Последние сказки

Я не сразу обратил внимание на этот брошенный дом. Увидеть его с дороги мешал колючий кустарник, вроде бы акация, с виду непролазный. Может быть, именно из-за этого он выглядел таким неприметным. Вообще, конечно, мне не было достоверно известно, что этот дом не имеет хозяев. Но выглядел он действительно как нежилой, забора вокруг не было, и потому я просто пошел прямо сквозь кусты.
При ближайшем рассмотрении акация оказалась не такой уж и колючей. Да и вообще изнутри это не было похоже на акацию. Заросли создавали прохладную сыроватую тень, где было приятно находиться, поскольку погода стояла довольно жаркая. Ожидаемых мусорных куч, обычно создаваемых местными жителями на брошенных участках, не оказалось. Только прелые листья под ногами. Даже странно. И тут я, наконец-то, подошел к крыльцу.
Здесь кусты не прикрывали от палящего солнца, и снова было жарко. По бокам входа в дом стояли две высокие каменные колонны, поддерживающие треугольный пилон на уровне второго этажа. К стене рядом с дверью была прикручена мраморная табличка, гласившая: «Здесь живет человек, заставший Древний Рим». Несмотря на странное содержание надписи, мне стало лишь еще больше любопытно, что же там находится внутри. Диссонансом к колоннам оказались ступени, ведущие на крыльцо — они оказались деревянными и практически полностью прогнили. Две из них провалились, едва я наступил на них. Незапертая на ключ, дверь открылась довольно легко, хотя и со скрипом ржавых петель. И вновь из жары я шагнул в прохладу, на этот раз – внутрь дома.
В полумраке вдоль стен стояли стеклянные витрины с различными экспонатами. Я пошел вдоль них. Местами возвышались статуи, большей частью в древнеримских одеждах. Стало понятно, что я нахожусь в некоем музее. Следующая комната была полностью вся завешена какими-то портьерами, из-за чего здесь было ещё темнее. Я стал идти медленнее. Здесь уже не было витрин. Просто множество ткани, развешенной вокруг. Несмотря на явное отсутствие хозяина, пыли в комнатах не было. В следующем зале было совсем темно. Лишь откуда-то с потолка, через маленькое оконце, пробивался поток света, создававший эдакий призрачный столб во мраке, и не освещавший практически ничего. Но, стоило мне подойти ближе, как в комнате обнаружились контуры кровати с балдахином. «Наверное, здесь и жил человек, заставший Древний Рим», – предположил я. Глаза уже почти привыкли к темноте, но ничего, говорящего о Древнем Риме, вокруг не было. Зато стали видны очертания дверного проема, ведущего в следующую комнату.
Неожиданно в этом проёме мелькнула тень, и на меня из темноты посыпались удары. Я машинально отступил назад, левой рукой пытаясь защищаться, а правой начав шарить по стене в поисках выключателя. Вот ведь совпадение, но выключатель почти сразу попал под руку. Правда, с нажатием кнопки свет не включился. Тогда я попятился ещё дальше, попав в полосу света, падавшего с потолка, и бой прекратился. Стало видно, что на меня напала девушка.
–  Мне всего лишь было интересно, как вживую звучит язык древних римлян. Ведь, насколько я знаю, там говорили не совсем на латинском языке, – попробовал я оправдать своё вторжение в чужой дом.
– Анастасия, – совершенно спокойно представилась девушка. – Да, действительно, язык древних римлян несколько отличался от того, который называют латинским. Как вас зовут?
– Николай, – ответил я, – Может быть, вы скажете мне хотя бы пару фраз на древнеримском?
– Конечно, но чуть позже. Раз уж вы здесь, может быть, тогда проводите меня до трамвайной остановки? – впервые улыбнулась Анастасия.
Когда мы вышли из дома, мне наконец-то удалось толком рассмотреть хозяйку дома. Внешне – обычная девушка, я вполне мог бы пройти мимо такой на улице и не обратить на нее никакого внимания. Если бы не глаза. Не знаю, что было такого в этих глазах, но они будто притягивали взгляд. В них можно было смотреть вечность. И эту самую вечность видеть. В то же время, параллельно с этим необычным ощущением, мне не верилось, что она застала древние времена. К тому же, сама она об этом ничего не сказала, а то, что я предположил на основании прочитанного из таблички на доме, могло и не оказаться правдой.
