Как мы вычисляли стукача

   Стукачи – это, конечно, отвратительное и страшное явление советской действительности, но оно было. Как и многие явления, видоизменяющиеся во времени, стукачество претерпело значительную трансформацию со времен тридцать седьмого года, и в восьмидесятых прошлого века имело, скорее, карикатурный, нежели трагический вид. Страна тогда уже оттаяла от ночных страхов, «черных эмок» и «погони за ведьмами». Прошла «весна шестидесятых», наступил благословенный «застой», где можно было говорить, что попало, и смеяться над чем попало. Ну, мы так думали и так делали.

   Из страшных рассказов наших старших сотрудников помню два, по своему трагизму и бессмыслице превосходившие остальные.

   Один о нашем стареньком седом «Машинкере», удивительном мастере Золотые Руки, умевшем поладить с любым механизмом и за то получившим свое техническое прозвище. Когда-то «Машинкер» учился на мехмате Московского Университета, жил с родителями в угловом отсеке многокомнатной коммунальной квартиры, построенной в незапамятные времена богатым купцом Новоконским. Одной несчастной ночью пришли люди в кожанках – арестовать жильца-соседа, наладчика с фабрики «Радуга».    

«Машинкер», тогда еще студент Алексей, на шум и громкий стук в соседнюю дверь нерешительно выглянул из своего жилища и был взят заодно с несчастной жертвой, чтобы «там разобраться». Лицо удивленно испуганное – значит, виноват.  Нечему дивиться, когда берут врагов народа! В суматохе его сунули в этап на Дальний Восток, и только в Хабаровске обнаружилось, что на студента не имеется «дела». 
   Сам он ничего путного по этому поводу сказать не мог, потому собравшаяся «тройка» при свете оплывающей свечи что-то начертала в немедленно открытое на него «дело», вложенное затем в стандартную картонную папочку с тесемками - не везти же арестованного назад в Москву. И дорого, и много уже чего насмотрелся по дороге.
   Так вот неожиданно просто отправился Алеша на десять лет в Магаданский край. Там прибавили ему по окончании срока еще десятку. И еще пять по окончании срока второго. За это время закончилась Великая Отечественная война, с  ней же и Вторая Мировая. Родители Алексея сгинули в ее горниле, больше на свете у него никого не было, в Москве его никто не ждал, и он остался в Магадане. Прибился к геологам, с ними же перешел в Камчатскую экспедицию, когда совершилось отделение Камчатки в самостоятельное Управление.
   Была в его судьбе деталь, как в романе о графе Монте-Кристо. Получая освобождение, Алексей Иванович мельком увидел документ, по которому был осужден. На закапанной свечой бумажонке торопливым почерком было написано: «за рассказ политического анекдота 10 лет». И вспомнил, как стекал воск со свечи…И как он с замиранием сердца угадывал, что пишут? Освобождают его…или? Получилось «или», как у Монте-Кристо, только у того срок оказался почти в два раза меньше «Машинкера».

   Второй рассказ намного короче, но не менее трагически абсурден.

Возвращаясь с полевого сезона, один из сотрудников поисковой партии во всеуслышание сказал:

- А начальник партии у нас большая скотина! Надо бы с ним разобраться!

И получил срок: за подготовку покушения на товарища Сталина  - 25 лет. Не расстреляли, сам через два года погиб в колымских лагерях.

   Эти рассказы уже без страха ходили между нами в семидесятые-восьмидесятые годы: на производстве стукачей, или сексотов, обычно знали в лицо и при них умолкали. Был такой и у нас - круглолицый и глуповатый Коля Тимофеев. Умные находили себя в профессии.

   А в народном фольклоре даже был в обращении политический анекдот:

«Едут в купе поезда четыре подгулявших пассажира и рассказывают политические анекдоты. Один решил подшутить. Наклоняется к вентиляционному отверстию и негромко говорит: 

- Товарищ майор, а мои попутчики политические анекдоты травят, разберитесь!
Просыпается утром один в купе. Спрашивает у проводника:

- А где народ?
-  Арестовали и ссадили с поезда ночью
- А меня почему не взяли?..
- Да товарищу майору ваш анекдот очень понравился!»

Сложнее было вычислить сексота, приставленного к поездке за границу. Им мог быть руководитель группы, но не всегда, иногда путевка бесплатно выдавалась стукачу нештатному.

   Мы с подружкой пытались угадать – КТО? Ну, не Костя же морячок, не глупая Белокурая Жози, не дородная Вита с оборочками во весь объект воспитания!

Но кто-то же смотрит, а может, и записывает, и запоминает!

