Ящерка

Жарко... так жарко, что воздух тихонько звенит от зноя. Или это все же кузнечики? Мир пропах шиповником. По крайней мере здесь, у колодца. Белые, похожие на маленькие тугие розочки цветы источают тонкий, сладковатый аромат. Он него хочется пить и очень чешется нос.
Снежка провела языком по губам, слизывая несуществующую сладость. Нетерпеливо сдула со лба летучие, снежно-белые волосы, поерзала. Сидеть на низком заборчике, босыми ступнями цепляясь за прибитые крест на крест доски, было не очень-то удобно. Но стоять еще хуже — пушистая бела пыль кажется раскаленной, жжет ноги.
Девочка с сожалением оглянулась назад, на теряющуюся в цветущих кустах шиповника тропинку, ведущую к горам. Еще две-три ходки по горячей пыли с тяжеленными, больно оттягивающими руки ведрами, и можно будет прихватить свой «урок» (сегодня ей досталось подрубать простыни) и убежать туда, к прохладным камням. «К Варгу» - подсказал внутренний ехидный собеседник, и Снежка тряхнула волосами, отбрасывая ненужную мысль. Виновато посмотрела на сестру, которую почти не слушала, занятая своими мыслями.
Впрочем, той и не нужен собеседник. Девушка постарше Снежки, а, главное, куда как более крепкая и загорела, не оглядываясь на собеседницу выбирала из колодца ведро, тяжело натянувшее мокрую от капель цепь, и быстро говорила, словно сама себе:
- А как Маржкины сваты-то уезжать собрались, тятя с ними на кылчко и вышел. Я у окна шила, так всеооо слыхать было! Пусть он и негромко баял. Про тебя, Снежка, говорили. Да слушаешь ли ты меня?!
- А? - Снежка засмотрелась на ящерку, что, сливаясь с мокрыми камнями у самого колодца, часто дышала, наблюдая за непонятной ей жизнью людей. Она поморщилась, затрясла головой, вспоминая только что отзвучавшие слова. Только что в ее голове звучал совсем иной голос... звал. Тревожился. Да только Марите этого не скажешь — засмеет. Нет никого на прокаленной солнцем улице. Кроме ящерки, конечно... но ведь она не умеет говорить?
- Про меня баял? - наконец соображает девочка. И глаза ее, в которых только светлыми искорками играло нетерпение, гаснут. Взгляд наливается беспокойством.
- Замуж тебя сговорился отдать. И не замуж, а так даже! Ни сватов, ни свадьбы не будет. У Черноборода из соседнего сел уж пять жен, ему больше не нельзя, а он хочет. На тебя глаз положил, а тятя с ним спорить не станет — не с руки ему, долг имеет большой. Вот тебя за тот долг и отдаст, в цепные девки-то! Стах какой, Снеж, да? У него глаза злые и черные, я видала! Как глянет, малой травкой обратится хочется, букашкой неприметной... Да зато дом у него богатый, свой сад и пруд. Все жены в шелках ходят, рук не трудят... а взгляд... что взгляд? Глаза опустишь пониже, да в поклоне согнешься к землице — вот и минует гроза-то! Снеееж! Снежка, куда? Сдурела девка! Воды не наносим в срок, тятя прибьет же! Да куда тебя?!
- К расщелинеее! Убиватьсяяяя будуууу!
Звенит слезами голос, колышется, теряя лепестки, кусты шиповника. Марита осуждающее качает головой, и вскидывает на плечо тяжелое коромысло. Бегай, не бегай, а как тятя решил - так и будет. Проще смириться и не перечить. Как Маржка. Пусть она и первой женой идет, да Одноглазый пострашней Черноборода будет. И куда бедней. И ничего ж, не бегает.
Впрочем, Марита по-своему жалеет сестренку, пусть и названную. Дочь убитого на охоте тятиного брата. А потому прихватывает и ее ведро. Сейчас еще ходку сделает, так и второе возьмет. Непутевая все же дуреха, вечно ее выручать надобно!