Оказалось, что от дома к трамвайной остановке имеется довольно приличная дорога. И опять для меня стало загадкой больше: как я мог не замечать эту дорогу раньше?
– Слушай, Ник, – как-то неожиданно перешла на «ты» Анастасия, – ты случайно не знаешь, где можно взять книгу Всеволода Соловьева «Великий розенкрейцер»? Мне необходимо ее прочитать, но я нигде не могу ее найти.
– Не так давно она попалась мне в библиотеке. Не помню уже, что именно я там искал, но среди прочего запомнил «Великого розенкрейцера». Собственно, это не столько книга, скорее даже рассказ, причем не особо мне понравившийся. Довольно топорно написано, на мой взгляд. А почему тебе так необходимо его прочитать, Анастасия?
– Просто я так увидела во сне, – с какой-то хитрой и глубокомысленной улыбкой ответила Анастасия, – и да, называй меня просто Настей.
И тут я вспомнил. «Великий розенкрейцер» не просто попался мне в библиотеке. Я целенаправленно шел туда именно за этой книгой, увидев накануне её название во сне и решив проверить, существует ли такое произведение на самом деле. Более того, когда выяснилось, что «Великий розенкрейцер» существует, но в данный момент находится у кого-то на руках, я ходил в библиотеку снова и снова, пока не получил его. Как у меня всё это могло вылететь из головы? Почему я это забыл? Я шёл рядом с Настей, слегка ошеломленный, а у нее был такой вид, будто она где-то внутри радовалась этой моей ошеломленности.
– А чем ты занимаешься, помимо того, что нападаешь на людей в своём доме? – решил оборвать я затянувшуюся паузу, причем это получилось у меня довольно неловко, – И почему у твоего дома такой брошенный вид?
– У меня есть сказки, – произнесла Настя так, будто я очень хорошо понимаю, о чём она говорит, – дом же каждый видит именно таким, каким позволяет его видеть уровень развития наблюдающего. Большая часть людей не видят его ВООБЩЕ.
Как выяснилось, мы уже пришли к трамвайной остановке. И тут у меня возникло ощущение, будто я начал что-то вспоминать. Что-то, очень важное. Было чувство, что оно крутится совсем рядом, но у меня никак не получается его ухватить. Я надеялся, что мы какое-то время еще прождем трамвай, но, как назло, он загремел колесами невдалеке.
– Может, все-таки скажешь что-нибудь по-древнеримски? – попросил я очередной раз.
– Хорошо. Аквуа мементо ребус ин ардуис серваре ментем.* – произнесла Настя латинскую фразу с очевидно намеренным русским акцентом. И на ее лице вновь появилась хитрая улыбка.
Я окончательно был сбит с толку. И даже самому себе я не смог бы ответить, почему я себя так почувствовал. Наверное, и в самом деле ожидал услышать язык древнего Рима, а вместо этого надо мной глупо пошутили. В голове на мгновение всё смешалось, а через секунду мысли исчезли полностью.
– Обними меня, – неожиданно сказала Настя, и я вдруг понял, что именно этого и хотел больше всего. Не успел я ничего сделать, как она сама обняла меня, и мне стало так хорошо и спокойно, как не было уже очень давно.
В это время открылись двери подъехавшего трамвая, и Настя забралась внутрь него.
– Когда мне снова придти? – возник у меня закономерный вопрос.
– Я сама приду к тебе, просто немного подожди.
Трамвай тронулся, она помахала мне рукой из окна, а я сделал то же самое в ответ. И только тогда понял, что она не знает где меня искать…

– Кто-нибудь знает, чей это брошенный дом стоит тут рядом, на Рабоче-Крестьянской улице? – решил выяснить я вечером в компании знакомых, – Кто его хозяева?
– А разве там есть брошенные дома, Ник? – тут же задали мне вопрос. Как выяснилось, никто никогда не видел там никаких брошенных строений. Все посмотрели на меня, как на ненормального.
