глава 16, глава 17

глава 16

***
 Алексей

 Из карантина нас выпустили только к самому концу лета, как раз на день Стрибога, примерно двадцатого или двадцать первого августа. Среди богов, он отвечал, в том числе, и за ветер, так что, натянув одежду, мы прямиком отправились в капище к соответствующему волхву. Мы – это я с Яриком и Беляной, остальных домой отправили, нечего под ногами путаться. И Седорих с нами пошел.

 - С чем пожаловали?

 Седой величественный старик в белом балахоне с вышитыми знаками выглядел очень даже представительно. А посох у него был вообще зачетный - здоровенная такая орясина с кованым навершием*.

 - Дело есть у нас к тебе, волхв и к главному вашему, тому, кто Камень Душ бережет.
 Дед на меня как глянул, брови седые насупленные, глаза чуть не молнии мечут - мог бы убивать взглядом – убил бы!

 - Зачем тебе Камень? – рычит так, что мороз по коже.

 - Мне он нафиг не сдался, а вот вы, похоже, его проворонили.

 - Лжу** говоришь!

 - Вот еще, больно надо!

 Старик только посохом по земле стукнул, а на шум уже другие подтягиваются – ох, чует моя пятая точка, что пора пояснить этим деятелям, что к чему.

 - Вы тут пока дары делили, по княжеству был мор пущен…

 - И мертвых стали поднимать, сотворять тела глиняные, наделять их душами, что в Мир Нави ушли, душами темными, злодейскими, за дела свои черные казненными, - это уже Беляна вступила.

 Старик аж затрясся и шипит на нас, только что слюной не брызжет. И тут его так в сторону отодвигают. Я там что-то говорил про величие? Не верьте – вот этот волхв, сразу видно главный тут, куда там остальным.

 - Говорите, что вам ведомо…

 Ну, мы и рассказали: и про ту старуху – предсказательницу, что моего Ярика Посланником назвала, и про атаманову любовницу, которую сначала я головы лишил, а потом мы ее на хазарском базаре встретили вполне себе живую. И как она рассыпалась кучей мокрой глины, когда ее Беляна прогнала. И про Седориха, и его бесконечную чуму. И чем дальше говорили, тем мрачнее становился волхв.

 - Складно говоришь, складно, - пробормотал старик, - а ну, пойдем-ка со мной!

 А мы что? Мы и пошли, провожаемые странными взглядами других волхвов, у кого удивленными, у кого довольными. А один с такой ненавистью смотрел, будто дыру в спине прожечь хочет.

 Оказалось, что капище имеет и внутренний двор, куда не всякого пускают. Там, среди уютного двора стоял длинный стол со скамьями, за него мы уселись. И уже более обстоятельно побеседовали.

 - Камень Душ скрыт далеко на севере, - говорил волхв, - не каждому служителю известна туда дорога. Но стали приходить оттуда дурные вести, что тускнеет сияние камня…

 - А нечего мертвяков воскрешать, - бурчу в пространство, ясно же, что конкретно этот не причем, но как вспомню Яра, мечущегося от жара, так убить готов.

 - Кто-то творит запрещенную волшбу, приносит дары Марене, - покачал головой старик. – Это хорошо, что ты встретил предсказательницу. Еще лучше, что сейчас с тобой три стихии из четырех.

 - Угу, меня это тоже радует. Особенно то, что моего мужа пытаются убить всю дорогу.

 - Кто? – волхв даже вскочил, брови так насупил, будто ему и в самом деле не все равно.

 - А я знаю? Я его впервые у столба увидел, когда добрые люди собирались по ложному обвинению живым сжечь.

 - Где?