Медленно, шатаясь от тяжести, девушка бредет к дому. Длинные черные косы концами подметают пыль. Ледяные капли падают с ведра, шариками скатываются в горячей пыли, холодят ноги. В глубине души ей досадно на Снежку. Ее вот, Мариту, никто не сватает, да и в цепные даже никто забрать не хочет. Жить ей до старости в отцовом доме из-за левого, бельмом затянутого глаза. Это, поди, куда как хуже! А эта дуреха скоро из дома уйдет, что-то новое увидит. Пусть и соседний поселок всего лишь, а все же. Плохо разве? А она убиваться надумала. Впрочем, в расщелине, поди, не очень-то убьешься. И дело даже не в том, что она узкая - едва два шага и будет, и то детских. Просто... к ней же не подойти. Это все знают.
Чтобы отвлечься от тяжелой ноши, Марита начинает вспоминать все, что знает о расщелине. Эта трещина проходит недалеко от села, перед самыми горами. Учитель баял, у нее и имя есть: Фронтера. Граница, то есть. Между не землями, нет. Между разными мирами. Тут — привычный с рождения мир Людов. А там, за расщелиной — незнакомый мир Крайников. Ее было бы не сложно перепрыгнуть, эту границу. Но упругая сила оттолкнет решившегося, кинет на камни.
А если спокойно подойти и протянуть руку - ладонь упрется во что-то невидимое, мягкое и прохладное. Там вообще всегда прохладно, у расщелины. Влажные камни холодят ноги, а ветер дует такой, словно рядом море. Сидя в тени кустов шиповника так хорошо отдыхать от душной, сонной жары, царящей в селе. Но ходить к расщелине непонято. Не запрещено, нет. Просто все знают, что не нужно, не стоит. Только мужчины в праздничный день по утру ходят туда торговать с Крайниками. И приносят потом чудесные, нигде больше не виданные подарки. Предметы легко преодолевают невидимый барьер, он есть лишь для живых.
Ну и, конечно, бегают к расщелине вездесущие ребятишки, которым все надо увидеть самим. Со смехом врезаются в барьер, чтобы отлететь назад, падая в груду старых, спецально сваленных там подушек. Или кидают сквозь барьер веточки шиповника, камушки. Строят рожи сидящему по ту сторону пареньку. Впрочем, это быстро надоедает. Скучно, паренек почти не понимает головы: чертит что-то то прутиком у своих ног, то палочкой на покрытой воском дощечке. Да и не только скучно, а еще почему-то не хочется его дразнить. Пусть он и молчит всегда, ни слова не говорит, а как посмотрит, всем чудится мягкий и насмешливый укор: «Разве ты такой уж дурачок? Ну что ты делаешь?» И стыдно от этих несказанных слов так, что горят уши. Марита помнит, она тоже ходила к расщелине... но ей быстро надоело. Странное место. И мысли эти.. словно чужие. Непривычные. О чем-то легком, не имеющим отношения к делам. Ну их, смущают только.
Правда, с пареньком можно меняться. Он охотно принимает в сложенные лодочкой ладони всякую ценную для детворы мелочь: пуговки, бусинки, игрушки, красивые керамические осколки станинных ваз с кусочками узоров. В ответ кидает деревянные и костяные резные фигурки - малышня таскает их на шее, как талисманы. Считается, что они и удачу приносят, и защитить могут от мелких бед...
Правда, Марита не помнила, где валяется ее заяц: грустный, с одним зажмуренным глазом. Да и чудес от игрушки особых не помнила. Бесполезная вещица, бесполезное место... и что Снежку тянет туда, ровно силой? Почитай, каждый день бегает. Ревет сейчас небось на камнях-то... не убьется же, в самом деле... Ведра тяжело плюхнула на пол крыльца ледяной водой, и Марита тяжело перевела дух: дошла все ж. Теперь вылить воду в бочку, передохнуть, умыться и напиться... и с опустевшими ведрами — назад. Простые, понятные действия. Обычная жизнь. И Снежке надо выкинуть всю ерунду из головы... все свои пустые, никчемушные мысли. Так будет лучше.