– Наверное, из-за жары я ошибся улицей, – предположил я вслух, чтобы отсечь ненужные вопросы. И сразу где-то внутри у меня возникло тягостное чувство, будто я потерял что-то действительно важное.

Стоит ли говорить, что назавтра она не появилась. И на следующий день. И потом тоже. Наконец, примерно через месяц, я решил снова сам наведаться в ее дом. Идя по Рабоче-Крестьянской улице, я уже издали обратил внимание на кусты, которые в первый раз мне показались акацией. Всё было на месте, и даже виднелась сквозь заросли небольшая часть дома. Почему остальные его не замечали? Пройдя тем же путем, что и в первый раз, я вышел к зданию. С домом что-то было не так. Где-то внутри меня появилась и начала расти холодная нервозность... Я поднялся на крыльцо, стараясь не наступать на особо гнилые ступени. Дверь подозрительно висела на одной петле, через нее, неожиданно для меня, изнутри просачивался свет.  Она окончательно оторвалась и упала, когда я стал открывать ее. А в открывшийся проем я увидел, что внутри здания ничего нет. Ну, то есть как «ничего нет»: в наличии имелись четыре стены и крыльцо, на котором стоял я. Крыши не было. Вместо пола была земля. Из земли, прямо в этих четырех стенах, росли деревья, кажется клены. И больше ничего.

Остатки лета прошли как-то сами по себе, я даже не успел их заметить. Вроде бы вот только что была жара, и уже ее нет. А осень просто мелькнула перед носом и всё – наступила зима, самый нелюбимый мной сезон.
Накануне встречи Нового Года рабочий день закончился раньше. Народ радостно вываливался из помещений на морозные улицы, сбиваясь в небольшие кучки. Самые нетерпеливые начали праздник уже по дороге с работы, останавливаясь, на тротуарах, и распивали спиртное из пластиковых стаканчиков, несмотря на холод. Вокруг некоторых групп крутились бродячие псы, в надежде перехватить чего-нибудь съестного от неожиданно раздобревших людей. И действительно, время от времени из людских кругов вылетали в сторону собак то колбасная шкурка, то кусок хлеба.
Наш коллектив стремился разбежаться по домам быстрее остальных. Потому мы нигде не останавливались, а пили на ходу по очереди прямо из бутылки, чтоб не расплескалось. Зимой солнце садится довольно рано, потому, несмотря на короткий рабочий день, было уже довольно темно. Вдоль дороги загорелись фонари, а вместе с ними у меня вдруг зажглась мысль о том, что мне можно особо не торопиться домой – все равно я живу один, и встречать Новый Год мне не с кем. Мое внимание привлекла девушка, медленно идущая нам навстречу. Она бережно прижимала одной рукой к себе что-то прямоугольное, завернутое в бумагу. Я отделился от своих коллег и только тогда узнал идущую мне навстречу.
; Привет, – сказала Настя, – вот ты и снова готов увидеть меня.
; Я уже начал беспокоиться, что ты не появишься больше никогда, – ответил я, – что случилось с твоим домом?
; Теперь у меня нет дома.
; Ты же замерзнешь на улице. Пошли ко мне. У меня хотя бы есть отдельная комната.
И мы пошли.

– Как тебе «Великий розенкрейцер»? – вспомнил я летний разговор.
– В общем, Ник, ты был прав, написано коряво, – Настя будто бы задумалась на мгновение, – Но там есть довольно интересная информация, которую больше нигде не найти.
– А я как-то пропустил, наверное, эту информацию, – пришлось сознаться мне, – Хотя содержание книги помню. И до сих пор не пойму, что же в ней такого особенного.
– Значит это тебе пока не очень нужно, – ее лицо стало вдруг таким серьезным, каким не было ни разу, – Ты, наверное, сам заметил уже, что в последнее время находишься в постоянной ситуации выбора. Но скоро всё вокруг полностью изменится. И тебе придётся выбирать окончательно. Выбирать между тем, кто ты есть на самом деле, и тем, кем ты привык быть.
