Играешь с богом 2 Часть 2

Мальчик пожал плечами. Немного поколебавшись, он начал:
    - Моя история не так загадочна, как твоя.  Я родился в небольшой деревне не так далеко отсюда. У меня были мать, отец и еще двое братьев и сестра. Жили мы дружно. Отец со старшими братьями ходили на охоту и запасали шкурки животных, что бы потом обменять их у торговцев из внешнего мира. Каждый год, эти люди прилетают на оросах в определенное место и, в обмен на шкурки, дают нам овощи, зерно, мед и всякую домашнюю утварь. Все немногочисленное население страны собирается на этих торгах. Кое-кто, не исключая мою мать, умеют добывать ароматную жидкость из хвои и коры деревьев, которые, как я догадываюсь, во внешнем мире не растут. Эту жидкость тоже охотно берут торговцы. «Изысканный аромат», говорят они. В нашей хижине он витал постоянно. Мама любила возиться с хвоей. А еще она варила замечательный заячий суп, и заваривала из сухой травки, выменянной у торговцев терпкий чай. Когда отец с братьями уходили на охоту, мы с младшей сестренкой усаживались у очага и слушали бесконечные легенды о богах, о духах леса, о нашей суровой стране. Мама умела рассказывать. Даже отец, порою, сидел с нами, слушая очередную историю, льющуюся из уст женщины, как благодатный ручей оттепели. Деревня наша, как я уже сказал, была не очень большой. Когда-то давно люди, опасаясь ночных набегов хищников, окружили ее высокой стеной из толстых сосновых кольев. Состояние стены постоянно проверяли, и потому все чувствовали себя в безопасности. Но оказалось, что не только дикие звери могли бы угрожать нам. Однажды в деревню пришла страшная хворь.  От нее умерло сразу несколько человек, потом еще и еще… Люди заболевали и умирали очень быстро, и никакие припарки и целительные чаи не помогали.  Обычно днем на улочках деревни было шумно. Дети играли в снегу, всюду слышались голоса и смех.  А тут все замерло. Люди носа из дома не показывали. Все были напуганы, потому что, не смотря ни на какие предосторожности, смерть ежедневно собирала урожай.  Стоило одному заболеть, как через несколько дней лежала вся семья. Но когда молодая сосна, росшая посреди деревни, покрылась язвами, источающими мутный зловонный сок, старейшины приняли решение: всех больных и тех, у кого хотя бы признаки болезни появятся в будущем, немедленно вывозить за пределы деревни в лес. Верная гибель, но это помогло бы выжить остальным. Нашей семье повезло. Хворь не добралась ни до кого из нас. А по деревне стоял плач. Старейшины на больших санях ездили по дворам и собирали больных. Их было много. И каждый был чей-то муж, брат, ребенок. Было страшно. Я дрожал под одеялом из шкур, прислушиваясь к вою ветра и стенаниям людей. Мать молча смотрела в окно и, наверное, благодарила богов за то, что сани не остановятся возле нашей двери. Хотя, как оказалось, все несчастья были впереди. Прошло несколько дней. Казалось, буйство хвори поутихло. И тут заболел я. Проснувшись утром, я почувствовал ломоту во всем теле. Болела голова, глаза слезились. Как мог, я, напуганный до смерти, старался скрыть свое состояние. Но к вечеру мне стало хуже и мать, дрожащей рукой коснувшаяся моего лба, прошептала: «Да ты горишь». Никогда не забуду её глаз. Словами не передашь, какие чувства я прочитал в них. Отчаяние, тоску, протест. Подошел отец и, посмотрев на меня, проговорил:
   - Мы должны сказать старейшинам.
   - Нет!
Мать вцепилась в его рукав.
   - Никто не узнает, - прошептала она. – Мы постараемся вылечить его.
Отец долго смотрел на нее. Ему принимать решение тоже было не легко. Наконец, он оторвал пальцы матери от своей рубашки и, повернувшись к нам спиной, твердо проговорил:
    - Тогда погибнут все. Я не могу этого допустить.
Он стремительно направился к двери, на ходу набрасывая на плечи тяжелый плащ.
    - Простите, - услышали мы, когда двери захлопывались у отца за спиной.
Я испуганно, но, не совсем еще осознавая, что происходит, смотрел на мать.  Она стояла посреди дома, и в глазах её угасли все чувства. Просто стояла, опустив руки.
   - Мама, - робко позвал я, но она не откликнулась.
