Сельский марафон

   Как быстро летит время! Казалось, ещё вчера я был студентом, а сегодня после окончания института уже прошло ровно десять лет. Совсем недавно всей группой по стадиону бегали, прыгали, сдавали зачёты, ездили на сельхозработы, собирали огурцы, помидоры, кабачки. Хорошо было, всё своё – урожай в ящики складываем и ждём рефрижераторов из Москвы. Как гнить начинает – вываливаем и снова собираем свежее. И так каждый день летом. Только после отправки в столицу остатки в местную торговлю разрешалось направлять.
   Теперь совсем не так. Редиска израильская, чеснок китайский, картошка египетская, остальное вообще неизвестно откуда взялось,  всё лежит и гниёт в магазине, собирать и выбрасывать ничего не надо, на полях пусто. Говорят, даже в случае заварушки какой продукты и технику будем брать у вероятного противника, так намного удобнее, производить ничего не надо, большая экономия от этого получается.

   А сколько историй всяких во время учёбы случалось – дня не хватит, чтобы пересказать. Вот, помню, вывезли нас как-то в совхоз, тридцать человек, все с третьего курса, наши. Посёлок красивый, в центре домики двухэтажные, с балконами. Только на вторых этажах никто жить не хочет – вода наверх не поднимается. Первые этажи совхозные разобрали. А нас над ними поселили, по шесть человек, квартира трёхкомнатная, с кухней, ванной, туалетом, которые без воды ни к чему. Внизу две доярки с семьями жили. Вход общий, только к нам по лестнице подниматься надо. С семи утра до пяти каждый день на работе – кто в поле урожай собирает, кто в мастерских под комбайном лежит, а кто просто обеда дожидается. После работы все в квартире собираемся, пойти-то некуда, клуб ещё не построили, пить запретили, скучно. Хорошо, карты в сельмаге продавались, самые разные, для пасьянсов, игральные, с картинками из опер, а у входа какой-то глухонемой с порнографией предлагал, недорого, за десятку всего. Ну, мы, конечно, купили. А раз купили – играть надо, тем более, интересно, показано такое! Сидим ночью, играем, надоедает – песни поём, потом опять играем. До отупения. Мужики ж одни, девчат наших в другое место увезли, чтоб чего не вышло, условия, как говорится, полевые.

  Вначале решили, кто проиграл, должен под стол залезть и прокукарекать во всю глотку, чтобы в соседних домиках слышно было. К полуночи первый определился, друг мой, Петька. Сделал, как договаривались, и так под столом заорал, что у нас в ушах зазвенело. На улице двери захлопали, разговоры какие-то начались, на работу местные побежали, думали, что утро наступило. Мы снова за стол сели, вторую партию начали. Пока играли, внизу шум и разговоры послышались, работники вернулись, сны досматривать пошли. Тут-то как раз у нас следующий проигравший объявился и под стол полез. Прокукарекал тоже хорошо. Опять внизу крики, разговоры, местные на работу побежали, потом быстро вернулись и спать завалились. Мы третью партию начали, потом четвёртую, так до утра каждую ночь и продолжали, карты себе раздаём, а те, что внизу живут, на работу бегут, опоздать боятся.
   
   Вдруг как-то вечером стук в дверь раздался. Открываем, а там участковый стоит, из центра к нам специально приехал.
– Жалоба на вас, – говорит, – поступила. Вы в квартире петуха держите, он кричит не по правилам, спать никому не даёт, даже у коров удои снизились. Предъявите-ка мне это животное, я протокол составить должен, указать какого он размера, цвета и так далее, а потом о принятых к нему мерах сообщить.
   Мы испугались немножко, но Петька сообразил быстро и всех выручил:
– Да он спит сейчас, – говорит, – если его разбудить, такой крик поднимется, опять всех перепугает. Я лучше сам его попозже на улицу выпущу, пусть там гуляет.
   А участковый ещё больше рассердился:
– Нельзя его на улицу, он же там кричать начнёт, куры соберутся и всё такое. Никогда раньше у нас этого не было. Я вам предписание выдам – унесите его немедленно туда, откуда взяли и там оставьте.
   Тут Петька вскочил, схватил какой-то пакет чёрный и за дверь выскочил.
– Я, – объясняет на бегу, – уже понёс его куда надо, больше  кричать не будет!
   Участковый успокоился сразу и говорит:
– Ну вот, раз вы со мной по-хорошему, я с вами тоже по-хорошему буду – никуда пока об этом не сообщу, но вы следите за порядком сами, чтоб никакого лишнего шума. – И, довольный, вышел.