Когда мы подошли к моему дому, мне стало немного стыдно за его внешний вид. Одноэтажное деревянное здание от улицы отгораживал покосившийся забор из неокрашенных досок. Собственно, двор за забором была общим для нескольких таких домов.
; Какое-никакое, а своё, – зачем-то попытался я извиниться за неопрятность двора, проходя с Настей внутрь, – Хотя моя тут всего одна комната в доме, в ней я стараюсь поддерживать порядок. Садись, сейчас попробуем придумать, как тебя тут обустроить. А что у тебя в этом бумажном свертке?
; Это мои сказки, – ответила она, – я их иногда записываю.
Кроме стула, кровати и письменного стола, в комнате другой мебели не было. Настя села на кровать, положив свой сверток рядом, а я тем временем поставил греться чайник на  электроплитку. И тут неожиданно погас свет –  отключилось электричество. Я посмотрел в окно: в соседних окнах тоже было темно.
; Здесь такое часто происходит, – успокоил я Настю, зажигая свечу – сейчас пойду, посмотрю, в чем дело.
Во двор со мной вышли несколько соседей. У всех тоже исчез свет.
; Как назло! – возмущался кто-то, – Через полчаса встречать Новый Год, а у нас электричество отключили.
Я понял, что не смогу сам ничего сделать и вернулся в дом. Кое-где в окнах, так же, как и в моем, горели свечи, которые имелись в каждой семье именно из-за частых проблем с электричеством. Вдруг освещение вновь включилось, и стало видно, что в моей комнате никого не было. Я заглянул в комнату, затем вышел обратно в коридор и спросил у соседа, стоявшего в общем коридоре, не видел ли он девушку, выходившую из моей комнаты.
; Да, видел, – спокойно ответил сосед, – Она ушла. Даже странно, что она не попала тебе навстречу.
Я бросился через двор на улицу, но так и не смог там увидеть Настю. Улица была освещена, но никого на дороге не было. Тем более это было необычно для кануна Нового Года, когда многие предпочитали находиться на улице. «Почему она ушла, не попрощавшись? Куда она пошла? У нее же нет дома», – я был в полном замешательстве. И да, мне не хотелось, чтоб она уходила.
В состоянии отчаяния, я взял из своего стола бутылку красного вина, приготовленного мной специально для праздника, и зачем-то полез на дом. Сев на конек крыши, я откупорил вино и стал смотреть на небо. По крайней мере, мне повезло с погодой. Было совершенно ясно и точки звёзд казались даже ближе, чем обычно. Луна ещё не взошла. Вдалеке, в центре города, замелькали вспышки фейерверков, а из дома подо мной донеслись голоса: «С Новым Годом!»
; С Новым Годом! – усмехнулся я и стал понемногу отпивать из бутылки, – С новым счастьем!
Вспышки фейерверков довольно быстро кончились. В домах вокруг голоса затихли. Да и немудрено – почти у всех завтра был рабочий день. Мне тоже пора было спускаться, но небо стало необычно тёмным буквально за несколько минут. Сначала я даже испугался, что у меня что-то случилось с глазами, но улица, освещенная фонарями, выглядела так же, как и всегда. Возникло какое-то неприятное предчувствие, и я спустился с крыши во двор. Там уже стояли несколько соседей.
; А вы что тут делаете? – спросил я у них.
; Да не спится, неспокойно как-то на душе, будто душно в доме кажется. – ответил ближайший ко мне, –  Смотрите!
И он указал куда-то вверх за мою спину.
Я обернулся. На небе начинало появляться изображение чего-то неизвестного. Было похоже, будто среди звезд постепенно нагревается, раскаляясь, округлая металлическая подкова. Наконец эта «подкова» стала светиться практически белым светом, и тут стало понятно, что она медленно опускается вниз. Всё это происходило в полной тишине. Я вышел на улицу – люди стояли вдоль дороги и смотрели на небо. В воздухе росло ощущение тягостности, почему-то от этой «подковы» веяло чем-то зловещим, хотя я в своё время просто мечтал познакомиться с чем-то инопланетным. Она снизилась примерно до высоты километр-два, остановилась, начала было принимать другую форму, будто бы выпрямляясь, и вдруг исчезла. Только в глазах еще некоторое время стоял отпечатавшийся след «подковы». Несколько человек рядом со мной облегченно вздохнули.
