У нас в НИИ. Киевский Орфей

     Командировка в Москву – это нож острый. Тут и проблемы с гостиницей, и дурь чиновников: намаешься  с бумагами, что в Главке, что в Министерстве. Ну и, конечно, шебутная москвская  многолюдность.

        Мценск, где у Института был подшефный завод «Коммаш», тоже как командировочный объект,  котировался очень низко. Скучнейший провинциальный городок. Летом пыльно. Осенью грязно: весь город на свекле, весь город в черноземе. Правда, изобилие  яблок и водки.

     А вот поездка на Арзамасский завод коммунального машиностроения ни у кого не вызывала негативных эмоций. Там два театра, там стадионы, там рестораны. И вообще, город историей дышит.  Там до сих пор помнят Алену Арзамасскую, сподвижницу Степана Разина.

    До революции в Арзамасе на 19 тысяч жителей приходилось  36 соборов и 2 монастыря.  На старинных открытках панорама Арзамаса являла собой скопище колоколен, шатров, куполов. 

        Специалисты отмечали, что в Арзамасе «... воздвигались сооружения чисто столичного масштаба. Перед которыми даже московские церкви этого же периода кажутся провинциальными».   И от чего это арзамасцы были такими набожными?

       К нашему-то времени и половины церквей не сохранилось, но такое блистательный объект как Воскресенский собор, уцелел и продожает украшать исторический город.

     Самым же притягательным городом, куда все гормашевцы стремились съездить, был Киев. Там успешно функционировал завод, производивший мусоровозы для всего Советского Союза. ВННИгормаш его куририравал.  Довелось и Барсукову съездить в Киев и побывать  на этом заводе.

     Киев сразу же покорил Барсукова и величественностью и уютом. Первым делом он прогулялся по Крещатику. Сплошь сталинский ампир. Впечатляет!

         Полюбовался Святой Софией.  Конечно, это не та благородная София, какую возвели талантливые византийцы. При Иване Мазепе храм капитально перестроили в стиле украинского барокко. Добавили 6 маковок. Византийские полусферические купола заменили высокими грушевидными куполами с позолоченными навершиями. Внесли изменения в фасады. Стены оштукатурили и, конечно же побелили.   Однако, хотя архитектурно собор и стал похож на большинство киевских церквей, выглядел он очень впечатляюще. 
 
     Понравились Барсукову и киевляне – эти приветливые, доброжелательные люди.  Украинцы вообще добрый народ, хлебосольный  с юморком. Это Барсуков хорошо знал по своей запорожской родне.

      Он вспоминал: « Приедешь в гости к теще – тебя сразу за стол. А за столом сродственники, да все веселые, да все юмористы.  На закуску каждому по селедке. К селедке в огромном блюде крупно нарезанные помидоры, огурцы, лук, перец и разнообразная зелень. Весь этот натюрморт обильно орошен ароматнейшим маслом, только что доставленным с местного Олийзавода. Тут же сырая икра из синеньких, перчики фаршированные, кабачки, запеченные с красненькими и залитые яйцами и еще много чего. После закуски, конечно же, борщ. Рассказывать, что это такое – зря тратить время. Его нужно есть!

       Ни одна поваренная книга не может передать всех тонкостей приготовления этого блюда. И понятно почему. Так, например, ни в одном рецепте украинского борща не упоминается такой ингредиент как затовчка. Наверное авторы книг о вкусной и здоровой пище даже и не знают, что это такое. А затовчка по-запорожски --  это тщательно, с солью растолченные кусочки сала и чеснока, причем сало должно быть старым, пожелтевшим. Кипящий борщ с  опущенной в него затовчкой начинает испускать такие плотские эманации, что не отведать его просто невозможно.

        За борщом – естественно, вареники. Самые разные: и с мясом, и с творогом, и с вишнями. Да под сметану. А сладкие вареники – под мёд.
Завершается обед фруктовым узваром, к которому хорошо идут булочки с маком, и разные штучки из слоеного теста. После узвара желающие пьют чай или молоко с коврижками и вареньем…

       Поживешь так с недельку, а потом удивляешься: почему это причиндалы из-за пуза стали не видны?»


       Когда со временем на телеэкранах запылали автопокрышки и Майдан запрудили агрессивные личности, Барсуков долго не мог поверить, что это киевляне, что это украинцы. Такими он никогда их раньше не видел. Что с ними случилось?!


     Однако эти безобразия приключатся не скоро. Они приключатся в независимой Украине. А пока Барсуков продолжал знакомиться с Киевом. Он побывал во Владимирском соборе, расписанным знаменитым Васнецовым, прошел  через пещеры Киево-Печерской лавры, осмотрел и другие интересные объекты города.

    . В один из  вечеров, свободных от командировочных забот, Барсуков отправился в оперный театр. Давали «Орфея и Эвридику» Глюка. Эту оперу ему раньше слышать не приходилось, поэтому он решил ликвидировать данный музыкальный пробел.

      Программку он покупать не стал, так как немного помнил миф об Эвридике, а имена певцов, занятых в спектакле, ему ни о чем не говорили. Отзвучала увертюра, пошел занавес. Из-за кулис выплыла очень тучная, пожилая певица, замотанная в белые ткани. Сначала было непонятно, кого она изображает, так как ария исполнялась на украинском языке. Но по тому, как часто звучало из её уст имя Эвридики, Барсуков решил что пожилая актриса -- это Эвридикина мама. Однако, вскоре выяснилось, что это вовсе не мама, а юный Орфей.

     Через некоторое время| на сцену под нежные звуки флейты грузно вышла еще более толстая женщина и начала петь. Это была Эвридика. Певицы пели хорошо (обе – народные артистки УССР). Оркестр звучал очень стройно. Музыка была по-немецки добротна. Поэтому Барсуеов  решил не уходить из зала и дослушать оперу до конца. Чтобы не видеть, как жирные и очень пожилые дамы тщатся изображать из себя юных влюбленных, он взял и опустил голову. В середине спектакля шум в зале заставил его поднять глаза и взглянуть на сцену. От увиденного я весь как-то сжался и застыл в изумлении.

     На сцене царила напряженка. Там духи тьмы пытались утащить  усопшую Эвридику в тар-тарары. Духов изображали артисты балета в черных трико. Они, как муравьи, волокущие в муравейник большую гусеницу, облепили со всех сторон тушу певицы. По замыслу режиссера духи должны были вознести Эвридику вверх и на вытянутых руках резво унести её куда надо.

   Шум в зале возник от того, что первая попытка подъема Эвридики оказалась неудачной. Из-за кулис на помощь осрамившемуся кордебалету выбежали еще два муравья. Вторая попытка удалась. Духи подняли-таки Эвридику и, пошатываясь, занесли её в освещенную красным светом картонную пещеру. Зал облегченно захлопал. Так обычно рукоплещут в цирке, после удачно выполненного трюка.
   А программку-то Барсуков зря не приобрел. Оказалось, что либретто оперы принципиально отличается от мифилогического сюжета.

    Улетал Барсуков в Ленинград со знаментым киевским тортом и с впечатлениями, которые переполняли его душу. Он решил обязательно вновь и на долго приехать в Киев, чтобы более полно и внимательно ознакомиться с  его достопримечательностями.

       Но тут Киев стал столицей иностранного государства, в котором лозунг: «Убей москаля!» сделелся почти официальным.  Поездку в Киев пришлось отложить.