Торжище. Часть 3

Утро дразнилось имбирём, корицей и сдобой, щекотало ноздри сладким ароматом свежей выпечки. Альма напекла её любимых кренделей с ванильным кремом! Эния в предвкушении невероятно вкусного завтрака помчалась на кухню.
-- Доброе утро, нянюшка!
-- И тебе, деточка! Садись, пока горяченькие, завтракай!
И захлопотала возле плиты с железными листами, на которых лежали подрумянившиеся булочки.

-- Отец уже встал?
-- Да он уж  часа два  как ушёл…
--Ммм. Жаль. Хотела с ним поговорить.
Старая женщина замерла возле печи.
-- Как ты думаешь, - мечтательно протянула Эния – Отец возьмёт меня на Торжище? Так хочется поехать  с ним…

Ярмарки случались в селении часто, каждые выходные. Но самая масштабная, раз в три года, проводилась за пределами их долины. В степях армяков испокон веков устраивалось большой Торжище, куда собирался люд со всех ближайших краёв.

Приезжали суровые марийцы, народ Трёхморья, высокорослые, молчаливые, с обветренными, загорелыми лицами, выцветшими глазами, пахнущие морем, и со спутанными  солёным бризом русыми бородами.  Они привозили рыбу, морских гадов, китовый жир, ракушки.

Шанаги, жители Заозёрья везли бобров, битую птицу, раков и сласти из стеблей камыша, а ещё вкусную морошку. Шанагийцы – суетливый народец. Отец не очень их жаловал, потому что те так и норовили подсунуть или бобрятину с душком, или ещё какую пакость. Они много говорили, громко хохотали, прихлопывая во время смеха себя по ляжкам, и постоянно суетливо зазывали покупателей.

Салаваты из  жаркого Края горячих песков везли изумительные невесомые шелка, ковры из верблюжей шерсти, женские украшения из самоцветных камней и много разных специй, приправ, сластей. Пустынцы, высокие, голубоглазые, с чёрными узенькими бородками, одетые в полосатые длиннополые халаты, хитро прищурившись, разворачивали на глазах у изумлённой публики разноцветные ткани, струящимся водопадом обрушивая на зевак многообразие текстур и расцветок. Возле их прилавков всегда толпилось много женщин и детей. Первые -- из-за тряпок и украшений, а вторые – из-за тягучих сластей, разложенных в коробах, и источающих дразнящий детские носики аромат.

Край, из которого приезжал Бранн, назывался ДревлЯ, из-за обилия лесов и полей. Они везли строительный лес, пщеницу с рожью, мёд, соболиные шкурки, лесные ягоды.

Сами хозяева торжища – армяки, коренастые с кривыми ногами, из-за постоянного нахождения в седле, с приплюснутыми носами, кареглазые, торговали лошадьми, кумысом, бараниной, овечьей шерстью, степными сборами трав. Их приземистые фигуры то там, то сям мелькали между лошадей, и казалось, что вот-вот будут затоптаны копытами длинноногих грациозных созданий. Ан нет! Они весьма ловко управлялись с животными, угощая строптивых кусочками сахара.   И не было в их движениях ни суетливости, ни притворной любезности, а в глазах  хитрого прищура, только гордый взгляд, рождённого на бескрайних просторах степи. Здесь не было места лжи, ведь её никуда не спрячешь! Ни лесочка, ни кусточка. Прямолинейность армяков импонировала Бранну, да и лошадей он ценил. Даже больше, чем людей.

На Торжище торговали, покупали, менялись, искали и предлагали работу. Из-за наёмных рабочих мельник и ездил сюда. Нанимал на три года работяг. Ведь на мельнице постоянно не хватало рук, чтоб управиться с тоннами зерна и муки, особенно во время страды, когда скапливалась вереница телег землепашцев с пшеницей. Этой весной как раз заканчивался трёхлетний договор между наймитами и хозяином, и пора было ехать за новыми. Мало кто оставался работать на более долгий срок. И не потому, что работа была слишком тяжёлая, а потому, что хотелось вернуться поскорее домой с заработанным, порадовать семью подарками. Бранн платил щедро, но по заслугам. Его боялись, только никто не пожаловался, что был обманут в оплате. 

Эния всего один раз была на Торжище. Тогда ей скоро должно было исполниться пятнадцать, и отец, поддавшись на девичьи слёзы, мольбы и обещания хорошо себя вести, взял её с собой. С расширенными глазами, словно блюдца, Эния восторженно носилась между прилавками,  перебирала ткани, вдыхала аромат кореньев и специй, любовалась грациозностью скакунов и затаив дыхание слушала шум прибоя в огромных раковинах, которые ей благодушно приложил суровый мариец. Бранн зорко следил за дочерью. Всё-таки многолюдное столпотворение пугало его. А дочь беззаботным мотыльком с развевающимися юбками порхала от одного торговца к другому, изредка оглядываясь на отца и улыбаясь от счастья и обилия впечатлений.

