Вода, вода...

Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца».

               А.С. Пушкин:
                «Утопленник».
       (Простонародная сказка)


      «Бывает порою, течет вода горою», «Огню да воде Бог волю дал», «В воде ухватиться не за что», «Победить в поединке с водой не может никакой герой», «Бойся мутной воды», «Где вода была, там всё снесла», «Тихая вода мосты разрушает», «Вода и землю точит, и камень долбит»…
      Много пословиц и поговорок сложено народом о воде, которая может быть доброй и ласковой, а может – ледяной, жестокой, опасной и беспощадной. И если в первом случае она – благо, то во втором - приносит людям горе. Будучи на водоеме всегда нужно помнить об этом.

                ***

      Начало ноября. Ночи темные, безлунные. Такие глухие ночи называют «налимьими». В темноте налим выходит жировать из-под затопленных коряг, из глубоких ям на отмель. Осветишь его фонарем, а он лежит, изогнувшись, у берега на такой мели, что вода через спину перекатывается. Причем, налим налиму рознь: те, что поздней осенью и днем остаются на открытой воде, становятся светлыми и приобретают красивую мраморную окраску, а те, что под утро уходят в укрытия в глубине реки, остаются темными. Поздняя холодная осень - самое время порыбачить с острогой, или, как говорят, получить.
      Охоту с острогой описал в свое время еще С.Т. Аксаков. Вот только несколько его хвалебных о ней отзывов: «Охота с острогой может доставить много удовольствия…», или: «Охота с острогой имеет в себе даже много поэтического и хотя люди, занимающиеся ею, по-видимому, не способны принимать поэтических впечатлений, но, тем не менее, они чувствуют и понимают их бессознательно, говоря только, что «ездить с острогой весело!»
      ГАЗ-53 глухой ночью  забросил нас с деревянной лодкой-плоскодонкой далеко вверх по Убе. Договорились с шофером о месте и времени встречи после окончания рыбалки и поплыли. Река Уба гораздо меньше Иртыша, в который она впадает. В ней можно, толкаясь шестом, переплыть с одного берега на другой, если покажется, что та сторона «уловистее», или вернуться назад, вверх по течению, если течение пронесло мимо лежащего на быстрине налима. С седым и суровым Иртышом такие вольности рыбак уже не позволит. Здесь лодка нужна побольше, понадежнее. («Казанка» - как раз то, что надо).  Гребец на веслах держит суденышко перпендикулярно берегу. Один лучильщик стоит на носу лодки, другой – на корме. Никаких переездов на другую сторону, никаких маневров: пронесло мимо рыбины, считай – не твоя была, назад уже не вернуться.
      Мой напарник Серёга с острогой в одной руке и фарой в другой, как всегда стоял на носу лодки, я с шестом – на корме. Лучшего лучильщика, чем Серёга в нашем селе не было. (Говорю теперь о нем в прошедшем времени. Рак легких - и нет больше Сереги). Бывало, проносит лодку по перекату быстрое течение, а он ухитряется на такой скорости не только разглядеть в волнах рыбу, но и заколоть ее. 
      Ночь была морозной, и ноги холодило через болотные сапоги и шерстяные носки. Проплыли километра два. Налимишки попадаются, а всё больше -  щуки, вошедшие в Убу зимовать вслед за косяками мелкой рыбы. Вода прозрачна, как стекло. Высветилась в холодные дни и ночи. Видимость в глубину до трех метров. Тишь, ни ветерка, ни ряби на воде.
      - Александрыч! Гляди-гляди, сразу два налима, - подал мне сигнал Серега.     Начал подворачивать лодку к ближней рыбе, но напарнику показалось, что правильнее надо бы начинать с той, что подальше и поглубже.
      Я навалился на шест. Тот переломился у меня в руках, и я красиво, без всплеска, вниз головой ушел в воду. Когда забрался в лодку, то сначала мы, поймав обломок шеста, закололи одного из налимов (второй благоразумно удрал), а уж потом подплыли к берегу. Серега выделил мне из своего гардероба какой-то свитерок и носки. Всё остальное выжали, что-то я надел, а другое бросили в лодку, в которой одежда к концу рыбалки превратилось в обледенелую глыбу.
      Ну и поплыли  дальше. А что делать: машина придет только через три часа, сотовые телефоны тогда еще не изобрели. Когда сейчас, на седьмом десятке прожитых лет, беспокоят радикулит и боли в суставах, я вспоминаю эту нашу «поэтическую» рыбалку.

