Бег, почти по Булгакову

Город нервно ворочался и подрагивал время от времени всем телом, как спящая собака. Рычал, поскуливал, пересматривая один и тот же сон мутными запотевшими глазами. Вера бежала очень быстро, чтобы обогнать очередную волну. В этот раз она ее заметила почти сразу. В кафе.
Кофе в чашке стал местами трескаться, как картинка в Skype при плохом соединении. Впрочем, эти трещины проходят по всей ткани сна и в сознании каждого горожанина тоже, поэтому обычно их невозможно заметить. Поэтому, когда наступает очередь больших разломов, сознание блокируется полностью. Это работает как защита. В большие разломы попадают люди. Множество людей ломаются и крошатся, как бисквитные печенья. А потом собираются снова, как конструктор Лего. Так, по крайней мере, записано в древних текстах. Понятное дело, очевидцев никто не встречал. Те, которые наблюдают разлом со стороны, ловят действительность сетчаткой глаза, но изображение попадает неизменно в слепое пятно по каким-то не постижимым законам природы. За зрачком во время слепой зоны активируется стандартная заставка городского пейзажа. На самом деле заставка активна все время. Она хитроумным способом интегрируется со всеми компонентами сна и является постоянным неизменным фоном всех событий. Фактически заставка и есть сон. В момент разлома фон остается неподвижным. И эту неподвижность можно заметить. Вот именно с этого начинаются все практики. Когда ты замечаешь, что мир вокруг тебя на самом деле неподвижен. То есть вообще. АБСОЛЮТНО! Это очень сильный опыт. Во-первых, потому что первый. А во-вторых, потому что все всегда говорят о движении. Все учителя в грязных сараях на пыльных окраинах, куда рискованно забредать в одиночку после 18.00, все они говорят о движении. Так или иначе, любой вопрос приводит к этому. Всё движется, всё состоит из движения. Что бы ты ни делал, где бы ты ни был, твой единственный шанс заключается только в том, чтобы обогнать его. И вдруг настоящей вещью оказывается всеобщая неподвижность. Всеобщая, то есть значит и твоя тоже. Хотя уложить это в голове невозможно, ведь ты как раз переживаешь момент сильной трансформации. Ты ясно понимаешь и осознаешь, что изменился. Вот секунду назад был другой человек, а теперь этот другой стал тем, кто существует сейчас. Это ощущается, как очень стремительное перемещение сознания вверх по невидимому стержню. В этот момент и стержень, и сознание кажутся вполне материальными объектами. И ни один человек не убедит тебя в обратном. Даже Отец Великой Сути, если бы он вдруг возник перед тобой и даровал посвящение в Бесконечно Малое Неподвижное Зеркало, не смог бы развеять это твое заблуждение. Потому что должно пройти еще очень много времени, когда смысл самого первого переживания раскроется перед тобой, как бутон, нестерпимой явственно проступающей истины. Она, словно испорченные фрагменты экрана, станет очевидной всегда, что бы ты с этого момента ни смотрел. Но прежде испорченные пиксели надо увидеть в хаотичном мелькании цветных кадров.
