Тяжесть жизни

Я вспомнил о той неподдельной радости, что чувствует подросток, когда у него на носу восемнадцатый День рождения. Он думает, что с этой важной датой вся жизнь изменится, он станет намного старше, ответственнее и значимее в обществе. Хотя, лично я каждый День рождения так думал о себе. Но солидным человеком я стал лишь в двадцать три, но друзья до сих пор смеются в кулак и называют меня «Ленни», но меня зовут Ленвард, никак иначе.
Этот праздник я готовил примерно…с десяти лет. Мне исполнилось двадцать, я возмужал, набрался опыта и был вполне влиятельным для своего возраста. Ко мне прислушивались, со мной считались и часто спрашивали моего совета. Пожалуй, это был лучший день в моей жизни.


Если бы кто-то мне однажды сказал, что в двадцать четыре я буду сидеть за столом, попивая кофе и разговаривая со своей невестой, я бы рассмеялся. Мой бизнес-план уходил далеко за тридцать и уж ни о какой свадьбе и речи быть не могло. Я не думал об этом, даже не позволял подобным мыслям закраиваться в моей мозг, но судьба успешно все исправила на свой лад.
Мы были знакомы так мало и так много. Я знал Джеллен всегда. Моя душа знала ее и я помнил нашу предыдущую встречу. Непередаваемые эмоции испытываешь, когда встречаешь свою родственную душу, которая в ответ вспоминает тебя. Это как заново родиться, но с тем опытом, который ты пронес на хилых плечах столько лет, а то и веков.