– Всё, не будет сегодня инопланетян! – со смехом крикнул кто-то на улице. Все будто и ждали этих слов, чтоб разойтись обратно по домам. Я тоже пошел в свою комнату, но тягостное ощущение никуда не делось.
Наутро, по выходу из дома на работу, мне стало не по себе: все заборы, все столбы, все более-менее пригодные для этого поверхности были обклеены совершенно одинаковыми бумажными объявлениями. Я пригляделся к одному из них: «Очевидцы, якобы наблюдавшие неопознанный летающий объект дугообразной формы, приняли за него одну из ступеней ракеты, запущенной с космодрома с целью доставки на орбиту исследовательского спутника, сообщил сотрудник астрономического института доктор Полиграф Штрауфберг. Он добавил, что в пользу этого предположения свидетельствует также характер движения падающего тела. Источник в ракетно-космической отрасли также подтвердил, что жители ночью наблюдали падение второй ступени ракеты, запущенной незадолго до этого с космодрома со  спутником ГИРД-62». Под текстом был помещен, видимо для достоверности, черно-белый портрет какого-то ученого, довольно растрепанного вида, похоже, это и был доктор Штрауфберг. Составитель объявления не учёл пару деталей на фото, скорее всего взятом в первом попавшемся месте: на рукаве сотрудника астрономического института красовалась свастика, а в углу имелась надпись от руки «P. Graf von Shtraufberg. Berlin, den 7. Mai 1943».
На работе всё было, как и всегда. Никаких разговоров о небесной «подкове». Все обсуждали лишь списки блюд, находившихся на столах во время встречи Нового Года, да вспоминали о том, что когда-то Новый Год был нерабочим днем.
– Слушай, Игорь, – спросил я у коллеги, – неужели никто не помнит про НЛО, которое появлялось ночью на небе?
– Все помнят. Но ведь утром сообщили, что это была ступень от какой-то ракеты. – Игорь посмотрел на меня, как на дурака, – Да и по радио то же самое сказали. Так что даже не вижу смысла это обсуждать.
Я попытался расспросить других сотрудников на работе, но ответ был везде один и тот же: нам же сказали, что это всего лишь последствие запуска ракеты, значит это неинтересно. И ни у кого не возникло недоумения при виде явно устаревшей фотографии какого-то нациста на объявлении. Сказали – значит, так оно и есть. И точка.
От всей этой ситуации недоумение возникло теперь у самого меня. Оно усиливалось, когда я пытался понять, куда исчезла Настя. И неведомо откуда у меня появилось чувство, что всё это происходит не просто так, что она вернется.
Выйдя с работы вечером, я обнаружил, что объявления, которыми всё было оклеено сплошным слоем, исчезли. Нигде не осталось ни единого листка. Улицы выглядели, как и раньше. Так просто: сначала был оклеен весь город, а потом наклеенные объявления убраны с завидной тщательностью. И никто не видел ни единого расклейщика либо уборщика. Всех это вполне устраивало, будто так каждый день происходит.
Ни у кого не возникло ни единого вопроса.


Дни снова пошли сами собой, сливаясь во что-то единое, серое. Но все больше происходило вещей, которые заставляли задуматься об абсурдности происходящего. Однажды все стены в городе администрация обязала окрасить в темно-зеленый цвет на высоту ровно полметра. В другой раз были вырублены практически все деревья в парках города, под предлогом освобождения места для гуляющих горожан.
Ближе к весне началась кампания «Сдай книгу». Нахождение бумажных книг в помещениях объявилось вредным для здоровья (якобы, благодаря свинцу, входящему в состав типографской краски) и населению предложили добровольно сдать за деньги все имеющиеся книги в специальные приемные пункты. Платили за них неплохо. Люди, к тому времени практически переставшие читать книги, с удовольствием отвозили и сдавали все печатное, что имелось в доме. Через некоторое время, когда количество книг сильно убавилось, возникли даже шайки грабителей, которые взламывали дома и похищали исключительно книги, сдавая их потом в приемные пункты.