                ***

      В начале мая поехали порыбачить в известный в рыболовных кругах затон Санаруха. Щука, уже давно отметавшая икру, переболела после нереста и хорошо «клевала» в сети. Вечером, поставив палатку и насобирав дров на костер, выставили сети.
      Нас было трое: не много и не мало, а как раз ровно столько, сколько нужно для успешной рыбалки и хорошей компании. Один выбирает рыбу из сетей, другой светит фонариком и укладывает рыбу, третий – на вёслах. Все трое – рыбаки азартные и долго сидеть без дела на рыбалке не привыкли. Распределение ролей  также давно уже установлено: Юрка на носу моей «Казанки» занимался проверкой сетей, Серега  ему «ассистировал», а я работал веслами, переходя потом к мотору.
      Грести веслами во время проверки сети – своего рода «наука». Лодка должна идти кормой вперед под острым к проверяемой сети углом так, чтобы создавать выбирающему рыбу компаньону условия если уж не максимально комфортные, то уж точно его не раздражающие, что может немедленно выразиться в употреблении им бранных слов. (А у Юрки - одна особенность: он очень быстро говорит. Настолько быстро, что мысль зачастую не поспевает за речью, и тогда он заполняет промежутки между словами тем, что культурно называют сейчас ненормативной лексикой. Тех и других слов у него выходило примерно пятьдесят на пятьдесят). В тихую погоду так подгребать было еще нетрудно: следи за ходом лодки да своевременно заметь в мутноватой воде рыбу в сети, чтобы вовремя затормозить, и лодка остановилась именно в тот момент, когда рыба попадала в руки проверяющему. Хуже было, когда дул ветер. Вот тут и нагребёшься до испарины на спине, и наслушаешься нелицеприятных высказываний, перемежающихся междометиями, в свой адрес. И всё без обид: сам, бывало, выбирая сети с неопытным напарником-гребцом, выругаешься в его адрес, когда то лодка заедет на сеть, то снасть зацепится и намотается на весло, или гребец, нажав на весла, вырывает ее у тебя из рук вместе с невыбранной рыбой.
      Около полуночи мы решили в последний раз проверить снасти и потом немного «покемарить» до рассвета, чтобы выбрав сети, поспешить домой. Утром всем надо было на работу.
      Было темно, но не очень: луна, закрытая тучами, давала слабый рассеянный свет. Вот и последняя сеть проверена, а дальше – по установленному распорядку: Юрка остается на носу, а я перебираюсь к мотору, завожу его, и мы на малом газу плывем к палатке. Дернул за пусковой шнур раз, другой – мотор не заводится. (Хороший мотор «Вихрь-30», но капризный. Бывало, надёргаешься за стартер остывшего мотора, особенно ранней холодной  весной или поздней под заморозки осенью – жизни не рад. И так и так с ним мудришь: то обогатишь топливо, то опять уберешь ручку подсоса, то из шланга дашь ему бензина в «хлебальник», то из-за перелива вывертываешь свечи… Позже купил себе «Вихрь-25», и горя с ним не знал). Дернул еще несколько раз – не заводится. Вывернул рукоятку румпеля на полный газ и рванул за шнур…
      В следующий момент я уже выныривал из воды и видел, как лодка на полном газу мчалась по дуге, поворачивая ко мне. Юрка, согнувшись, сидел на носу, держась за носовую скобу «Казанки», а Серега на четвереньках полз к мотору, чтобы его заглушить. И вот удача: напарник заглушил мотор, и лодка, прекратив глиссирование, зарылась носом в воду, остановившись как раз рядом со мною.  Когда я влез в нее, то в моей руке крепко-накрепко был зажат шланг от бензобака, который я вырвал, когда вылетал с лодки.
      Друзья поделились со мною кое-чем из своей одежды, запалили пожарче костер. Но всё равно оставшаяся ночь показалась мне очень длинной. Да и как тут заснешь, представив себе другие, не столь счастливые для меня варианты и последствия купания: наедь лодка на полном газу на меня, или остановись чуток подальше. А тут тютелька в тютельку в нужном месте и в нужное время, когда вода еще не успела попасть под пальто и залиться в поднятые болотные сапоги...
      С тех пор, заводя лодочный мотор, я всегда становлюсь на колени, предварительно убедившись несколько раз, что мотор – на холостом ходу. И еще, после этого совершенно точно знаю, что мой ангел-хранитель постоянно бдит, находясь на боевом посту, защищая меня. С таким ангелом-хранителем точно не пропаду!