Так и не вычислив хитрого стукача, вернулись в сентябрьскую Москву, оставив позади Белый Град, шумящее море, залитый не нашим солнцем сияющий аэропорт.
Москва встретила нас каскадами облетающих листьев, проливным дождем и суетливой беготней.

Никто не кричал нам:

- Церна! Церна! Белла! Руски! Лепота!

Никто не обращал внимания на наш беспримерно ровный нежно-золотистый загар и заграничные улыбки.

И мы вскоре стали сами собой – наши, свои, две единички в миллионной толпе приезжих, которые «понаехали тут».

Камчатка бушевала и гневалась. Серо-зеленые волны океана дыбились и падали, разбиваясь на пенящиеся осколки. Самолет бросало из стороны в сторону, но все-таки мы сели.

После мягко покачивающихся пальм Средиземноморья, после беспечной размягчающей жизни среди соленых волн искрящегося моря наше настоящее показалось нам неприветливым и суровым.

Общежитская комнатка зрительно уменьшилась раза в два. И, взглянув на наши печально вытянувшиеся физиономии, слетевшаяся девчоночья стая даже сначала перепугалась. Но искренняя радость по причине нашего с Наташкой приезда постепенно вернула нас к реальности и развязала онемевшие было от печали языки.

Много было рассказов «долгими зимними вечерами», заочно вся наша стая познакомилась с Драганом и Душко, а также камчатской группой, совершившей средиземноморский вояж. Фотографии мои бережно проявили и распечатали, они оказались единственными на всю группу, и потом ко мне за ними приезжали ребята со всех концов Петропавловска.

И вот однажды…

И вот однажды, когда Наташа, как на грех, отлучилась со своего архитекторского места в стройуправлении, где она работала, ее начальнику позвонили из того самого Серого Дома. Поинтересовались Златовой Натальей Игоревной. И когда она будет на работе. А на другой день на ее рабочем столе появилась повестка.

Вечером, вернувшись в общагу, я застала всю стаю в сборе. Умная Вера встретила меня фразой:

- Ты еще тут? А мы думали, ты уже в аэропорту!

Шутница, тоже мне…

Прибежала Ленка Раковицкая с растопыренными глазами:

- Наталь, Наталь! Мы вместе пойдем! Я как будто в парикмахерскую, а сама за тобой, если что – кричи!

Выяснилось, что товарищ из Серого Дома назначил Наташе встречу в гостинице «Аврора», в 216 номере. Значит – на втором этаже. Туда Раковицкая, как верная подруга, решила Наташку сопровождать. Мне велено было сидеть дома и ждать.

Не могу сказать, что ситуация мне понравилась. Мы еще раз перебрали в уме наши югославские похождения, но теперь уже без восторга. Остановились на дефилировании с бутылкой водки по курортному городку. Чтоб она пропала, эта водка! Но мы ведь ее не продавали, мы ее выбросили…

Ну, что еще могли мы натворить? В чужие машины не садились, в Италии не просыпались…

Наташа с Раковицкой ушли, а мы с Верой тоскливо стали ждать их возвращения.

В одиннадцать вечера мы подскочили со своих лежачих мест от громкого смеха в коридоре. Наташка и Ленка, хохоча, как сумасшедшие, вломились в комнату и заскакали по ней в каком-то диком танце весеннего шабаша.

- Лика!!! Помнишь, мы с тобой гадали, кто у нас в группе стукач???
- Ну?
- Ни за что не угадаешь!
- Да говори же!

Наташка перестала скакать и прыгать и, приблизив ко мне лицо, и серьезно округлив синие, как берлинская лазурь,  искрящиеся глаза, сказала:

- Я!
- Да ну тебя!
- Правда. Стукач в нашей группе – это я!
-  Да ладно…

И она рассказала.

В номере 216, куда она осторожно постучала, ее встретил молодой и даже не очень противный дяденька, прилично одетый и при галстуке. Предложил кофе (она отказалась!) и потихонечку начал расспрашивать о сентябрьской поездке, о впечатлениях, о группе.

- И ты рассказала?
- Рассказала…

Повисло молчание.

- Там расскажешь, что знаешь и не знаешь! А я ничего такого особенного и не знала…

- Значит, на этот раз решили особо не тратиться на бесплатную путевку...

- Потом он спросил, что я делаю завтра вечером. И я, как дура, сказала, что выхожу замуж. Он засмеялся. Сказал «большое спасибо» и попрощался.

- Все!!! Лика – все. Больше звонить не будет!

Мы пили чай, мы смеялись, мы радовались. И постарались поскорее эту историю забыть…