Глядя на девочку, Марита давно уж ругмя ругала себя, что привела малявку к расщелине в тот день, после похорон дяди. Но как еще было ее утешить? Она так рыдала, что могла и вовсе занемочь от слез. Да и незачем ей было слушать старших: решалась ее судьба, и родсвенники спорили о том, кому брать в дом лишний рот. Марита пожалела тонкую, словно из одних косточек, дрожащую от слез сестренку. Увела подальше от села. А куда ж еще было идти? Только к расщелине.
- Я могла бы и сама жить, да не дадут.. - пожаловалась тогда ей Снежка икая от плача. - Я сама бы могла....
- Не дадут... - согласилась Марита, и посмотрела на паренька. Он был тут, как обычно. Но не рисовал. Слушал их. А потом подошел к барьеру. Положил на него ладони. И Снежка, словно ее позвали, шагнула к нему. Ее ладошки казались особенно маленькими на фоне его рук. А Марите вдруг помстилось, что она корову не заперла. Ну, что ты будешь делать! Пришлось срочно бежать домой, это ведь не шутки. Тем более что сестренка, вроде, успокоилась...

- Иди ко мне... - Снежка на всегда запомнила то странное ощущение. В голове, где не было ни одной собственной мысли — все смылись долгими слезами, вдруг возникла чужая. Чужие слова. Чужой зов. И это было так странно, что она сразу перестала плакать. Шагнула к парню, что был на две головы выше ее. Таки, обычно, с мелкотой не водятся. Ее ладони неуверненно легли на барьер — на против его рук. Откуда-то она знала: так надо.
Они замерли — темный мальчишечий силуэт, и, словно нарисованная поверх него белесой краской тоненькая навсегда поседевшая девочка. Прогудел майский жук, стукнулся о барьер, и упал в траву. Завозился там, недовольно и неуклюже. Снежка едва заметно улыбнулась этому — шевельнулся краешек губ. И мальчик улыбнулся в ответ.
- Больше не плачь. Все уладится. У тебя есть монетка? Или пуговка? Кинь мне, и я помогу тебе...
Снежка удивленно тряхнула волосами — этот жест всегда означал у нее удивление и досаду. Эти слова... возникли в ее голове, без всякого звука. Вместе ощущением вдруг накрывшего тепла словно на плечи накинули пуховой невесомый платок.
Мальчик смотрел на Снежку с сочувствием и ожиданием. А сложил ладони лодочкой — и его пальцы касались упругого барьера. На одном из них был массивный для детской руки перстень из темной бронзы. Какое-то воспоминание кольнуло Снежку, словно иголкой. Но тогда она так и не поняла — какое. Коротко всхлипнула, и зашарила по карманам. Пусто, как назло! Тогда она сняла с пояса нож, принялась кромсать рукав рубашонки, вместе в тканью срезая с него пришитую там доброй соседкой пуговицу-оберег. Все ранво ни отчего она не уберегла... и самое страшное уже случилось.
Острый кончик неожиданно вспорол кожу, пуговица измазалась в крови, и Снежка испугалась и крови, и боли этой.. и того, что он, странный этот мальчишка, не даст теперь ей амулет. Не будет удачи, и ее отправят в детский приют или работный дом! Девочка подняла мокрые перепуганные глаза на своего собеседника. Но он успокоил ее:
- Не бойся, все так, как надо. Скати пуговицу по своим пальцам на мои.
Она прикусила губу, и послушалась. Он по-прежнему не произносил ни слова, фразы рождались у нее в голове. Кровавая полоса пересекла сперва Снежкины пальцы, потом пальцы мальчика. И он сжал в кулаке пуговку. А когда вновь разжал ладонь - на ней сидела маленькая костяная ящерка, поглядывала любопытными каменными глазками. Белесая в в вечерних сумерках, как сама Снежка. И настолько похожая на живую, что казалось - чешуйчатые бока приподнимаются от дыхания, а крошечные глазки мигают.
Ящерка скользнула в протянутые ладони: легкая, гладкая, и даже теплая - теплом чужих горячих рук, которые Снежка, увы, ощутить не могла. Мешал барьер. А ей вдруг захотелось до него дотронуться — остро-остро.
- Спасибо.. - она и сама не поняла, что сказала это слово мысленно, а не вслух. Так же, как говорил он. - А как она поможет мне?