У меня почти не было своих книг, потому я удивился, когда однажды утром, в выходной, раздался стук в мою комнату и незнакомцы, стоящие на пороге, заявили мне, что все книги, имеющиеся в этой комнате, должны быть сданы в обязательном порядке.
; Но у меня всего три книги! Неужели это на что-то влияет? – искренне поразился я.
; Это неважно, – ответили мне незнакомцы, – все книги должны быть сданы. Вам за них хорошо заплатят. Позвольте проводить вас до приемного пункта.
Мне не хотелось терять эти книги: одна из них досталась мне от деда, а две из них были энциклопедиям, которыми я частенько пользовался. Но появление незнакомцев у меня в доме говорило о том, что отказываться от их предложения не стоит.
Из двухэтажного здания приемного пункта выходил хвост очереди из людей. Но мои сопровождающие повели меня в обход очереди внутрь. Стало видно, что внутри на самом деле две очереди, каждая из которых подходит к своему окну. Причем вторая очередь была намного короче и состояла всего из нескольких человек. Окна были похожи на те, за которыми сидят кассиры на вокзалах.
; А почему во второй очереди так мало людей? – спросил я у своих сопровождающих.
; Там принимают сказки, – бросил один из них, – Проходите к третьему окну.
В третьем окне очереди не было совсем. Я подошел. За окном сидела грузная тетка-приемщица:
– Так, что у вас? Положите книги в ячейку.
Я положил три книги в открывшееся под окном пространство. Тетка нажала кнопку, и книги оказались перед ней. Каждую из них приемщица пронесла перед сканером, глядя на экран, стоящий ко мне задней стороной.
; Слишком большая сумма. Теперь мы не выдаем такие суммы наличными. Вот ваш чек, – тетка вновь нажала кнопку, и ячейка открылась: на дне лежал кусочек пластика с цифрами, – На этот чек вы можете отовариться здесь же. Следующий!
Я обернулся: за мной никого не было. Так кому же было обращение «следующий»? Непонятно. Я снова посмотрел на окно.
; Не задерживайте очередь! – и приемщица уставилась за мою спину, будто там и вправду кто-то стоял. Пришлось отойти.
По дороге к выходу я увидел витрину «Отоваривание чеков»: в прозрачных кубах  вдоль стены находились различные вещи. В одном лежали запчасти от неизвестного мне механизма. «Пассик мозга, 1620,50» гласила надпись. В другом находилась куча белых рыбьих скелетов - «Кальций, 814,60». В нижнем кубе, на полу, торчала непонятная металлическая болванка с ценником «Кнехт, 1514,00». Таких кубов было несколько десятков. И в каждом нечто, чему нельзя было представить даже примерного применения. В задумчивости я прошелся несколько раз туда и обратно вдоль витрин. Чек, определенно, нужно было потратить, поскольку я не видел, чтоб их где-то еще принимали. Наконец, я определился, остановившись возле куба с алюминиевыми тюбиками «Крем для бритья индийский, 21,30». Решил взять на весь чек этого крема, ну и ничего страшного, что получится целый ящик. Но, похоже, это единственный из представленных товаров, который можно хоть как-то применить. Да и хватит надолго.
Продавца не было. На его месте находился экран «Выберите товар». Я ткнул в надпись пальцем и, будто угадав мой выбор, экран тут же показал изображение тюбиков с индийским кремом для бритья.
; Приложите чек, – сообщил электронный голос, и на экране замигала область, очертаниями напоминающая чек. Я придавил к экрану кусочек пластика от приемщицы. И тут чек будто втянулся в экран и растворился в нем.
; Вы выбрали «Крем для бритья индийский» на всю сумму. Это составляет 569 тюбиков. Спасибо, что посетили нас, – область на экране приняла изображение моего чека, – Не забудьте забрать товар в ячейке выдачи.
