Обыкновенная история. Часть 1. Глава 7

Глава 7.
Будучи чертовски пьяной, Мария напрочь отказалась ехать домой на такси. А если пьяному человеку что-то втемяшится в голову, то никто не сможет его переубедить. Алкоголь высвобождает из взрослого ребёнка, глупого и капризного, которого недовзрослевший взрослый прячет в себе каждый день. Как полагает честному и порядочному человеку, Варфоломей должен был проводить свою нетрезвую спутницу до дома. Её язык заплетался так, что она еле смогла доступно объяснить, где живёт. Благодаря счастливой случайности, её квартира оказалась недалеко от ресторана, в котором они ужинали. И Кони Младшему не пришлось слишком долго поддерживать расстроенную координацию  секретарши.
Молодого врача не покидало чувство разочарования.  Этот ужин был затеян не за тем, чтобы выслушивать жалобы одинокой женщины на её несчастную судьбу, и уж точно в его планы не входило провожать её до дома и укладывать спать. Но воспитание не позволяло ему оставить её в таком, почти беспомощном, состоянии, ведь отчасти он был его причиной. К тому же чувство ответственности подкрепляло и то, что они были коллегами.
Около полуночи Варфоломей возвратился домой. Отец его уже спал. Навязчивая привычка отца вовремя ложиться спать, вопреки делам и обстоятельствам, в этот раз послужила сыну. Меньше всего хотелось видеть его. Отец что-то скрывал. Более того, это что-то было  запретным, опасным и не поддавалось рациональному объяснению.
«Да не может же он торговать этими детьми!» - вдруг пронеслось  в его голове. От подобной мысли по телу пронеслась лёгкая дрожь. Разум мгновенно отбросил выводы интуиции. Ведь интуиция априорна, а признать эту догадку за истину, значило бы уличить отца в отступлении от закона. В самом деле, что может быть больней, чем осознавать то, что человек, которого ты идеализировал, в действительности далёк от совершенства? Но разум не мог отрицать факт причастности отца к странным делам, даже заткнув интуицию. Аккомпанементом к диссонансу в голове Варфоломея служила его уверенность в том, что Мария отлично знала, что происходит, но она оказалась не такой простушкой, чтобы выболтать все секреты отца.  Эти мысли пчёлами роились и жужжали, каждая пульсировала и отдавала в виски. Казалось, что сегодня ему будет невозможно уснуть. Но как только  он закрыл глаза, сон крепко обнял его сознание. Необъятная лёгкость, такая, какая бывает в те самые моменты, перед тем, как уснуть, накрыла всё его тело.
Утром Варфоломей проснулся десятилетним мальчиком. Утреннее солнце било в глаза. Обычный воскресный день начинался у него задолго после обеда, за что его часто ругал отец. Но сегодня особенный день – его десятый день рождения. Мать не ожидала его так рано к завтраку и была приятно удивлена. Слегка нагнувшись, она поцеловала его в лоб. Кудрявые, светлые волосы упали ему на лицо. Нежно обняв его, она отстранилась, проведя рукой по румяным щекам любимого сына. Васильковые глаза улыбались, глядя в его глаза. Белое платье до пола скрывало босые ноги. Сегодня она была необычайно красива, как сама жизнь.
Сделав пару шагов назад, она оказалась у самого края крыши высотки. Она улыбается. Ещё шаг – и она спиной падает с крыши, кутаясь в полы платья и локоны. Всё происходит в доли секунды, мальчик не успевает подбежать или как-то отреагировать.  Ещё секунда и он сам смотрит в бездну. Мириады звёзд спиралью закручиваются к единому центру. Зрелище настолько величественное, что поневоле захватывает дыхание. Внезапно эта метафора обретает реальные ощущения: горло сдавливает и чувствуется недостаток кислорода. Кажется, будто шум в ушах заполняет всё пространство вокруг. Мальчик шкрябает кожу на шее до крови, но приток кислорода не возобновляется. Пальцы немеют от напряжения, а глаза едва различают Вселенную под ногами.
Проснувшись в ужасе, Варфоломей резко открыл глаза и попытался жадными глотками вдохнуть воздуха. Но всё было тщетно. На груди у него сидел огромный чёрный паук и подобно силкам сдавливал паутину на шее. В глазах снова всё поплыло и потемнело, а сил сопротивляться совсем не осталось. Последние нотки жизни играли в его теле, умиротворяющая лакримоса звенела в ушах. И внезапно стало так легко и спокойно, как будто бы тебя вовсе не существовало. Ты оставался всем и был ничем. Навсегда.