Но ответа не потребовалось: захрустели камни под мужскими тяжелыми шагами, и из-за поворота шагнул дядя Вик, отец Мариты и Маржки. Он был недоволен свалившийся обузой, но Снежке постарался улыбнуться - все ж дочь брата.
- Беги обираться, егоза. Поживешь у нас, где двое девчонок - там и третьей место сыщется, а?
Ненатуральная ласка в дядином голосе не обманула Снежку. И все ж она была рада: с двоюродными сестрами они дружили с детства. Пожалуй что и верно - лучший вариант:
- Спасибо, дядечку! - искренне воскликнула девочка, и мизинцем погладив зажатую в кулаке ящерку: «И тебе спасибо..» она обернулась к расщелине, но на той стороне никого уже не было... «Как тебя звать-то? Я и не спросила...» - мысли были грустными и растерянными. Исчез греющий ее невидимый платок, и она не ждала ответа. Но затеплена вновь в руке ящерка, и ответ пришел: «Варг». «Варжек...» - ее мысль была похожа на несмелый шепот.

Жизнь налаживалась. Обычная, как у всех. С тяжелыми ведами, полными воды, котоыми было надо раз в два дня наполнять огромную бочку в доме, с прополкой огорода, с обязательными «уроками», когда надо было шить и вышивать одежу и постельное белье (и себе в приданное, и для дома). Но и с вечерними хороводами с парнями да девчатами, с песнями, с прыжками через костер... А так же с тревожными ночами, полными звезд и мыслей.
Ящерка всегда была в кармане. Снежка привыкла часто трогать ее рукой, гладить. Но никогда не просила о помощи и защите, суеверно опасаясь, что тогда фигурка утратит свое другое назначение: она ощутимо теплела, если Варг ждал ее, Снежку, у расщелины. Он перестал бывать там постоянно, а она часто скучала по нему. И потому на тайный зов неслась со всех ног, бросая любые дела. За что ей частенько попадало...
А он и правда всегда ее ждал. Терпеливо, как умеют ждать только камни. И, когда она прибегала, запыхавшаяся и стремительная, неторопливо поднимался. Делал шаг на встречу, кладя ладони на барьер. Ее ладони застывали напротив. Разделенные тонкой, но непроходимой преградой, они не ощущали тепла друг друга. Но их глаза сияли, подобно звездам, и торопливо сплелись мысли, превращаясь в затейливую вязь, в узор... в прочную нить, что соединяла двоих.
- Ты похожа на ящерку... любопытная и пугливая.
- Потому ты и подарил мне ее?
- Да...
Она ощупала какую-то недоговоренность в этом его «да», но никогда не расспрашивала. Словно это было нельзя. Запрещено кем-то. Зато полюбила юрких ящерок, которые во множестве жили в селе. И они охотно приходили на ее ладонь.
Лето подходило к концу, и дел было много, все больше и больше. А встречи, наоборот, становились все реже и реже. Кроме того Снежка, похожая больше на мальчишку, чем на девочку, пристрастилась к охоте, и дядя не противился этому ее увлечению. Радовали его не столько шкурки местных тощих волков да лисиц, сколько то, что расщелина и Варг в эти минуты были далеко. Негоже девочке, почти невесте, дружковаться с Крайиком. Приворожит еще, или порчу какую наведет. А то и расскажет о Договоре. Ведь вот и бабка ее... хорошо бы, не узнала девчонка о семейной истории-то! И без того с ней не просто: кто замуж возьмет блаженую, привыкшую свои мысли не-люду доверять?
Впрочем, вопрос с замужеством, кажется, решался, слава богам, решившим избавить дом дяди от лишнего рта, а его самого — он непосильного долга. Его знакомцу, знатному охотнику с густой черной бородой глянулась бойкая самоуверенная девчонка. Такую и обломать интересно. И он заговорил о ней, как о товаре. А товар, понятно, не спрашивают, хочет ли он продаваться... Только б девчонка ничего непроведала раньше времени, только б успели приехать маги... Но для того, чтобы дело сладилось, требовалось выждать до макушки лета: Снежка была мала.
Зимой занесло тропинки к расщелине, и дядя Вик совсем успокоился: задудет девчонка своего не-люда до весны-то. Волос долог — память коротка.