В ящике под экраном с надписью «Ячейка выдачи» что-то загремело, очевидно, начали сыпаться тюбики. Но для 569 тюбиков грохот как-то слишком быстро прекратился. Ящик открылся. Я подошел к нему. На дне лежал револьвер.
– Забирайте вашу покупку, не задерживайте очередь! – раздался электронный голос. Я с недоумением поднял револьвер, сунул его в карман и пошел к выходу.
Выяснилось, что, пока я размышлял над «Индийским кремом», остальные очереди тоже сильно убавились. Во второе окно стояли всего два крепких мужчины, придерживающих… Настю.
– Так, что у вас? – задала вопрос тетка во втором окне.
– Сказки у нее, – ответили за Настю двое ее спутников и положили уже знакомый мне бумажный сверток в ячейку под окном.
–  Принято, –  сверток появился и исчез в руках приемщицы, а из-под окна выдвинулось несколько мелких монет, –  Следующий!
Сопровождающие перестали держать Настю, и я подошел к ней:
– Ты сдала свои сказки?
– Да, но ничего страшного. Сказок у меня много. Пойдём отсюда.
– Для сдающих сказки выход платный! – раздался голос тетки из окна №2.
– Да пожалуйста, тут как раз хватит на оплату выхода! – я задвинул те самые мелкие монеты обратно в глубину окна, и мы стали протискиваться к выходу сквозь толпу неведомо откуда взявшихся людей.
Но сквозь входную дверь нам навстречу уже шагала целая делегация одинаково одетых людей. Выйти из здания уже не получалось. «Делегация» прошагала мимо, и двери за ними сразу же закрылись, будто давая понять, что никто отсюда в ближайшее время не выйдет.
Один из «делегатов» поднялся на возвышение в центре комнаты, и стало ясно, что он собирается что-то сообщить. Выступающий как-то странно напрягся и замер, уставившись невидящим взором вперед.
– Уважаемые граждане! – во всей фигуре выступающего двигался лишь рот, – Мы живем с вами в непростое время, когда приходится осмысливать прошедшее и происходящее. Многое приходится менять. К сожалению, наше общество лишь недавно осознало опасность для здоровья свинцовых соединений, входящих в типографскую краску всех книг. Но нужно отметить, что мы практически справились с этой угрозой – на данный момент уничтожено порядка девяноста девяти процентов свинцово-бумажной заразы. Наш «Клуб любителей здоровья» пришел сюда для того, чтобы выразить признательность всем тем, кто, несмотря на выходной день, не пожалел своего времени и добровольно пришел сюда с целью обезопасить окружающий мир от последних остатков книг! Все мы осознаем благородность этого поступка!
И тут окружающие, неожиданно для меня, вдруг разразились аплодисментами. Я посмотрел по сторонам – лица вокруг светились радостью и гордостью. Мне стало не по себе.
– И одним из первых, – двигавшийся рот застывшего, словно статуя, «делегата» продолжал речь, – именно вам, «Клуб любителей здоровья» решил сообщить новые данные последних исследований. Всем давно известно, что особый вред физическому и психическому здоровью причиняют сказки, даже просто записанные на бумаге, а не только напечатанные типографским способом. Так вот, новейшие исследования показали, что для здоровья вредны даже незаписанные сказки. Выяснено, что люди, сочиняющие и даже просто помнящие сказки, генерируют вредоносное, ранее не изученное, излучение, наносящее ущерб не только носителю сказок, но и окружающим. В свете данного открытия, рекомендуется изолировать таких носителей от общества. Собственно, в данный момент среди нас присутствует один из таких носителей! – тут глаза выступающего пришли наконец-то в движение и уставились на Настю. Притихшая во время речи толпа начала шевелиться, расходясь. Каждый теперь старался держаться от нас двоих подальше, словно боясь заразиться вновь открытым вирусом сказок.
Тут же рядом с ней снова объявились те двое, что держали ее перед окном №2, и я сам не понял, как меня оттеснили в сторону. Настя и ее сопровождающие исчезли, как и выступавший только что оратор «Клуба любителей здоровья». Двери на улицу оказались открытыми, и люди, не торопясь, начали покидать здание. Наконец, в зале остался один я, озирающийся по сторонам в поисках Насти.
