Старушка продает свое прошлое

Подбегая к подземному переходу, ведущему в метро, я, несмотря на спешку, обратила внимание на старую женщину. Она стояла недалеко от киоска и держала в руках плечики. На одних висело платье времен семидесятых годов прошлого века, на других — шерстяная кофточка, ровесница платья. Перед старушкой на картонной коробке «красовались» видавшие виды, но вымытые и начищенные до блеска туфли а-ля «молодость моей бабушки».
Заметить-то я заметила, но не остановилась: очень спешила на заседание. По-хорошему надо было бы, если не купить что-нибудь у бабули, то хотя бы интерес проявить — спросить сколько стоит. Ведь ей наверняка не от хорошей жизни пришлось вынести все это из дому. И уж точно нелегко стоять, заглядывая в глаза прохожим. А если кто-то ценой поинтересуется, да «товар» посмотрит, — уже будет какая-то надежда. И общение какое-никакое.
Весь день меня совесть мучила, то и дело вспоминалась старушка. А если бы моей маме пришлось вот так продавать свои старые вещи, свое прошлое, фактически? Ведь в этом прошлом были какие-то события, радости, печали, любовь была, свадьба, рождение детей... А может, оно напоминает ей какой-то праздник или торжество? Бабуля явно берегла его, не часто одевала — по платью видно. И вот вспомнит она себя молодой, глядя на старую вещь, и сразу прилив сил почувствует, будто и впрямь на мгновение в прошлое окунулась. А ощущение счастья и молодости, пусть и кратковременное, для здоровья полезно и жизнь продлевает.
Вечером за ужином я рассказала мужу и дочке о бабуле. Ужинали мы втроем. Дочка наша, Инга, сейчас с ребеночком дома сидит, а муж ее, Веня, в командировку уехал. Семимесячная Наталка сладко посапывала в кроватке, поэтому и смогли спокойно поесть и поговорить. Любим вот так тихо, уютно, по-семейному провести вечер на кухне. Ведь это единственное время, когда можно побыть всем вместе.
— Бедные у нас старики, достается им. Никому до них дела нет. Как хотят, так пусть и выкручиваются на свою мизерную пенсию. А ведь без прошлого нет будущего, — возмущенно говорила я. — И все мы когда-то старыми станем, захотим внимания и уважения со стороны молодых. А откуда ему взяться, если наши дети видели, как мы к своим родителям относились... Позволяли стоять с протянутой рукой, прошлым своим торговать... Или вот, как та старуха в метро, помнишь? — обратилась я к мужу. — Ну что газеты в переходе между Крещатиком и Майданом продавала. Сама как вопросительный знак согнута, еле на ногах держится, но не попрошайничает, нет! Стоит, зарабатывает.
— Да помню я, конечно, как не помнить, — ответил муж. — Мы с тобой еще всегда у нее по несколько штук газет покупали, хотя нам и не нужно было.
— Вот именно!
— А ты помнишь, как я рассказывал про социальную рекламу, когда из Китая вернулся десять лет назад? — спросил муж. — Сейчас вот вспомнил, по случаю. Хорошая была реклама!
— Пап, а что за реклама, мне расскажи, — попросила Инга, но в этот момент из детсткой послышался плач Наталки, и дочка выскочила из кухни.
— Знаешь, Дим, мне не по себе, что ничего у той старушки не купила... Даже не поговорила с ней. Весь день промучилась. Но... Хороша ложка к обеду.
— Да ладно, Галочка, не расстраивайся так, всем ведь не поможешь. Тут глобально решать проблему надо...
— Пап, так что там про китайскую рекламу? — спросила Инга, вернувшись на кухню.
— Да фильм короткометражный, — ответил Дима. — Показывают китайскую семью. Вечер. Молодая женщина моет ноги своему сыну в тазике, вытирает полотенцем, а потом укладывает мальчишку спать. Что-то говорит ему, целует, закрывает дверь и уходит. А малыш вертится с боку на бок, но никак не может заснуть. Встает и на цыпочках направляется в другую комнату, но не заходит — заглядывает в щелку. И видит: мама стоит на коленях перед диваном, на котором сидит бабушка, и моет в тазу бабушке ноги, точно так же, как мыла сыну. Показывают крупным планом лицо пацана. Его глаза расширяются от удивления, а потом он улыбается и бежит в свою комнату. Дальше в доме гаснет свет, показывают, что все уже улеглись: спит бабушка, укладывается в постель мама. И только пацанчику снова не спится. Он встает, набирает в тазик воды и идет в мамину комнату — мыть ей ноги.
— Ну надо же, какие молодцы! — восклицаю я, а Инга смотрит на меня задумчиво, потом говорит:
— Да-а-а... Мамулечка, а хочешь, я тебе тоже ноги помою? Я тебя очень-очень люблю!
Глажу дочку по мягким волосам и улыбаюсь:
— Как хорошо, что ты у меня есть, солнышко! Иди к малышке и сама поскорее засыпай, вдруг она ночью опять кричать будет... А ноги себе я пока сама в состоянии вымыть. Вот стану совсем немощной, тогда и попрошу...