- Ты не похожа на людов.
Варг вертел между губ цветок шиповника, и с улыбкой смотрел на Снежку. В ее подоле была настоящая солнечная россыпь: много-много пушистых желтых шаиков на зеленых стеблях - одуванчики.
Снежка же головы не поднимала - она плела венок, а это занятие требует сосредоточенности.
- Почему?
- Люды думают о товаре, урожае, свадьбах и вине. Их интересует только то, из чего можо извлечь выгоду.
Варг выплюнул цветок, слизнул с губ налипшую пыльцу.
- А ты думаешь о том, какие рисунки таит в себе звездное небо, как красив пил дерева или камня , о чем поет сверчок и почему ключевая вода из бочажка под корнями дуба вкусней колодезной.
- Бесполезные мысли.. - кивнула Снежка, обкусывая горьковатый стебель. - Из них каши не сваришь..
Она подумала, и вздохнула, признаваясь:
- Но думать «правильно» мне скучно.
Ни один из них не произнес ни слова - разговор шел мыслями. И в какой-то момент Варг вздрогнул удивленно
- Почему ты не говорила?
- Не говорила чего?
- Что твоя бабушка была наша.. Окраинник, а не Людь!
Снежка в досаде прикусила губу. Так вот что кольнуло ее в первую встречу! Вот какое воспоминание. Кольцо
Да, кольцо бабушки было очень похож на кольцо Варга. Но дядя не разрешал его не то что надевать, а даже и просто брать в руки. хотя кольцо было ее, Снежкино. Ей мама оставила, когда поняла , что не оправится от родов. Значит, бабушка была не Людом? А как же барьер?
- Барьер же не проходим... - шепнули ее мысли. И в этом шепоте был вопрос.
- Иногда - проходим. - был лаконичный ответ.
- Да?!
- Да.
- Ты.. не хочешь говорить?
- Я скажу. В свое время...
И он поднялся, разворачиваясь. Ушел, не обернувшись. Гибкий, как ящерица. Или как змея? И такой же непонятный. Чуждый.. но не чужой.
... Этот разговор ранней весной — Снежка прибежала к расщелине, едва стала проходимой тропа. И Варг ждал ее там. Надежды Снежкиного дяди оказались напрасными... но он не узнал о том. Девочка, ставшая почти девушкой, научилась оберегать свои секреты.
Уважала она, конечно, и чужие секреты. Но то, что что-то скрывает Варг стало болезненной неожиданностью. Снежка привыкла сливать с ним свои мысли, а, значит, и знать все его мысли. И неожиданный секрет ее испугал.
Если бы кто-то спросил, чего она боится, что именно вызывает страх? Не ответила б, не сумела. Но он жил в ней, этот страх. Жил... и смешивался с запахом шиповника. Чем слаще пахло белыми цветами — тем страшней становилось девочке.

А может, это был не страх, а предчувствие? Эта мысль мелькнула у Снежки сейчас, когда она неслась к расщелине сломя голову, сбивая в кровь босые ноги о камни тропинки.
Кругом цвел шиповник. Разогретый солнцем, он пах невыносимо. Невыносим был и страх:
- Убей меня, убей! Варг! Убей сейчас, пока я свободна!
Она зажимала в себе это крик, сдавив рукой горло. Но разв можно сдержать мысли? Вторая, свободная рука впечаталась в барьер, маленькая и хрупкая на фоне руки Варга, прижатой с той стороны. В глазах, что нашли его взгляд, жил дрожащий, животный ужас.
- Убить тебя?!
- Он меня продал, дядя Вик! Сегодня или завтра приедет из города маг, сделает меня цепной - до самой смерти привяжет к человеку, которого я не люблю, которого я боюсь. Но, после обряда, не видя его даже три дня - заболею. Через неделю умру. Я не хочу, не хочу! Помоги мне...
Она прижалась лбом к упругому барьеру, напротив груди Варга, и зарыдала. Он переждал сумятицу ее мыслей, ее плач и ее ужас. И, лишь когда она затихла, сказал:
- Я помогу.