  Тут и Петька откуда-то из темноты выскочил, пакет на место положил, в нём у него, оказалось, кроссовки грязные лежали. Мы за стол сели, пришло время карты раздавать, игру начинать. А что проигравшему делать? Решили, будет воду из колонки с улицы в нашу ванну носить. Натаскает  полную – воду сольём и играем дальше. Потом следующий таскает. Неделю так провели. Замаялись под конец, уже сил ни у кого не было с двумя вёдрами по лестнице бегать. Сидим мы вечером, играть готовимся, вдруг стук в дверь. Открываем –  снова участковый приехал.
– Жалоба на вас, граждане, – говорит, – опять поступила. Кто-то тут всю ночь по лестнице бегает, ногами топает, вода в трубах свистит, никто в доме заснуть не может. А утром местным на рынок ехать, торговать. Как, не выспавшись, это делать?
   Сердитый был, обещал протокол составить и ректору переслать. Мы ему, конечно, объяснили, что ночью по лестнице воду носим, чтобы помыться, одежду постирать. В поле за день так перепачкаешься, пропотеешь, что самим на себя смотреть противно. Он понял обстановку, успокоился и говорит:
– В ста метрах от вас речка течёт, вода ещё чистая, с удобрениями с полей только да из свинарника немного капает. Идите туда, стирайтесь и мойтесь сколько угодно.
   Пришлось нам это прекратить, пообещали, что шуметь ночью больше не будем. Он подозрительно посмотрел вокруг и ушёл недовольный.

   Но нам-то по ночам скучно, играть хочется, карты же не зря покупали. И заняться больше нечем. Шахматы, правда, нам выделили, но это для интима, для двоих только, когда народу много – мешают даже. В общем, решили мы новый карточный тур организовать. А чтобы интереснее было, проигравший должен три раза вокруг дома пробежать, голый совсем и босиком, чтобы шума лишнего не создавать. Время забегов наметили – с двенадцати ночи до пяти утра. С этим и сели. Кипяток приготовили, чай заварили, и пошло... Вначале дурачились только, а как к полночи приближаться стало, притихли. В общем-то, не страшно, но непривычно очень, да и босиком неприятно, ноги поранить можно. Сидим, играем, под конец у всех ладошки потеть стали, шутки какие-то глупые пошли. Ну, как ведётся, час расплаты приближался. Играли в дурака простого, каждый за себя. Первым Витьке выпало бежать, отличнику нашему. Мы раздеться ему помогли, подбодрили и за двери вытолкнули. А сами на балкон вышли, для контроля, круги считать, чтоб без обмана. На улице хорошо. Луна полная, деревья с листочками вокруг, воздух чистый, тепло. Стоим, ждём. Вот появляется он из-за угла. Беленький такой, бежит не быстро, осторожненько, поравнялся с нами, вверх смотрит, улыбается. До другого угла  добежал, за дом поворачивать стал. В это время шум какой-то раздался, вроде как кричат:
– Человек голый, гляньте, голый человек! – и ещё что-то непечатное добавляют.
   Мы скорей к окну на кухне, оно на другую сторону дома выходит. Видим, доярки после вечерней дойки с фермы возвращаются. В руках подойники сверкают, халаты белые, Луна светит, красиво так, и кричат все. Потом те, что под нами живут, бегом в подъезд – в дверях встали, детей своих защищать решили. Стоят у входа, подойники один о другой бьют, и кричат:
– Человек голый, гляньте, человек голый, держите его!
   А остальные, их штук восемь было, за Витькой в погоню помчались. Сильные оказались, догоняют, ему босиком бежать-то больно по щебёнке да колючкам. Гром стоит – подойники звенят сильно. В домах вокруг свет зажигаться стал. Опять за угол они повернули, а нас с кухни на балкон вынесло. Витька внизу бежит, кричит:
– Ребята, полотенце киньте, полотенце!..