                ***

      Шло время, не стало Советского Союза, и мы стали жить, вроде бы в той же самой, но уже совсем в другой стране и при совсем другом государственном строе. Многое изменилось, и рыбалка тоже стала другая. Теперь, чтобы порыбачить, надо было записаться в ту или иную промысловую бригаду. Водоем поделен на промысловые участки. Организации, претендующие на участок, в ходе тендера ежегодно, словно женихи во время ухаживания за невестами, давали красивые и невыполнимые обещания: чистить берега водоема от коряг, закупать мальков и проводить зарыбление водоема, бороться с браконьерством… .  Обычно, выполнялось только последнее: всех «залетных» со своих участков беспощадно изгоняли, все посторонние сети снимались и конфисковывались.
      Мы рыбачили на областное общество охотников и рыболовов, что имело свои плюсы и свои минусы. Плюсом было то, что была надежная «крыша», чем мы беззастенчиво и нагло пользовались. Бывало, приедет какой-нибудь ушлый рыбинспектор и начинает качать права в расчете какую бы ни было мзду. А мы ему: « Да вы знаете, на кого мы рыбачим? Да вы знаете, кто нашу рыбку кушает?». И от ворот поворот. А минус состоял в том, что эту «нашу рыбку» забирали за сущие копейки, и если рыбачить на условиях работодателя, то заработок и близко не покрывал всех наших затрат: покупку сетей, бензин, харч и пр. А так и бригада разбежится, и не кому будет заниматься промыслом. Вот и приходилось выкручиваться: одну часть улова – работодателю, а другую – приезжающим на берег купцам, нахваливая при этом: «Сам бы ел, да деньги нужны».
      Да и сети проверяли теперь по-другому, дважды в сутки: рано утром, проехав по сетям, сдавали рыбу, и потом кто - по домам, а кто – на работу. И также вечером, выбрали рыбу и – в ледник. Азартной и прибыльной рыбалка была не более трех недель, когда хорошо ловился судак. А потом воду в Шульбинском водохранилище сбрасывали, и Иртыш опять входил в свои берега. Нерест щуки к этому времени давно заканчивался, и щучья икра повисала на ветках и траве. (За три-четыре года щуку так и перевели). Затем объявлялся месячный запрет на рыбалку. За это время вода успевала вновь накопиться в водоеме, залить окрестные луга, и начинался сезон лова леща. Эта рыба, в отличие от судака, не пользовалась спросом: во-первых, костлява, во-вторых, выловленного леща было много во всех бригадах. Поэтому принимали его у нас даже не за копейки, а за гроши.
      И вот, как помню, было это 31 апреля, до сброса воды. Перед этим простояло несколько теплых дней, снег в гористых верховьях Убы начал таять, и пришла холодная верховая вода. Я прибыл на вечернюю проверку сетей пораньше, а мой напарник еще не подъехал. Сидел на берегу у лодки и попивал чаек из термоса. Подъехала «Нива», из которой выскочил мой бывший ученик Димка.