 Ух, ты, а грозно-то как! Поясняю, где конкретно происходило это событие, и чем оно закончилось. Волхв опять бровями повел и из темного угла служка вышмыгнул и за дверь. Думается мне, что ждет старосту неприятная новость – по Расо-Тверской Правде самосуд серьезное преступление. Ну, и поделом ему, нечего невиновных обвинять, в чем попало. В результате долгого и обстоятельного разговора выяснилось несколько моментов. Первое, нам подтвердили, что Ярик, Беляна и Седорих – воплощенные стихии. Второе, что моя дочка-водяница вполне может быть четвертой. Оказалось, что Посланники должны не только олицетворять Огонь там или Землю, а еще и соответствовать разному возрасту – детство, юность, зрелость и старость. Последние три у нас были, остался ребенок. А моя дочка как раз мелкая, подходит вполне. Короче надо найти ее и спросить.

 Третье – волхвы давно поняли, что чума непростая, а наведенная. Доходили до них слухи и о поднятых мертвецах. Хорошо еще, что здесь в ходу было огненное погребение, а значит, полноценного зомби сделать было невозможно. Я сначала решил, что таких могли откуда-нибудь привести, поднять где-нибудь в Европе, а тут уже использовать. Оказалось, вовсе нет. У каждой земли были свои Боги, и волшба или молитвы, заклинания, обряды, проведенные с помощью других, здесь не работали. Короче, как я понял – если бы и подняли мертвяка, то на границе он рассыпался так же, как и та атаманова полюбовница. Тут я возмутился – ведь Ромейская империя другому Богу поклонялась, как же та мертвячка, что мы в Византии встретили? Она-то вполне себя хорошо чувствовала, для нежити само собой. А все просто – я-то не заметил по незнанию, а там рядом совсем стояло капище Марены, видно мертвячку уже там подняли да вот только в таких случаях силы тратится очень много, а результат не очень. Иначе она шустрее бы двигалась, да и Беляне сложнее справиться было бы. Ну и далеко от капища нежить отходить не может, сама по себе рассыплется.

 Четвертое – от волхвов, оберегающих Камень Душ, уже давно приходят плохие вести. Тускнеет он, теряет свои силы с каждой потерянной душой, и ничего сами служители сделать пока не могут: нужен запирающий обряд и четыре стихии сразу. И чем позже провести ритуал, тем сложнее это будет сделать, ну тем больше душ будет похищено.
 Ну и получалось, что нам срочно нужно искать Воду и топать к Камню.

***

 Яр.

 Волхв говорил, Алексий его внимательно слушал, вопросы задавал, а мне страшно. Неужто я так кому-то помешал, что чуть заживо не сгорел? А Беляна? Ее-то за что рабой сделали? И тут я подумал, а отец мой знал про то, что его сын рожден Посланником? Столько вопросов у меня появилось, так хотелось узнать ответы. Но не время, сейчас нужно Камень Душ защитить, пока еще большей беды не случилось.

 - У каждого народа есть свое место, где живут души, после того, как их земная жизнь закончится. Варяги после смерти пируют во дворце Одина, Гвин забирает души кельтов и ведёт в Аннон, те, кто поклоняется распятому Богу, уходят после смерти в Рай или Ад. У нас душа – это часть небесного огня, умер человек и погас его внутренний огонь, ушла его жизнь.

 - Значит Ярик как раз и олицетворяет этот огонь? – спросил Алексий.

 - Супруга твоего не зря назвали в честь бога Ярилы, - кивнул волхв. – Душа человеческая может на земле остаться, стать огнем или ветром, уйти в воду или землю, стать деревом или птицей. И чтобы неприкаянные души не бродили по миру собирают их волхвы и держат в Камне, до тех пор, пока не придет им время родиться заново…

 - И как долго держат?

 - А это не мы решаем. Это Марена смотрит – хороший человек быстро в Явь возвращается, а плохой надолго в Нави останется.

 - Так, не понял, - проговорил Алексий. – Вы тут говорите, что Марена решает, сколько душе в камне быть. А эти, кто мертвяков поднимает, тоже ведь ей молятся? И потом, тут мне говорили про Славь и Темную Навь, а теперь что?

 - Даже богиня Смерти любит дары и лесть, - улыбнулся волхв, - и соглашается отпустить несколько за богатые подношения. Ведь потом все они обратно вернуться.