Дочь целует меня и мужа в щеку и уходит, бросая на ходу:
— Мам, не мойте посуду, завтра все уберу. Я ведь дома сижу, а вы на работу бегаете.
— Ой, да ладно, иди уже, разберемся! Тебе своих хлопот хватает, — снова улыбаюсь я, мягко выталкивая Ингу с кухни.
— Ма, а знаешь что... — оборачивается она на пороге.
— Что?
— А тебе не пришло в голову, что старушке просто скучно дома сидеть, вот она и вышла? Для нее эта торговля, может быть, просто развлечение. Наверное, живет совсем одна, вот и захотелось пообщаться.
— Вполне возможно, — отвечаю. — Порой старикам пообщаться хочется. Такие разговорчивые иногда попадаются, что уж и не знаешь, где время взять и как терпения набраться, чтобы их выслушать. Часами могут болтать. Но что-то мне подсказывает, что это не тот случай. Уж больно грустная была бабуля... Кстати, помнишь, мы с тобой в выходные за продуктами ходили? — добавила я. — Наталка еще так крепко заснула на воздухе, что не реагировала ни когда ее из коляски вынимали, ни когда раздевали, а после возвращения еще полтора часа проспала...
— Ну да, помню. А-а-а... Ты про ту старую женщину, которую мы возле магазинчика «Все по 10 гривен» видели?
— Именно! Уж она-то наверняка не для поболтать вышла, правда? Вспомни ее лицо: напряженное, немного растерянное... И ручка такая сухонькая в кулачок сжата. А на асфальте газетка расстелена, на ней — шарфик, ботиночки, посуда старая... Во-о-т, а ты говоришь от скуки. Не от скуки, а от бедности и заброшенности, Ингуша. Жалко мне стариков. Отработали свое, здоровье потеряли, а теперь и помочь им некому. Хорошо, когда дети заботятся, а если нет...
— Мама, так сами же виноваты, что таких детей воспитали. Ну взять хотя бы вас с папой. Мы с Венькой так к вам относиться ни за что не станем, не бросим никогда, заботиться будем. Как и вы о своих родителях заботились. Помнишь, как мы с тобой к бабушке каждый день в больницу бегали, когда ей операцию сделали? Как ты переживала...
Я крепко обняла дочку, поцеловала и прошептала:
— Конечно, помню. Плохо, когда мамы нет... Но зато у меня есть все вы. Золото ты мое самоварное, как же я тебя люблю! Иди спать, завтра поговорим еще.
На следующий день я пошла к метро той же дорогой в надежде снова встретить старушку. Бабуля действительно стояла у киоска. «Бедняга, — подумала я. — Как на работу ходит».
— Ой, какое красивое платье, — сказала, подходя ближе. — У моей мамы когда-то такое было. Она его очень любила.
— Да, деточка, хорошее, я тоже его люблю. Но вот... — старушка замялась.
— А я мамино платье прижгла утюгом. Она так расстроилась... — солгала я, не моргнув глазом (мамы-то давно уже с нами нет). — И надо же, смотрю, а у вас точь-в-точь такое! Вы продаете?
— Да, деточка. И ведь немного прошу, — потупившись, старушка назвала смешную цену.
— Ну это вы уж совсем дешево, — сказала я. — Нельзя так. Вот, возьмите! — протянула ей на десятку больше и, положив платье в кулек, добавила: — Мама обрадуется! Спасибо вам огромное!
—Это вам спасибо, деточка, вы меня очень выручили, — вдруг заулыбалась бабуля, аккуратно заворачивая деньги в носовой платочек.
Возвратившись домой, я заметила на полу в коридоре подозрительно знакомые туфли а-ля «молодость моей бабушки». Разделась, зашла в комнату, достала купленное утром платье.
Тут из детской вышла дочка. Увидев у меня в руках покупку, воскликнула:
— Ой, мамуля, и ты тоже...
— Что тоже? — спросила я, делая вид, что ничего не понимаю, хотя уже и догадалась.
— Ну... платье купила, да?
— Ага, красивое, правда? — спросила я и расхохоталась.
— Очень красивое! — подыграла дочь. — Настоящее ретро... А у меня к нему туфли есть, сейчас... — с этими словами Инга выскочила в коридор и тут же вернулась, неся в руках бабулины башмачки. — Вот, сегодня с коляской прогулялась до метро... Симпатичные, да?
Не успела я еще и рта раскрыть, как услышала голос мужа, появившегося на пороге комнаты (как он зашел в квартиру, мы не заметили, увлеченные разговором):
— Девочки мои! Какие же вы у меня хорошие! Самые лучшие! А покупки ваши мне «Дары волхвов» О'Генри почему-то напомнили. Хоть там и несколько о другом, но суть одна.            

Опубликовано в журнале «Моя судьба» № 10, 2015 год