Гавань Кассандры - Закат - 59

– Благо стемнело уже, – еле слышно сказал Андрей, спустившись с коня у одного из домов деревни.
Он помог Варе тоже спуститься и взял её за руку. Вокруг стояла тишь, слышно было лишь начавшееся стрекотание кузнечиков и лай собак, доносившийся то из соседних дворов, то из дальних...
– Где мы? Как-то тревожно, – вымолвила Варя, сжав невольно руку возлюбленного сильнее, и тот заулыбался:
– Всё будет хорошо.
Оставив коня у берёзы перед входом одного из домов, Андрей повёл Варю в сени за собой.
– Дядь Арсений? – кликнул Андрей, проходя в дом, где сидевший до того у печи старик тут же поднялся.
Он выпрямился перед гостями, глаза его заблестели от радости видеть их, но молвить что не дал с силой закрывшийся и вдруг задрожавший рот...
– Чай, приключилось неладное? – удивился Андрей и подошёл, тут же представив Варю, на которую старик взглянул. – Невеста моя... Не так ли? – опомнившись вдруг, засомневавшись, что, может, уже и не невеста, взглянул Андрей тоже на неё, но Варя кивнула и одарила теплом ласковой улыбки...
– Вернулся, – кивнул Арсений, вобрав побольше воздуха и сдерживая видимое волнение. – Жив, здоров, это уж главное.
– Дядь, – сглотнул Андрей. – Приведи матушку мою... Видишь, не могу туда сам наведаться. Следят за мной.
– Знаем, знаем про проделки-то, – с горечью выдал тот и строго взглянул. – Весточка-то на арест твой уж давно дожидается.
– Не виноват я. Не было злого умысла, и, тем более, не против Отчизны! – попытался оправдываться Андрей, но старик замахал руками, не желая более слушать:
– Не смогу я привести Евдокию, – отвернулся он, а в голосе послышалось вновь волнение и подходящие, вырывающиеся наружу слёзы, отчего в душе что у Вари, что у самого Андрея всё сжалось и кольнуло болью.
Дурное предчувствие... Худшее... Андрей сильнее сжал руку любимой в своей и почувствовал, что Варя словно окаменела от тревоги...



– Что случилось? – теряя голос от предчувствия беды, ждал ответа от старика Андрей, и тот не замедлил ответить таким же тихим голосом:
– Не выдержало сердечко её,... схоронили уж...
Будто лезвием самого острого ножа что-то вырезали из жизни Андрея... Навсегда... Нет веры в лучшее, в спасение милой матушки,... жизни её...
Андрей пошатнулся, оставаясь стоять захваченным в немедленные объятия возлюбленной, но ощущение самой большой потери лишь усиливалось вместе с кровоточащими ранами где-то внутри. Будто этот неведомый нож искромсал, уничтожил то самое, что грело, лелеяло,... поддерживало и вело к лучшему... Объятия матушки...
Андрей принимал непрошеную беду в свою судьбу, как бы ни хотел, чтобы сложилось иначе... Та река любви, заполнившаяся теперь кровью смерти, которая протекала в нём, он знал, не исчезнет никогда. Боль утихнет, но будет возвращаться, не даст успокоиться душе и принять то, что самый дорогой человек на свете не сможет больше обнять,... ласкового слова сказать,... как бы ни звал, ни просил,... как бы ни ждал! А так ждёт уже, вопреки всему, вопреки смерти, но... нет...
Эта боль вернётся вновь, будет возвращаться... Она будет показывать своё коварство, своё превосходство; и выиграть ту войну, которую она будет устраивать – не возможно. Она будет вновь мучить, вновь приносить с собою воспоминания и светлые, и горестные, заставляя образумиться, раскрыть глаза вновь на реальность и... принимать решения вновь и вновь самому, руководиться уже только тем, что осталось...
– Андрюшенька, – донёсся до слуха Андрея голос любимой...
Отстранившись от объятий, она стала гладить его плечи, провела ласковым прикосновением руки по его щеке и вновь заговорила, не скрывая ни слёз, ни совместного переживания:



– Прости меня, непутёвую,... прости, Андрюшенька, – молила она, и Андрей слушал, закрыв глаза и пытаясь себя всё же сдерживать, чтобы не показать слабость и вдруг разрыдаться. – Знала я о том... Папенька мой с Михаилом Алексеевичем были здесь сразу, как узнали, что арест на тебя тоже выдали. Не успели они... Прости, не смогла я тебе сразу признаться в таком.
– Нет мне жизни теперь... Нет прощения... Родную мать сгубил, – отвернулся он и отошёл к окну, тут же его зашторив висевшими коротенькими шторками, ткань которых была уже не раз залатана, но ещё прочна. – И душа вся в дырах...
– Не причитай уж тепереча, – строго высказал Арсений. – Нет твоей вины в том. Сердце у Евдокии давно шалило, знаешь об этом, так что не гневи бога, да не мучай душу её. Помоги и ей, и себе...
– Не смогу я принять её смерть. Виновен я! – обернулся Андрей и чуть не кричал, всё находя в себе силы сдерживаться.
– Отоспитесь здесь, а поутру ступайте дальше. Дом твой дождётся, когда вернёшься чистым, без грехов приписанных, – махнул рукой Арсений и сел вновь на скамью у печи. – Устал и я. Но дождусь, когда воротишься... Дождусь...
– Дядя, – опустился перед ним на колени Андрей, а из глаз слёзы всё же покатились холодными каплями.
– Ступай, помоги устроиться своей невесте. Ночлег — дело нужное. А там... бог вам в помощь, – перекрестил его Арсений и поднялся, поковыляв в сени, где закрылся, чтобы провести эту ночь там...

Продолжение - http://www.proza.ru/2015/04/20/652