 - Запутали вы меня совсем… ладно… потом разберусь. Остается последний вопрос - где этот ваш Камень?

 - В Беловодье.

 - Где?!

***

 Алексей.

 Сказать, что я обалдел – ничего не сказать. Это надо же, Беловодье! Легендарная страна, которая непонятно где находилась и непонятно чем занималась. Нет, я допускал, что она тут тоже есть, в конце концов, я своими глазами видел Домового, Водяниц и еще ребенка от них как-то получил. Интересно, кстати, как? Мы настолько отличаемся внешне, что поневоле задумаешься о совместимости наших генов. Так, куда-то я не туда уже стал думать. Вернемся к нашему Беловодью.

 - И где оно? – спрашиваю волхва.

 - Далеко отсюда на восход нужно идти. Там у белых вод находится обитель, где живут мудрецы, возносят молитвы богам, берегут Сердце Расо-Тверского княжества, охраняют Камень Душ.

 - Стоп, там еще и сердце какое-то имеется? А может почки, печень и прочий ливер? Вы уж сразу мне скажите, чтобы я не наступил на какую-нибудь важную часть организма.

 - Не смейся, чужак, – рявкнул волхв и даже посохом стукнул.

 А мне не страшно – странно и всё. Будто все легенды моего мира тут собрались, вот как нарочно. Знал бы, дома почитал, может, пригодилось бы сейчас. Смутно, очень смутно, припоминается, что Беловодье располагалось, чуть ли не за Китаем. Вряд ли оно и в этом мире у черта на куличках. Да и волхв говорил, что у каждого народа свои боги, значит, далеко не потащат эту каменюку. А тут еще и про сердце вспомнили, вот зачем мне это, спрашивается?

 Оказалось, что очень даже нужно – если Камень ослабнет, если слишком много душ потеряет, то новых детей тоже меньше будет рождаться. Правильно, кто же пустую оболочку в мир приведет. И чем дальше, тем хуже. Даже воевать не надо – достаточно подождать и через пару сотен лет можно получить пустую землю. И появляется новый вопрос – а кто же у нас такой терпеливый?

***

 Яр.

 Алексий шутит, а мне не до смеха. Ведь и правда придется идти туда, спасать Камень. И я-то знаю, кто может пойти против Светлых Богов, кто может уговорить Марену отпустить души, кто может подождать, чтобы получить богатые угодья для себя.

 Бабка сказывала, что в давние времена случалось похожее. Тогда Карачун-Чернобог и Марена выпустили из Нави много черных душ, и стала тьма так сильна, что закрыла солнце и ночь опустилась на землю. Тогда много людей погибло от холода и голода, вымерли странные звери и диковинные травы и деревья. А потом пришли Посланники, заручились они поддержкой Светлых Богов и прогнали Чернобога прочь, заперли его в Темной Нави. Успокоился тогда безумный бог, да видно ненадолго. Снова пришел он на землю нести зло, смерть и безумие.

 И если суждено нам остановить его, то так тому и быть. Ведь не один я иду - с мужем.

____________
 *Навершие (навершье) — верхушка какого-либо изделия (рукоятки меча, посоха и так далее) или сооружения (терема, купола).

 **Лжа - ж. устар. Намеренное искажение истины; неправда, ложь. Толковый словарь Ефремовой Т. Ф.

глава 17

***
 Яр.

 Поскрипывает под ногами снег, легкий мороз чуть покусывает щеки. Лохматая приземистая лошадка неторопливо рысит по твердому льду, покрывающему реку. Здесь, на севере Госпожа Зима уже вступила в свои права, украсив пышными шапками снега темные ели. Я во все глаза смотрел, как под тяжестью клонятся к земле тяжелые лапы. Даже не верится, что сейчас где-то месят ногами липкую и холодную осеннюю грязь, а по утрам только иногда лужи прихватывает тонким ледком. Я еще никогда не был так далеко от привычного мне мира, и потому смотрел во все глаза. Неужели здесь действительно ночь длится всю зиму, а солнце приходит только весной? Алексий на мой вопрос ответил, что - да. Так и есть, это называется полярная ночь. Странно, мы проехали всего только один месяц, а деревья совсем другие – мрачные и страшные. Сказочные и дикие, будто в них живет Баба Йога.