Я зажмурил глаза и попытался сконцентрировать мысли еще на каком-то счастливом моменте. Но все мое прошлое внезапно превратилось в непроглядную мглу. Каждая моя попытка воссоздать что-либо в голове, заканчивалась резкой болью в висках и головокружением. Недостаток воздуха, это скорее всего поспособствовало моему состоянию. Я снова зажмурил глаза и попытался досчитать до десяти, но даже эта простая арифметика расплывалась. Я не мог сконцентрироваться, не мог вспомнить, что идет после «пяти». Я не помнил элементарных вещей. И скоро, совсем скоро, я мог забыть свое имя, свою жизнь. Черное пятно амнезии плыло куда-то вглубь моего сознания. Это как черная дыра, поглощающая все на своем пути, разрушающая, убивающая, стирающая все мыслимое и немыслимое. Я становился пустым, чувствовал себя умершей звездой. В школе я готовил доклад на тему образования новых звезд. Я рассказывал о том, как взрываются планеты и через многие-многие годы образовывалась новая звезда. Она была белой, яркой, она вбирала в себя силу предыдущего носителя этого света и сияла еще ярче.
Я чувствовал себя погасшим, пустым, даже взорванным и раскиданным по всему свету. Перед глазами плясали черные тени, хотя было темно и свету неоткуда было взяться, чтобы разбавить мою мглу. Это похоже на месть, ведь я так и не посмотрел этот фильм. Теперь я жалею об этом, хотя вряд ли бы это что-то изменило.
В голове возник ослепительный свет, я стоял где-то посреди поля. Кажется, это за городом, возле моего домика, где я так любил отдыхать с друзьями. Это было лето. Солнце яростно пылало и жгло все на своем пути. Трава была жухлой и больше походила на осеннюю, старую, выцветшую, чем на молодую зелень. Мы купались в море, пытались хоть как-то спастись от жары, которая стояла уже не первую неделю.
Через какое-то время небо заволокло непроницаемыми тучами, которым не было конца. Хоть солнце и скрылось, но жара так и не пропала. Никто и не подумал сдвинуться с места, когда небо разверзлось и на нас обрушился целый шквал воды. Все радостно продолжали плескаться, что-то кричать и радоваться блаженной прохладе. Я лишь хотел убрать навес, чтобы его не отнесло к другому берегу, когда тело прорезала жгучая боль. В глазах все померкло.
Сейчас мне кажется, это было целую вечность назад. Меня ударило молнией и это настолько нелепо, что я бы посмеялся, если бы мог. Мои друзья, те ребята, которые весело плескались в открытом море во время грозы – целы и невредимы. Разумеется, я счастлив за них, но как мог я, вышедший на сушу, быть пораженным молнией? Неужели я чем-то разгневал богов? Сам Зевс взялся за дело? Страшно думать об этом.
  Я попытался пошевелиться, но по телу прошла мелкая дрожь. Конечности начали неметь, воздуха оставалось все меньше. Я лежал здесь уже около часа. Кто бы мог подумать. Я был в коме целый год, родители решили, что я умер, когда отключали аппарат жизнеобеспечения. Я помню, как отец сам нажал на кнопку и выдернул из моих вен все иглы. Мама пыталась поправить канюли, но вспомнила, что мне они теперь без надобности и убрала их на кушетку. Она держала меня за руки и горько плакала. Ее прекрасное лицо постарело на несколько лет. Оно осунулось и было больше похоже на серую маску, чем на прекрасный лик матери. Отец начал сутулиться и на лице замерла недельная щетина. Они оба, такие близкие и такие далекие. Я не чувствовал тепла, не слышал слов. Мама лишь горько плакала, когда положила голову ко мне на грудь. Отец пытался утешить ее, но сам еле сдерживал слезы, поэтому лишь сжимал плечо жены.
Странно, откуда я могу знать что было? Видимо, я витал где-то поблизости от своего тела, уж лучше бы я улетел куда-нибудь.
  Я снова был там. Я видел, как меня кладут в гроб, видел, как вокруг стоят мои друзья и близкие. На всех такие печальные лица. Все они были поражены. По губам отчетливо было видно одно лишь послание «Он был так молод». Я покинул их, а ведь обещал себе, что со мной никогда ничего не случится, я должен помогать родителем. Я обязан жить ради них, должен делать для них все, чтобы они были счастливы. Но… «он был так молод».
Грудь начало сильно сдавливать, мои короткие вдохи и выдохи не помогали кислороду оставаться на месте. Он очень стремительно исчезал. И вот сейчас, я лежал в трех метрах под землей, под грудой земли, которая давила на мое нынешнее и теперь уже, вечное место жительства. Я никогда не выберусь отсюда, даже если каким-то чудом кислород не будет кончаться.
Сверху раздался продолжительный треск и я понял, что это ломается крышка гроба. Родители не зарабатывали много денег, поэтому я должен был сразу догадаться, что гроб будет самым дешевым, а значит и самым хлипким. В узкую щель начала сыпаться земля.
Еще немного, кислород закончится и я задохнусь, что было бы лучше, чем удушье от кучи земли.
Я попытался поднять руки и закрыть щель, но когда нащупал одну щель, то почувствовал и другую. Она располагалась чуть выше живота и была намного больше, в нее вполне мог втиснуться маленький кулак. Я помню какой-то фильм, где Ума Турман очень легко и «по-голливудски» выбралась из гроба. Конечно, так ползать я не умею, но вот разбить крышку и попытаться выбраться можно было попробовать. В конце концов, я ничего не теряю.
Сложившись в три погибели, я стянул рубашку с плеч и завязал ее над головой, чтобы хоть как-то обезопасить свои дыхательные пути. На мне были обычные штаны, никаких джинсов и ремней. Сделать еще несколько щелей в крышке гроба было нечем. Я попытался лечь на бок, чтобы было больше места для маневра, но так дышать было труднее, поэтому я вернулся в изначальное положение. Вскинув руки вверх, насколько это возможно, я попытался пробить щели на такую величину, чтобы можно было протиснуть в них руки. Бить головой крышку совсем глупо, так можно получить сотрясение и уже окончательно умереть. Я помогал себе ногами, пытаясь бить коленом точно ровно, чтобы ударам подвергался один и тот же участок, так же помогал руками, сцепив их в один кулак. Через какое-то время послышался отвратительный треск и на меня обрушилась целая лавина. Первую минуту я не мог шевелиться, не мог моргнуть и вздохнуть. На мне лежало несколько тонн земли и они не только пригвоздили меня к гробу, но и не позволяли как следует сделать вдох. Паника настолько охватила меня, что я бы бился в истерике, кричал и молотил руками во все стороны, если бы мог конечно. Сердцебиение зашкаливало, я слышал глухой стук в ушах, к лицу мгновенно прилила вся кровь.
После двух маленьких вдохов и трех секунд спокойствия, я оценил ситуацию более или менее здраво. Мне оставался один удар по верхней крышке и тогда земля заполнит все свободное пространство, тогда я буду погребен окончательно.
Разобравшись со всем, что готовит мне судьба, я последний раз нанес решительный удар и в ту секунду, когда сверху покатились шарики земли, уже был готов. Я резко сел и попытался выпрямиться, чтобы земля сыпалась не на мою голову. Раскидывая и спрессовывая землю руками и ногами, я старался не поддаваться панике и не думать о том, как трудно становится дышать.
Земле, казалось, не было конца. Она все сыпала и сыпала, заполняя собой все, до чего могла дотянуться. Я чувствовал, как по рукам ползут омерзительные склизкие черви, как за шиворот сыплются кусочки глины. Я чувствовал, как уплотняется земля вокруг моей головы и если бы не тонкая материя, которая спасала от удушья, то я уже был бы мертв.
Я пытался встать. Пытался растолкать землю и сделать хоть небольшой просвет для того, чтобы протиснуть туда руку, коснуться травы и вытянуть себя наверх. Я бы выбрался из гроба. Я, который провел целый год, живя благодаря аппаратам. Я, который провел в гробу несколько часов, смог выбраться. После таких испытаний ты становишься настоящим человеком, готовым к любым испытаниям. Тебя не сломить, не запугать, ты больше не сможешь ничего бояться. Ты победил жизнь, победил смерть и победил себя.
Откуда-то сверху подул слабый ветерок и мне казалось, что я уже наполовину выбрался наружу, когда большие клубни земли с переплетенными корешками растений, начали засыпать мне руки и ноги.
Я больше не мог сражаться. Земля была слишком плотной, слишком тяжелой. Я закрыл глаза. Последний раз я вспомнил глаза моей матери, вспомнил улыбку отца и его похвалы. Вспомнил своих друзей и невесту, которую никогда не поведу к алтарю. Я вспомнил свое отражение, чтобы не терять последней крупицы жизни. Я больше никогда не увижу света, теперь со мной навсегда будет тьма. Я не смогу обрадовать родителей, что остался жив. Не вбегу к ним в дом, не обниму их, не увижу их слезы и искреннюю радость. Я больше никогда и ничего не увижу.
Теперь я знаю, что такое настоящие трудности, что значит «опустить руки». Я пытался, честно пытался, но во мне больше не осталось сил, которые помогли бы мне спастись, которые бы помогли поверить, что я это могу. И сейчас, в последние секунды своего существования, я понимаю: ничто не сравнится с тяжестью, легшей мне на грудь земли. Ничто не сравнится с тяжестью осознания того, что у тебя не хватило сил. Ничто не сравнится с тяжестью потери и прощания, даже тяжесть жизни.