По большому счету в подобных рассуждениях гораздо больше художественного вымысла, чем в речи президента. По-настоящему ты можешь только долго тренироваться, чтобы научиться замечать самое начало волны, когда на немыслимо малую долю секунды появляются крошечные трещинки. И тогда все, что ты можешь сделать – это бежать. Существует учение, что дрожь Города во сне можно обогнать. И если ты добежишь до самой границы сна, то упрешься в упругую и вибрирующую поверхность. И тогда каким-то образом следует прорвать ткань сновидения. Стоит ли говорить, как много литературы посвящено этому сакральному действу. Множество теологов, искусствоведов, физиков, психиатров и парапсихологов изучали вопрос и, как водится, к единому мнению так и не пришли. Сошлись более менее лишь на названии, и в широких кругах сам процесс известен как «Разрыв Плевы». Но viriсты из активных нашли тут себе повод повопить об ущемлении прав мужчин. Чему удивляться, даже фразой о погоде можно кого-нибудь нечаянно ущемить в наше политкорректное время. Тем не менее, как ни рви, но главное находится там, за кромкой сна. Большинство традиций основываются на том, что там ты обретешь Мир Совершенной Яви. Практиков Яви было во все времена естественно очень много. Большая часть из них подробно изучала теоретические аспекты. Они собирались и долго спорили о трактовках древних писаний, о правильной последовательности компонентов учения, об истории возникновения et cetera , et cetera. Существенно малая часть адептов состояла из практиков. Практики в свою очередь делились на отшельников и подвижников. Все они, так или иначе, не добежали в свое время. Отшельники скрывались, их обычно называли тайными бегунами. Они ревностно хранили свою крупицу знания, которое набегали в прошлом. Очень долго жили и по этому признаку становились заметны остальным. Тогда они, как правило, решали заканчивать со всем этим миром, находили ученика и отдавали ему свое знание. Со знанием из тела уходила всякая жизнь. Их с почетом кремировали, долго хранили пепел и считали, что пепел помогает в духовном поиске. Искра знания передавалась последователям аккуратно из поколения в поколение. Но как бы осторожно ее не передавали, она все равно очень быстро меркла. Подвижники, тоже из недобежавших, напротив искали публичных выступлений. Среди подвижников существовало такое верование, что когда все люди до последнего человека узнают учение и поверять в Сон, тот сам собой исчезнет. И тогда вообще будет лишним куда-то бежать. И, разумеется, в качестве легендарных примеров в народе хранились имена практиков-бегунов, которые когда-то исчезли и по всем признакам вроде как добежали. Естественно, это можно было проверить только одним единственным способом. Добежать. Нет нужды говорить, что желающих хватало. И хотя большинство людей предпочитало не задумываться и жить, как живется. Находились-таки любители побегать. Когда-то их становилось очень много, чуть ли не каждый второй. Многие, правда, делали вид. В смысле, просто возьмут вдруг побегут с умным видом, потом внезапно остановятся, мол, не добежали, а уж после ходят и делятся духовным опытом. Что делать? Мода есть мода. Она быстро проходит и бегунов почти не остается. На качестве бега эти подъемы и спады вообще никак не сказываются. Потому что те, кто реально хотят добежать, бегают по-тихому. Эти совсем психи одержимые. Все у них, как-то невпопад получается. Всерьез таких обычно не воспринимают. Что они не делаю, все у них наперекосяк. Настоящий бегун пока бегает, ни о чем другом думать не может. А это ведь в самый золотой возраст происходит, когда семью заводят, карьеру там. Вот Вера как раз из этих. Симпатичная, даже очень. И замуж могла выйти и не дура. В институте большие надежды подавала. А как институт закончился, покатилась в не ту степь. Как говаривал известный классик: «Если вы всерьез хотите разочаровать родителей, а к гомосексуализму душа не лежит, – начните бегать». Уже неважно даже как получилось. У каждого, видимо, свое на роду написано. Но втянулась она сильно в это дело. С карьерой сразу не заладилось, потому что вроде только устроится на работу, обвыкнется, а тут волна. И все. Больше полугода нигде не работала. Ничего как-то справлялась. С личной жизнью тоже самое. Потому что ну раз ты побежишь, ну второй. Если девушка привлекательная, первое время такие причуды сходят за изюм. Потом, конечно, надоедает людям. Ну, действительно, кому понравится? Опять же встают вопросы этического характера: «Ты вот добежишь, допустим, а как же я? Меня-то ты бросишь тут, получается. Это, знаешь ли, оскорбляет мои лучшие чувства». В общем, оскорбляет это, хоть тресни. Вера давно махнула рукой. Потому что настоящие бегуны психи, как ни крути. Они между собой еще как-то общаются, но отношений все равно не выстроишь. Мало, кто может. Один вот, к примеру, чувствует волну, а другой нет. Ломает это людей очень. Хотя так ведь не только у бегунов бывает. Вера однажды встречалась с одним, так он каждой утро вставал и бегал пока не свалиться. Он считал, что ждать волну глупо, а надо бегать все время, и когда-нибудь ты совпадешь с ней. Спился, конечно, в итоге. Но зато именно он научил Веру чувствовать мелкие трещины. Он вообще-то самородок. У него дар на это какой-то. Он рассказывал, что перед волной во рту всегда еле заметный сладковатый железистый привкус крови. Надо учиться отличать его от остальных вкусов и запахов. Он рассказывал, что во время волны бывает, закладывает уши и тяжесть в затылке такая едва ощутимая. Такого никто тебе не расскажет, потому что бегуны обычно не делятся. Не из жадности, а настоящий бегун не может быть уверен до конца, что ему не померещилось. А этот знал точно. Умел как-то распознавать. Натурально дар.