 Друг за другом пробираются лошади, несут на себе небольшой отряд. Впереди трясется сухой старик в остроконечной шапке – это наш проводник. Он волхв, знает, где находится Беловодье, бывал там, видел своими глазами Сердце княжества и Камень Душ. Я его немного боюсь – у него такие глаза, словно насквозь меня видит. Следом за ним едет Седорих, дремлет, чуть покачиваясь в седле. Он всегда молчит - за все время от него и пары десятков слов не услышал.

 Беляна одета в мужскую одежду и кажется такой кубышкой, вот-вот лошадка ее прогнется от тяжести. Она крепко держит на руках закутанную в меха девочку. Я вспомнил, как мы с Алексием ходили поклониться Водяному, попросить его совета. Вот тогда и пришла Водяница, держала за руку девочку маленькую, не похожую совсем на моего мужа. Круглые глаза на круглой мордашке, большой лягушачий рот, зеленые волосы, украшенные ракушками. И кожа такими чешуйками, а перепонок между крохотными пальчиками не было. Водяной осмотрел девочку, что-то пошептал, окунул ее в воду и вынул уже отроковицу, лет на десять. Проскрипел нам, что это и есть теперь Вода и булькнул назад в реку.

 Девочка оказалась шумной и говорливой хохотушкой. Её удивляло всё вокруг, вопросы сыпались как горох из мешка. И лучше всего с ней управлялась Беляна, терпеливо отвечала и рассказывала Уне про наземную жизнь. А муж мой девочку опасался, держался подальше и смотрел странно, будто брезговал. И меня давно не трогал, говорит, что не время сейчас. Может, разлюбил уже? Нет, не буду об этом думать, вон как глядит на меня, будто взглядом ласкает.

 Тихо хрустит снег под копытами лошадей, навевая сон и дрему.

***

 Алексей.

 Яр покачивался в седле, время от времени вскидывал на меня сонные глаза, и снова опускал голову. Хотелось его до дрожи, но вокруг было слишком много людей, а ночевка в зимнем лесу, пусть и вдвоем одной шкурой не способствовала любовным играм. Да и неизвестность пугала. Это Сердце, Камень, живые мертвецы – не самое лучшее, что может случиться.

 Как только Верховный Волхв узнал, что хотел, все завертелось очень быстро. Моментально нашелся провожатый, вон он трясется впереди. Быстро приготовили и собрали припасы в дорогу, пригнали лохматых невысоких лошадей. Князь нам выделил денег и даже несколько воинов с нами послал. А, кстати, неплохой мужик он оказался. Уже немолодой, крепкий, взгляд умный, рассусоливать не стал, выслушал, поверил и начал действовать. Хотя тут может еще и потому, что с нами волхв пришел. Князь только как-то странно на Яра смотрел, особенно, когда перстень на его руке увидел, что от отца ему остался. Видимо, знал, кем он был. Но вот об этом подумаем позже, когда вернемся. Понятно, почему князь оправил нас – пусть чума и пошла на убыль, мне говорили, что с морозами всегда так бывает, но вот кому понравится, что по его земле ходят мертвяки? И кому они вообще понадобились? Зачем? Я не считал всех людей плохими, но точно знал, что всегда можно найти предателей, жадных до денег или славы. И не нужно затевать тогда все это - проводить сложный ритуал, поднимая мертвых, вытаскивая души.