Это были слова, сказанные вслух. Те же, что и тогда — в день похорон. И Снежка поняла, что голос Варга, покойный и уверенный самую капельку ласковый, напоминает ей голос отца.
- Ты примешь мой дар?
- Да..
- Уверена?
- Да!
Он сложил ладони лодочкой. Она привычно придвинул свои. И перстень перекатился из рук в руки, оставаясь на ее ладони. Перстень темной бронзы. Такой же, как у Варга. Такой же, как бабушкин.
Она не спросила: «Что это?!» - привычка общаться мыслями сделала свое дело. Она понимала его даже без этого слияния. Это было обручальное кольцо - и ничто иное. Оно скользнуло на палец привычно и удобно.. узнаваемо. Словно так уже было - в прошлой жизни. И осталось в душе — эхом памяти.
Снежка смотрела на кольцо, и боялась поднять глаза на Варга. Мир замер и затих. Даже бестолковые кузнечики умолкли.
- Протяни руку...
Варг попросил об этом очень тихо, словно и сам чего-то боялся... его рука была протянута ладонью вверх. Словно он ждал, что она положит свою ладонь в его. Словно это было возможно...
Ее рука двигалась очень медленно, каждую секунду ожидая ощутить барьер. Но... барьера не было. А ладонь Варг была такой горячей, словно его лихорадило.
- Это давний уговор с Людами - он говорил снова мысленно, глядя ей в глаза. - Та, кому Крайник отдаст свое кольцо - является его невестой. Она под защитой кольца и закона, пока не решит вернуть его. Может просто жить, не боясь настильной свадьбы или рабства - цепей этих ваших треклятых...
Он помолчал, и провел по ее ладони большим пальцем — медленно и ласково. Потом добавил:
- Так сделала твоя бабушка.
Варг вдруг сжал Снежкину ладонь так, словно прощался... и очень этого не хотел. И смотрел, смотрел... запоминая. Но почему?! Она не хотела прощаться. Пришлось выудить из мешанины мыслей один вопрос. Самый нужны.
- Варг... почему исчез барьер?
Этот вопрос ей пришлось задать голосом - иначе он утонул бы в других вопроах и сомненьях - а их был не один десяток! Не держи он ее за руку - она бы упала. Голова шла кругом.
Он помолчал - и ее пальцам было больно от его стиснувшихся пальцев.
- Это свадьба. Обряд, - разлепились, наконец, его губы. - Он предполагает, что невеста станет женой. И шагнет через эту чертову трещину, в мир мужа... да вот только...
Он замолчал, и ей пришлось продолжить самой. Сказать то, что поняла прямо сейчас:
- Никто не хотел? Брали кольцо, как защиту, и оставались в привычном мире?
Варг коротко кивнул. Брови его горько сошлись у переносицы, снова плотно сомкнулись губы, белея в середине. Решаясь, отказываясь от нее, от Снежки, он медленно разжал пальцы.
Но ладони не разъединились - потому что теперь она сама вцепилась в его руку. Ей было страшно. Очень страшно. Она ничего не знала о мире Варга, а ее собственный мир был понятен и привычен. И так же скучен и отвратителен. Остаться в нем? Жить под защитой кольца, и никогда больше не сливать свои мысли с мыслями Варга? Она знала, что он больше не придет сюда, к трещине. Потому что, отдав кольцо, сказал ей все, что хотел. Но почему же он решил, что она сможет жить без него?!
Шаг был резким. Стремительным. Широким. Она врезалась лицом в грудь Варга, разбила губу о его пуговицу... кровь испачкала рубашку — но на черном этого было не видно. «Так уже было... - мелькнула слабая мысль. - Кровь.. пуговица... Мы словно замкнули колечко». Но скоро мысли исчезли совсем...
Она стояла, утыкаясь в него, и казалась светлой ящеркой на фоне темного камня... любопытной ящеркой, пришедшей посмотреть на чужой и незнакомый мир. Пока за ее спиной не сомкнулись руки, прижимая. Делая частью себя. И частью своего мира.

...Говорят, что много лет спустя барьер стал просто трещиной. И только совсем дряхлые старики не могли сквозь него пройти, являясь людьми лишь одного мира.