   Мы понять не можем, вроде сухо вокруг, зачем оно ему? Немного оторвался он от преследовательниц, второй круг заканчивает, ещё один остался. Снова все за углом скрылись, мы бегом на кухню. Видим, он впереди, за ним доярки с подойниками, шум стоит, крики, понять ничего нельзя. Пробежали они внизу, мы – по комнатам на балкон. Опять Витька первым из-за угла появился, кричит, полотенце просит. Ну, как его кинешь, оно ж падает медленно, ему ни за что не поймать. А эти, сзади, догоняют уже:
– Голый человек, приведение, – кричат, – гляньте, приведение!
   Старушка какая-то из дома напротив вышла, посреди улицы встала, на Луну смотрит, губами шевелит и крестится... Да они все сами как приведения – халаты белые, на головах косынки тоже белые, на глаза посползали, всё развевается на бегу. А под халатами не больно-то много поддето, даже вроде как совсем ничего. Из домов соседних мужики появляться стали, кто в чём – на ком трусы семейные только, кто ещё и майку натянуть успел, и тоже за ними кинулись.
   Наконец закончил он третий круг, мы двери открыли, ждём, вот-вот поднимется. Только что-то его долго нет. Пришлось опять на балкон выглянуть. Витька на четвёртый круг пошёл, за ним бабы вёдрами гремят, за ними остальные несутся. И старушка крестится. Мы кричим:
– Всё уже, возвращайся, теперь Петькина очередь!
   А он в ответ:
– Не могу я, они в подъезде стоят, не пускают! Полотенце киньте...

   Кто-то за участковым смотаться успел, появился он на горизонте, в форме, с кобурой на боку. Пятый круг уже начался. Шум, крик стоит, но Витька держится, первым бежит, как положено. Да они б его не догнали ни за что, так до утра бы и бегали. Только участковый перепутал, навстречу всем побежал, в другую сторону значит. Тут-то его и взяли.
Мы потом одежду отнесли, участковый в город позвонил, утром из института целая делегация приехала, забрали Витьку для разборки. Говорят, хотели из института выгнать. А он справку принёс, оказалось, у него пуля в сердце.  Декан ногами топает, кулаками по столу хлопает, но сделать ничего не может. Выходит, инвалид Витька, а инвалидов из института отчислять нельзя. С медиками разбираться стали, почему при приёме в институт об этом в справке не указали. Но ничего не вышло, это врачебная тайна, разглашать её не положено. Хорошо, что от пули той он, пока бегал, не помер, а то бы ещё хуже было, выяснять бы начали, зачем больного на работу в поле послали, да кто послал. А ещё его дядя из обкома, он там большой начальник, позвонил ректору, попросил доложить, как летом в институте дела с дисциплиной обстоят. Витьку сразу простили, на кафедре оставили окна и двери красить. Только участкового предупредили за то, что он вместо профилактики каждую ночь по улице за курами с пистолетом гонялся.

   Десять лет пролетело. Витька во время перестройки в городскую администрацию попал, почти все заводы приватизировал, всё оборудование в металлолом сдал, всех работников сократил и меня тоже. Говорит, государство плохим хозяином было, мало денег городу отчисляло. Он теперь миллионером стал, в область его забрали, чтобы в других местах порядок навёл. А я на рынке одеждой турецкой торгую, пока ничего, жить можно.