 А еще нужно будет решать, что делать с Уной. Как теперь стал ясно, девочка может жить и на суше. Странная она, как мультяшка – глазищи круглые и рот такой, как у лягушонка, чешуйки на коже. Сразу посмотришь – жуть, не дай бог, приснится такое ночью. А присмотришься – кажется, будто так и надо. Мне вот теперь интересно, потом девочка опять станет маленькой и вернется в реку? Или такой вот и останется со мной? Не то чтобы я не хотел или боялся этого, почему-то знал, что это моя дочь, которая не причинит мне вреда. Просто не хотелось, чтобы ее опасались или ненавидели другие люди.

 А вот Ярик, кажется, был уверен, что я боюсь свою девочку. И как теперь ему объяснить, что это не так. Оглянулся на него – дремлет на ходу, как бы ни упал под ноги, еще наступят на него. Тишина заснеженного леса почти не нарушалась скрипом снега под копытами. Если быть совсем уж честным, эта бесконечная дорога уже вымотала – хотелось уже хоть какой-то определенности.


 Накаркал, однако. Из-за поворота вылетели навстречу всадники. Сразу-то я и не понял, что то, что несло их на своих спинах, не было лошадьми. Больше всего это напоминало огромных птиц, вроде страусов. На их спинах сидели, скукожившись люди – не люди, даже отсюда видно, какие они маленькие. Вцепились в шеи и визжат, пока птицы несутся на нас, высоко вскидывая голенастые ноги.

 Волхв как закричит, выставил вперед посох и что-то речитативом наговаривает. Я мужа и Беляну с дочкой сдернул с лошадей и в середину сунул, пока остальные воины нас окружали, ощетинивались мечами и копьями наружу. Ярик тоже нож приготовил, пусть и не был он мастером, а свою жизнь собирался дорого продать. А птицы уже близко, нависают над нами мощными клювами, косят круглыми глазами. Вот в эти бусины я сделал первый выстрел – кто его знает, где у них там сердце, а мозг наверняка будет в голове. Так и оказалось – болт влетел в глазницу, и птица споткнулась на бегу, полетела кубарем, ломая кости себе и всаднику.

 - В глаза бейте! – кричу, а сам отстреливаю одну за другой.

 И понимаю, что слишком много врагов. Все новые и новые птицы выкатываются из-за леса, уже больше сотни на взгляд, а нас всего-то пара десятков.

 И когда лавина налетела на нас, мысли сразу закончились. Я только бил птиц, стараясь попасть в глаза, перерубить шею или ноги. «Страусы» оказались огромными, метра два с половиной, тело покрыто толстыми перьями, как панцирем и мы очень быстро убедились, что их не берет ни копье, ни меч. До шеи еще нужно было дотянуться, до глаз тем более, оставались ноги. Шкура там тоже оказалась толстая, но все же пусть и с трудом, но пробивалась. И мы старались перерубать сухожилия под коленями, главное было подобраться ближе. А вот тут уже начинались свои трудности – лапы заканчивались такими мощными когтями, что вспарывали толстые кожаные доспехи на раз, а жесткий клюв легко пробивал человеку голову.

 Крики умирающих и смертельно раненых, которых затаптывали птицы, клекот «страусов», визг их всадников – все смешалось в дикую смесь звуков, забивающие уши. Я бил, не обращая внимания на собственные раны, тем более, что пара синяков вообще не стоили моего внимания. Бил, рубил, уклонялся и с ужасом видел, что еще немного и нас просто затопчут. Взгляд вырвал запрокинутую голову птицы, подкинувшую вырванный кусок плоти, открывшийся клюв, жадно заглотивший добычу. Где-то тонко визжал сброшенный враг, быстро захлебнувшийся криком, когда Яр перерезал ему горло.

 И вдруг все перекрыл громкий крик волхва. Я оглянулся на него, увидел, как кружится старик, очерчивая вокруг себя посохом огненную линию. И падают от встречи с ней птицы, вспыхивают факелом, сгорают в колдовском пламени вместе с всадниками. Крик поднялся до немыслимой высоты, вот не знал, что человек, тем более старый может так. И когда мне стало казаться, что еще немного и у меня лопнут барабанные перепонки, все стихло. Резко, как отрезало. И тогда пришли другие звуки: плач, хрипы умирающих, стоны раненых, визг полумертвых врагов, клекот птиц, до которых не дошла убийственная волна. А часть уцелевших «страусов» уходила вдаль по реке.