      - Александрыч, - взволнованно прокричал он, - быстро заводи мотор. Там люди тонут. Перевернулась моторная лодка!
      На разговоры и уточнения времени не было. И поплыл я с Димкой вверх по течению с самыми дурными предчувствиями: в такой ледяной воде долго не продержаться, смерть от переохлаждения наступает достаточно быстро. Проплыв километра полтора, увидели за поворотом торчащий из воды нос перевернутой «Казанки», и две головы.
      Подплыли. Мотор глушить нельзя, сразу унесет течением. За полузатопленной лодкой водоворот, и мою лодку болтает. В носу «Казанки» есть воздушный бак, поэтому он болтался над водой, а корма с мотором зацепилась за речное дно. Глубина метра два. За носовую скобу лодки держались взрослый мужчина и мальчик лет десяти (отец и сын, как это позже выяснилось). Я, манипулируя газом, удерживал свою лодку вблизи затонувшей посудины, а Димка вытащил из воды вначале парнишку, а потом и его отца.
      Поднялись выше по течению, высадили спасенных людей на берег, бросили им какой-то плащ, чтобы они смогли хоть как то укрыться, и быстро-быстро  – вниз по течению теперь уже не основным руслом Убы, а протокой. Через километр вновь увидели торчащую из воды голову. Подплыли. Это была женщина (мать того парнишки). У нее уже не было сил даже произнести что-нибудь. Держалась за трапик от лодки. Вытащили мамку, опять поднялись вверх по течению, высадили ее.
      А потом я плавал, пока в баке был бензин, но никого уже не обнаружил. Позже узнал, как было дело: компания отдыхала на берегу, и пока пьяный хозяин лодки спал, решили покататься на лодке, в которую нагромоздилось восемь (!)  человек. При выезде из затона на течение моторист сбросил газ. Перегруженная «Казанка» зарылась в воду кормой и затонула. Трое сумели выплыть, троих спасли мы с Димкой, а моторист и семилетняя дочь хозяина лодки утонули.
      Тело девочки нашли через месяц, когда в водохранилище сбросили воду, а парня-моториста, вернее то, что от него осталось, - только через год.
      Мне эта история создала только проблемы. Во-первых, проспавшийся, но не протрезвевший хозяин лодки предъявлял претензии, что я не спас его дочь. Во-вторых, поздно ночью, когда я уже спал, приехали милиционеры, которые увезли меня в соседнее село, где была куча всякого служивого народу в лице ЧС-ников и сотрудников милиции. Все они развили подобие бурной деятельности, образовав что-то типа штаба. С меня долго снимали показания. А я недоумевал, неужели это не могло подождать до утра: все кому повезло – спаслись, а кому нет – утонули. И ничего уже не изменишь.
      В конце концов, меня отпустили. Отвезти домой никто даже и не подумал. И когда после полуночи возвращался пешком пять с лишним километров домой, в голове мелькала гнусная мыслишка о том, что в другой раз трижды подумаю, прежде чем совершать героические поступки.

