возрасту. В свои пятьдесят пять она бесстрашно молодится, показывая миру свои широкие бедра в узких юбках выше колен, полную, слегка обвисшую грудь в глубоких декольте, и наносит на лицо аккуратный, но очень чувственный макияж, непременно с яркими губными помадами. Аня называет ее Ханумой, женщиной – вечной свахой. Тетя Марго ведет частную практику психолога и часто приглашает Аню посидеть в бархатных креслах ее кабинета – Аня никак не найдет себе мужа, что, по мнению Ханумы, является признаком женской несостоятельности.
– Тебе нужно раскрыть свою витальную энергию, – увещевает Ханума, царственно восседая в шикарном шерстяном пончо напротив Ани. – Так мир земной устроен: самка находит самца, воспитывает его, две энергии, женская и мужская, встречаются – рождается третье, новый мир, новый ребенок.
Ане двадцать семь лет, есть приличная работа, съемная квартира, друзья и любимое рисование, но с замужеством как-то не клеится: то ли самцы не те, то ли она – не самка. Ане все грезится романтическая любовь и воздушные поцелуи в небе, а тут – земная реальность во всей своей беспощадной наготе. Если женщина – значит, самка, значит, рожать надо. Все женатые знакомые сочувственно качают головами над Аней, наблюдая ее незамужнее и бездетное одиночество. «Ничего, – словно сговорившись, выдают они резюме. – Все еще впереди». И Аня, продолжая тосковать внутри о чем-то высоком и вечном, послушно отправляется к Хануме слушать ее заговоры на счастливое супружество и учиться позитивно думать о том, что все – впереди.
– Понимаешь, это торжество рода: родители твоих родителей встретились, родились твой отец и мать; они соединились – родилась ты. Когда ты выйдешь замуж и у тебя появятся дети, ты продолжишь жизнь. Это закон.
Аня тихонько пьет чай, рассматривая пухлые накрашенные губы Ханумы и представляя ее в постели: наверное, она чертовски сладострастна и в любовных играх беспощадно неутомима. «Повезло же ее новому протеже», – думает Аня, вспоминая очередного возлюбленного тети Марго, мужчины, на пятнадцать лет моложе ее, горячего кавказца, который помогает теперь ей с арендой помещения. – «Если б я была мужчиной... я бы... тут же ее и завалила на кушетку, прости господи». Аня улыбается своим неприлично-витальным мыслям, а Ханума, встрепенувшись, с надеждой произносит:
– Ты согласна со мной?
– Да, тетя Маргарита, конечно, согласна! – улыбается Аня и молча пьет чай дальше.

Люда смотрит на своего малыша – он протягивает маленькую пухлую ладошку и призывно мычит к маме. Аня тихонько шагает рядом.
– Когда у меня появился Артем, я наконец-то обрела счастье, – говорит Люда. Аня, любуясь своей маленькой подругой, катящей коляску с карапузом, думает: «Вот чудесный, простой мир женщины: стала мамой – и вечность уже не тревожит, не рвется изнутри, не соблазняет из-за угла. Вечность превратилась в Артема, и Люда к ней в услужение приставлена. Весьма конкретный апофеоз рода. Ханума, вероятно, права».
Карапуз требует маминой ласки, Люда нежно щекочет ладошку, протянутую из коляски к ней, малыш замолкает на пару минут. Ана счастливо улыбается, рассматривая длинную густую косу подруги, которую она то и дело перебрасывает через плечо. В нагретом вечернем воздухе плывет аромат сирени, в сердце Ани звучит солнечная песня любви ко всему сущему. А после прогулки ее ждет мольберт и краски, музыка в стиле джаз и тихая светлая грусть оттого, что жизнь так прозрачна и хрупка для нее и как будто вовсе не витальна...