В самом тесном уголочке, примостившись между торговцем коврами и шанагийскими тушками бобров, сидела пожилая женщина. Её руки были сморщенными, словно  после длительного полоскания белья, на запястьях позвякивали серебряные браслеты со странными знаками, седые пряди волос переплетались в косички с разноцветными бусинками и бубенчиками, а смуглое лицо покрыто татуировкой из хны. На ней был замшевый тёмно-зелёный плащ с капюшоном. Странная женщина почти не обращала внимания на роящийся клубок людей. Будто в полудрёме, она курила длинную трубку, колечками выпуская дым. Перед ней на чёрном сукне лежали пучки трав, перевязанные джутовыми нитями, хрустальные пузырьки с яркими разноцветными колерами, берестяные коробочки-бонбоньерки с ароматными притирками.

Девушка буквально налетела на неё, не заметив из-за прилавка с коврами. В смущении извинилась и только собралась уходить, как женщина остановила её.

-- Оооо! Ты становишься похожей на свою мать. – тихо промолвила сидящая. И добавила: «И судьбы матери тебе не миновать, если только…»
Эния тут же повернулась к ней, и тоже полушёпотом спросила:  «Вы знали мою маму? Какой судьбы мне не миновать? И что Вам известно о судьбе мамы?»

Женщина многозначительно усмехнулась: «Да уж кое-что известно! Твой отец…» Но продолжить не успела, подошёл Бран и  свирепым взглядом осёк на полуслове.
--Вот ты где! Пойдём, дочка, пойдём! – И потащил девушку за руку.

А торговка, спрятав возбужденность от неожиданной встречи под капюшоном, продолжила курить трубку.

Бран был в бешенстве! Никогда он не повышал голос на дочь, а тут словно бык, раздувал ноздри и громогласно рокотал над головой девушки: «Разве я тебе не говорил, не отходить от меня? Разве не предупреждал, что нельзя разговаривать с незнакомцами? Разве…»

Он не успел продолжить свою гневную тираду, как подоспела Альма, и тихо постукивая мужчину по руке, сказала: «Ну-ну, будет на девочку кричать. Она первый раз в таком месте. Ничего же не произошло! Пойдёмте уже, народ вокруг собирается.» И крикнула в толпу зевак: «Чего встали? Цирк вам что ли?» Приобняв свою воспитанницу за плечи, двинулась в сторону их повозки. Отец пошёл следом.

Мельник не успел за один день набрать работников, да и мулов не прикупил. Приторно любезный салават так и не скинул цену на четвёрку отменных животных, видя как загорелись глаза покупателя. Салаваты готовы торговаться чуть не до хрипоты, торг ради торга, им нравился процесс общения, а не денежный эквивалент за их товар. А Бранн был не любитель много говорить. Поэтому брал с собой Альму. Уж она умела: и торговаться, и спорить, и покупать по той цене, которая устраивала её, а не продавца.  Мужчина сокрушённо подумал, что придётся заночевать здесь, в их крытой кибитке, а завтра поутру быстро управиться с делами и ехать обратно домой, подальше от дурманящего многоголосья,  обилия резких запахов и толчеи.

Спозаранок Бран и Альма отправились на людской рынок работяг, вечером строго настрого наказав Энии до их возвращения не выходить из кибитки. Но девушка, впечатлённая словами  женщины с рынка, решила разузнать, что та хотела сказать?

Эния нашла торговку на том же месте.
-- Я знала, что ты вернёшься, - приветствовала старуха.
-- Расскажите, что Вы знаете о моей маме?
-- Нееет, - тягуче произнесла женщина. – Время упущено…

Она  потеребила свои браслеты, потом пересчитала их, достала из недр плаща нефритовую ступку и серебряное зеркальце с ручкой. В ступке, бормоча и поплёвывая на землю, растолкла несколько зёрен зиры, и глухим голосом произнесла: «Тайны всегда раскрываются вовремя. Твой час придёт в день восемнадцатилетия, и судьба уже витает около тебя, в бирюзовом облаке твоя погибель и спасение!» Выйдя из транса, женщина слепо озиралась вокруг, а потом дала девушке зеркальце и предостерегла беречь его, оно поможет ей. И  закурила трубку.

Всю дорогу обратно Эния всматривалась в зеркальце, пальчиками  водила по рельефным узорам с обратной стороны. Таинственная вещица  поблёскивала в руках, но ничего необычного не отражала, кроме задумчивого личика барышни.

-- Альма! Ну? Возьмёт меня отец с собой на ярмарку?


Продолжение следует...

Фото взято с ресурсов Яндекс.