                ***

      А эта история, произошедшая в октябре 1982 года, ранее была уже описана в моих «Охотничьих летописях». Но раз «пошла тема», повторюсь.
      Стоял пасмурный и теплый день. В такие дни, обычно по воскресениям, я охотился на уток. Погода днями портилась, прошли мелкие моросящие осенние дожди, и подошла северная утка.
      В болотных сапогах перешел нашу речку и подошел к затону Санаруха, где должны были ждать меня рыбаки, которым я днем ранее дал порыбачить  свою фанерную лодку. Когда подошел к берегу, они как раз выбирали сети. Рыбы в сетях было много. Крупный окунь, щука, сорога.
      Сидя на высоком берегу, наблюдал с легким чувством зависти за удачливыми рыболовами, и, дождавшись, пока они отрыбачат, забрал лодку, сел за весла, и поплыл вниз по реке, предварительно договорившись о том, во сколько времени и куда за мной должен подъехать трактор. Плыл по течению и наблюдал, как ниже меня сплывает табунок крохалей. Потом эти крохали по одному взлетали и пролетали мимо, но далековато. А вот один, наверное, самый ленивый, поленился облететь и попал под выстрел.
      Затащив лодку на обрыв и привязав ее, пробежался по озеркам-«Канавам» – пусто. Я уже почти совсем пал духом, но на одном озере удачно сдуплетил по чиркам. Настроение сразу поднялось: много ли надо нежадному человеку для счастья.
На старой Убе спугнул табун кряковых. Утки сделали надо мною пару кругов. Северная утка глуповата, вернее, мало пугана. На втором круге после двух выстрелов один крякаш шлепнулся на другом берегу. Пришлось возвращаться. На пнях нарезал рюкзак грибов-вешенки. Подошел к  затону, а он буквально набит рыбой. Еще свежи были в памяти впечатления от увиденных сегодня результатов рыбалки в Санарухе, поэтому спланировал выехать в этот затон в ближайшие дни.
      На обратном пути на ближних Канавах увидел, как из-под берега идут волны. Подошел, похлопал, покричал – ничего. Шагнул, а селезень – свечкой из куста. Ударил «шестеркой» - готов.  Вернулся к лодке и испугался: водища за то время, пока я охотился, пришла под берега, как в весеннее половодье. Мысленно похвалил себя за то, что предусмотрительно  вытащил лодку подальше от воды. Хотя, какая тут предусмотрительность. Обычный жизненный опыт. Верховая вода приходит к нам после дождей на третьи сутки, вот и соображай.
      Сел в лодку, которую подхватило бурное течение, и поплыл к роще. А впереди на воде крохаль вновь маячит. Нагнал его у затона. Крохаль нырнул, а меня проносит мимо. Пронесло уже метров на сорок, когда тот вынырнул и бегом по воде - вверх, против течения, к кустам. Ударил с левого ствола «четверкой», и поплыл крохаль ко мне на спине. Мне осталось только лодку притормозить.
      Выехал на плес у рощи и ужаснулся. Там посреди реки стоит бульдозер с поднятым ковшом. Крыша кабины лишь на четверть торчит из воды, а на кабине и в ковше сидят шесть человек: трое взрослых и трое детей. Пришлось поработать «дедом Мазаем» и за два рейса перевезти на берег многочисленное семейство, которое в выходной решило на бульдозере  съездить за Убу за грибами, где их и захватила полая вода.  Представляю, что они пережили и на что надеялись в этом пустынном месте. 
      Главу семьи, у которого «хватило ума» ехать на тракторе через разлившуюся речку, перевозил отдельно вторым рейсом, так как в нем было под два центнера. За трактором водоворот, и мою фанерку изрядно болтало. (Утром поехал на Убу посмотреть воду, а трактора уж и не видать).
      День прошел отлично: и уток настрелял, и грибов нарвал, и героический поступок совершил. (В кинофильме «Тот самый Мюнхаузен» у главного героя в плане на день было записано: "Совершить подвиг").

                ***

      Здесь я воспроизвел всего лишь несколько эпизодов, очевидцем которых был в тех или иных ролях. На самом деле на моей жизни их было гораздо больше. «Навскидку» вспоминаю сейчас еще не менее пяти трагических случаев на воде. Нелепые, страшные смерти, когда люди тонули. Бывало, их довольно быстро извлекали из воды, но вернуть к жизни уже не могли. Не помню ни одного случая, когда удавалось оживить утопленника. Поэтому, находясь в контакте с рекой, озером, морем, всегда нужно помнить о возможной опасности и стараться избежать ее.