Они и расстались нелепо, из-за ерунды. Ни один нормальный человек этого понять не сможет, но любой бегун присвистнет и спрячет глаза. Она тогда уже очень наловчилась, а он ее все опекал и обучал. Через крики, слезы, чуть не до драк у них доходило. О любви не говорили. Ни каких тебе конфет, свиданий, романтики. Но так уцепились друг за друга, не разорвешь. И только про бег и говорили. Конечно, это любовь была, причем самой высшей пробы. Потому без любви так душу себе рвать не будешь. Вера уже начала сама ловить волны, но все равно запаздывала. Он смеялся над ней, говорил: Куда ты суешься? Не твое это! Но на деле тянул за собой, как локомотив. И вот как-то утром они валялись в постели и оба одновременно почувствовали волну. Это редкость невероятная. Когда ловишь, все тебе мешает, все раздражает, хочется одному быть. А тут они друг другу наоборот помогли. Поймали самое зарождение. Это вообще никак не объяснить. Это очень далекий момент абсолютного счастья, будто оргазм, который ты почуял еще перед тем, как заняться любовью. И вот у них случилось. Вера вскочила и почти голая погнала, а он не тронулся с места. И так внимательно на нее смотрел. Она-то думала, что вместе с ним бежит, и от его взгляда ее аж передернуло. И замешкалась всего на секунду, голову немного повернула и дальше понеслась. Но момент был упущен. Ее так сбило его предательство, что она потеряла волну совсем. До ночи бегала по городу. Где-то одежду себе раздобыла, лишь бы домой не возвращаться. Так, в общем, и не вернулась к нему. Решила, что испугался, она ведь уже сама может. Потом еще встречались несколько раз, разговор, правда, не клеился. А последний раз Вера напилась и все ему вывалила, все обидки свои, подозрения. Компания разошлась давно, а они все отношения выясняли. Вера разревелась под конец и вырубилась чуть не на полу, а он до утра рядом с ней просидел. А утром разошлись каждый своей дорогой. Веру где-то через месяц накрыло по-настоящему. На стены кидалась, как бешеная кошка. А он потерялся куда-то, не видно, не слышно.
Отпустило ее тогда в итоге через полгода. Бегать совсем перестала. Пыталась встречаться с другими и с женщинами пробовала. Крышу капитально сорвало. А в один прекрасный момент вдруг, как отрезало. Такая тишина внутри наступила, а с ней и волна подошла. И тогда уже Вера начала действительно бегать сама. И жизнь ей помогала только в этом. И к людям нужным приводила и работу подкидывала подходящую. Сомневаться в судьбе ей уже не приходилось. Как-то он опять возник неожиданно, уже спивающийся. Появился из ниоткуда. И давай про любовь гнать. Да так выразительно, что она чуть было не поверила. А потом денег в долг попросил. Вера денег дала, но наказала больше никогда не приходить. Проплакала всю ночь. Понятно было, что он уже не бегун давно. Вот так бывает, в одну волну попали, а дальше полная асимметрия и несинхрон.