 Я просто сел там, где стоял, чувствуя, как остывает тело после горячки самого дикого для меня боя.

***

 Яр.

 Кровь, красная и липкая – она была повсюду, пачкала снег жуткими свидетельствами прошедшей схватки. Пахло горелым пером и мясом, забивая остальные запахи. Стонали раненые, и это быстро вырвало меня из какого-то отупения, навалившегося сразу, как только ушли последние птицы. Я глянул на мужа, не ранен ли? Кажется, нет, а вот воин рядом со мной, хрипел, закатывая глаза, и зажимал руками страшную рану на животе, словно пытался спрятать синие кольца кишок. Я упал рядом, убирая его руки – наставник рассказывал, что если внутренности целы, то можно попытаться спасти человека. Тут же было уже поздно – все разодрано и перемешано: кровь, переваренная пища, и я просто замер, не зная, что сделать. Воин шевельнул губами, и я увидел мольбу в его глазах. Рядом опустилась чья-то рука, пробивая раненому сердце – удар милосердия. Мимо прошел их командир, всмотрелся в другого и оглянулся на меня, подзывая. Видимо там дела были лучше. А потом я уже быстро забыл про свои страхи, латая, зашивая и перевязывая. Некогда было ужасаться жутким разорванным ранам, некогда подсчитывать потери – это сделают за меня, а лекарь должен помочь тем, кто нуждается.

 Я только раз замер, когда увидел смирно сидящую среди месива из снега и крови маленькую Уну. Девочка держала в руках прозрачный зеленый шар, словно пронизанный водорослями и шептала что-то над совсем молодым воином. А его страшные раны медленно затягивались на глазах. Жаль, что все это было очень медленно, да и Уна бледнела на глазах, а значит, немногим могла помочь вот так.

***

 Алексей.

 Мы провозились не один час, относя в сторону убитых и занимаясь ранами пострадавших. Из нашего отряда осталась едва ли не треть, хорошо еще Стихии не пострадали. А вот Уна удивила своим не по-детски спокойным поведением. Мало того, что она умудрилась не путаться ни у кого под ногами во время боя, так еще и потом помогала Яру лечить раненых. Одного так вообще спасла, а когда я спросил, почему именно его, подняла на меня прозрачные озера глаз и внятно так сказала:

 - У меня от него будут хорошие дочери.

 Я не нашелся, что ответить. Как-то странно было это слышать от девочки, родившейся всего пару лет назад. Выглядела она, однако, лет на десять. Так что, может быть, дети водяниц взрослеют рано. А может, это Водяной виноват, ведь Иля-то была всего двухлетним ребенком.

 Мы уже стали собираться, прикидывая, как ловчее уложить раненых и раздумывая, где их оставить. Вернее думал об это не я, все равно местности не знаю. Пострадавших в бою оказалось тоже немало, и все, за исключением «жениха» моей дочери – тяжелые. И все с большей тревогой я поглядывал в ту сторону, куда умчались уцелевшие «страусы». Что-то оттуда подозрительные звуки доносились, хотя… а вот и оправдание им – всадники, слава всем богам, люди. И вымпел княжеский вьется.

 Вскоре командир, переговорив с волхвом, отдавал приказы готовить волокуши для раненых, еще часть ушла на берег готовить погребальные костры, а я, успокоившись за ближайшее будущее, просто уселся рядом с моим мальчиком. Вот кому некогда раздумывать, что и как – работает, перевязывает, мазь накладывает, пока Беляна на небольшом котелке варит какие-то травы.

 Как оказалось, почта здесь тоже была, хоть и непонятная для меня, летом, наверное, голубиная, но не зимой же - холодно. Потом разберусь, сейчас есть дела поважнее. И первое из них не просто уцелеть, а добраться в Беловодье, выполнить то, что должно и вернуться домой.