Сани за мной приехали быстро. Кто-то одел меня, и еще завернул в теплое одеяло; кто-то сунул в руки сумку с провизией. Матери, отца, братьев и сестры я не видел. Наверное, их вывели из дому. Люди, суетившиеся вокруг, пугали меня. Неожиданно ужас мой стал таким сильным, что я неистово заорал:
   - Мама! Мама!
Я кричал пока меня везли через деревню. Но как только тяжелые ворота закрылись, и впереди замаячила черная стена леса, я замолчал и сжался в комок. Не лес и близкая гибель пугали меня в тот момент.  Самые дорогие люди отвернулись от меня. Эта мысль грызла мозг, не укладывалась в голове. Именно об этом размышлял я весь недолгий путь в чащу и потом, когда, сбросив меня под раскидистой сосной, сани отправились назад в деревню. Наступила ночь, но в лесу было достаточно светло от снега, отражающего лучи спутников. Я безразлично смотрел на следы от полозьев санок, медленно заметаемые снегом. Снежинка за снежинкой ложились на единственную дорогу домой. Но мне уже не было до этого никакого дела.  Что-то умерло во мне тогда. Я остался один, и какое-то время мне было все равно. Потом, усилившийся мороз растормошил меня. Я задрожал, пошевелился и ощутил страх. С ужасом взирал я на темные силуэты деревьев, прислушивался, вглядывался. Я мог бы развести огонь, но не знал, как это делается. К тому же, болезнь брала свое. Мне было плохо. И, вспомнив о приветливо потрескивающем очаге в нашем доме, я тихонько заплакал. Слезы лились из глаз и замерзали на щеках и ресницах. Мне становилось всё хуже. Я словно погружался в плотный снег. Сознание появлялось вспышками, и не было больше сил сопротивляться ничему. И где-то там, на грани жизни и смерти я вдруг увидел два больших круглых глаза. Чьё-то теплое дыхание коснулось лица. С усилием я пошире распахнул глаза. Рядом стоял огромный волк, то и дело переминаясь с лапы на лапу и скаля зубы.
    «Ну что ж», - подумал я безразлично. – «Сейчас он меня съест».
И потерял сознание.
     Ландри на минуту замолчал, еще раз прокручивая в памяти далекие события.  Глаза его тревожно блестели. На широком лбу залегли глубокие складки.
    - Это было так давно, - продолжал он. – Мне было семь лет тогда. Теперь уже пятнадцать. Меня оставили медленно замерзать в лесу. Можешь ли представить ужас ребенка, осознавшего, что с ним произошло? Но сейчас не об этом.
 Он горько усмехнулся и взглянул на внимательно слушающего Као-ше.
    - А потом, всё было примерно, как у тебя. Я очнулся в этом доме, на этой лежанке. Надо мной склонился какой-то человек, а у порога сидел огромный пес, смотревший на меня большими круглыми глазами. Человек оказался охотником-одиночкой. Звали его Сивер. В ту ночь я оказался недалеко от его охотничьей хижины. Собака отыскала меня в лесу. Сивер вывез меня из лесу в свой дом и много дней отпаивал травяными отварами. Я рассказал ему про хворь, убившую половину деревни, но Сивер сказал, что меня свалила обыкновенная простуда, и если бы люди в деревне не были так напуганы, то наверняка заметили бы это. Так я остался жить здесь. Сивер заменил мне отца. Он выучил меня всему, что знал сам. А пёс, которого я принял за волка в лесу, стал мне хорошим другом.
  Мальчик замолчал. Пользуясь этим, Као-ше спросил:
    - И ты не пытался вернуться в родную деревню?
В глазах Ландри блеснули слезы.
    - Путь в деревню замело снегом не только в лесу, а и вот тут,- он легонько ударил себя в грудь. – Я нашел новый дом, и старался никогда не подпускать прошлое слишком близко. Я боялся, что воспоминания причинят мне боль, боялся еще когда-нибудь пережить тот ужас, что испытал в лесу. Но Сивер умер, пришел ты и, может быть, пришло время столкнуться с прошлым лицом к лицу.
    - Я не стал бы настаивать, если бы ты не захотел рассказывать свою историю, - серьезно проговорил Као-ше. – Мои воспоминания тоже причиняют боль, но я не могу держать их на расстоянии. Я думаю, прокручиваю в голове все снова и снова, пытаясь разобраться в себе и, возможно, в своих ошибках. И если что-то было дорого мне, то выбросить это из сердца просто так я не могу.
    - Наверное, я тоже, - признался Ландри. – Потому что сейчас, говоря с тобой, я ощущаю тоже, что и восемь лет назад.