Вера бежала очень быстро, она успевала. Где-то за спиной еще вдали морщилась ткань сновидения, бежали трещинки, разрастаясь в большие разломы. Порывы горячего ветра настигали ее. Она научилась чуять тончайшие изменения реальности. Нездешний запах, нездешний вкус, цвет, дрожь. Она хватала все иррациональное. И точно дикий зверь выслеживала свою жертву. Выслеживала спящий Город. Ее глаза привыкли замечать ложь, она чувствовала ее кожей. Она умела развивать такую скорость, что даже ее имя за ней не успевало. Она знала все городские тропы. Она спиной чувствовала, когда разлом поворачивает и тоже меняла направление. Она успевала. На этот раз успевала. Уши залепил удушливый звон. Через время звук опустился до чугунного гудения. Она бежала так быстро, что мысли будто прижало силой инерции к затылку, отчего они больше не мешали. Она успевала. И вдруг яркая вспышка воспоминания ослепила ее. Тот самый момент утром в постели, когда они оба поймали зарождение волны, электрическим разрядом прожег ее сознание. Вера не поняла, как начала громко кричать, но скорость не сбросила. Перед глазами был он в постели, и заставка как бы стала давать сбои. По неподвижной картинке пошли мелкие трещинки. Честно говоря, Вера охренела. Об этом не писали, не говорили, не предупреждали. Вера собрала внимание в плотный пучок, удерживая в памяти облик своего мужчины. И если внутренний взор обладает периферическим зрением, то именно им она замечала, как ломается экран заставки и просвечивает пустота. Это не яма, она не темная и не светлая, она не движется, но неподвижной ее не назовешь. И самое смешное, она не пустая. Вера к этому моменту уже перестала кричать. Дыхание было глубоким и очень-очень медленным. Все системы организма работали на полную мощность, но Вера их будто уже не контролировала. И появилось странное ощущение, что ее существо предугадывает движение волны и разломов. Будто волна и разлом, и спящий Город такая же точно ее часть, как рука или нога, или рот. Она бежала на самом пределе возможностей, но не чувствовала перегрузки и усталости. Она словно была без сознания, но как-то осознавала это. Чем плотнее концентрировалось внимание на том памятном мгновении, тем меньше мыслей крутилось вокруг главной цели ее забега. В какой-то момент она обнаружила слезы на щеках, но ни секунды не задержалась на этой мысли. Вера продолжала бежать и внутренним взором смотреть в карие глаза любимого. Вдруг черный зрачок расширился и стремительно заполнил собой все воспоминание такой темной вспышкой. Потом из центра так же стремительно пробежала белая вспышка, потом желтая, потом красная, потом еще какие-то цвета. Мелькание вспышек все ускорялось и ускорялось. И ускорялось. До рези в глазах. А потом она налетела на упругую, вибрирующую мембрану. Налетела со всего размаха, и боль от удара вернула ей чувства и сознание. Вера мысленно сосчитала до трех и попыталась бежать, но мембрана отчетливо не давала сделать ни шагу. Подавив взрыв восторга, Вера собралась и стала действовать, как идеально отлаженный механизм.
Сложив пальцы левой руки (для женщин) в специальную мудру, а правую поместив на область пупка, Вера с гортанным слогом «Хум» провела сверху вниз по мембране. Потом повторила процедуру, сделав всего шесть повторений. Действовала очень быстро, время поджимало. Далее сложила левой другую мудру, а правую поместила на лоб. С мантрой «Аум» провела по мембране с права налево (для женщин) тоже шесть раз. Потом сложила обе руки в третью мудру и со словами «Ом тат сат» надавила в точку пересечения двух ранее проведенных линий. Она надавливала всем телом, беспрерывно повторяя: «Ом тат сат» «Ом тат сат» «Ом тат сат» «Ом тат сат» «Ом тат сат»…
Ткань сна разорвалась с громким треском, напоминающим хруст взрывающейся во рту карамели. Вера только тут разглядела ткань сна, отчетливо и ясно. Плотное, полупрозрачное полотно, похожее немного на жидкое железо. Оно рвалось легким, широким движением. Вера от неожиданности потеряла равновесие и упала в образовавшуюся пустоту. Она словно нырнула в холодную воду, только сухую и теплую. Это была какая-то новая неведомая среда с другими не физическими законами. Зрение отказало, а потом слух и все другие органы чувств. Она потерялась то ли на мгновение, то ли на годы. Только страха она не почувствовала, последней мыслью было: «Добежала!» А потом только радость, какая-то необычайно тихая и мирная, и мощная, как гидроэлектростанция.
Пять чувств вернулись разом, как будто ее окатили опять все той же сухой водой.
Вера лежала в постели. Было утро. Он нежно гладил ее по волосам. И смотрел так внимательно. Это был тот же взгляд? Или уже другой? Вместе с чувствами прибежали мысли. И хотя они бежали мимо, почти ее не задевая, она все же могла при желании их рассмотреть. К примеру, одна из них: «Вот почему ты не побежал тогда!» Вера засмеялась и заплакала одновременно.

- Люблю тебя!

08.02.2015