– Уважаемый, – раздался вдруг женский голос прямо у меня над ухом, – на сегодня прием окончен. Мы закрываемся.
Я повернулся – рядом со мной стояла та самая грузная тетка из окна №2.
– А вы не знаете, куда увели ту девушку, со сказками? – мысль о Насте не давала мне просто так уйти.
– Вывели на улицу и отпустили, чтоб от нее людям в здании не стало плохо. Вот и всё. А что еще с ней могло произойти, по-вашему?
– Ну, не знаю, – промямлил я в раздумьях, –  Как-то странно всё это было…
– Идите уже домой, отдыхайте, выходной всё-таки, – тут мне показалось, будто голос тетки стал мягче, нежели тогда, когда она сидела  за стеклом окна №2.
 Ну что же делать, пришлось идти на улицу.

Итак, Настя в очередной раз исчезла. Я шел домой из пункта приема книг. Часть дороги проходила вдоль берега небольшой речки, заросшей кустарником по берегам. Сюда я приходил иногда, когда мне хотелось побыть одному. На этот раз я попал сюда не целенаправленно, но всё же замедлил шаг, пытаясь на ходу разобраться с собственными мыслями. Получается, что Настя… тут от дерева рядом со мной в сторону отлетел ворох мелких щепок. Я пригнулся инстинктивно, не успев осознать происходящее, следом до меня донесся звук выстрела. Раздалось еще несколько выстрелов, скосивших пару мелких веток рядом, и я понял, что стреляли именно по мне. Откуда-то из-за кустов на другой стороне речки раздались невнятные голоса и замелькали тени. Решив не испытывать судьбу, я бросился бежать, стараясь держаться кустов погуще. Вот уже и заросли начали кончаться, а мои преследователи не отставали. Решив, наконец, сменить направление своего движения, я свернул от кустов, под прикрытием какого-то длинного забора, к дороге, где и остановился от неожиданности.
По дороге двигалась целая колонна автобусов, легковых автомобилей, мотоциклов… В каждом сидели люди с эмблемами «Клуба любителей здоровья». Не было никакого шума, никаких плакатов, никаких громкоговорителей. Они просто ехали. Сзади меня уже начали слышаться голоса преследователей, потому было решено двигаться дальше. Выбрав самый большой промежуток между двумя машинами, я перебежал дорогу и с ходу запрыгнул в незастекленное окно какого-то брошенного здания. И только тогда мне вдруг показалось странным ощущение чего-то мешающегося в куртке. Я сунул руку в карман и вытащил на свет револьвер, полученный мной вместо «Индийского крема». Патронов в нем, конечно же, не было.
Тем временем, звук проезжавшей за окном колонны затих, и я приподнялся, осматриваясь. В соседней стене окно так же было незастеклено, сквозь него виднелось серое здание со скупой вывеской «Магазин» над довольно высоким бетонным крыльцом. Выпрыгнув из окна и прошагав наверх по ступенькам, я открыл дверь.
– Извините, у вас есть патроны для этого? – я протянул револьвер девушке-продавцу.
– Да, конечно, – она протянула мне обратно оружие уже заряженным: в него поместилось шесть патронов.
– Спасибо, – я снова положил револьвер в карман куртки и, открыв дверь, начал спускаться с необычно высокого крыльца.
– Пожалуйста, приходите еще, – донесся до меня сзади голос девушки.

На улице начало темнеть. Ко всему, еще и погода стала портиться: на землю падали мелкие капли неприятной мороси. Когда по дороге проехала очередная машина с «Любителями здоровья», я решил больше не рисковать, стоя на улице, слишком уж меня тут было заметно. Соседний дом, похоже, был тоже брошенным, но, по крайней мере, я не буду стоять под дождем. Пришлось подтянуться для того, чтоб влезть в высоко расположенное окно. Пол был усыпан строительным мусором, и, стоило мне пойти вглубь дома, под ногами раздался противный скрежет битого кирпича. Кажется, в одной из комнат горел свет.
– Что, тоже не нравится «Клуб любителей здоровья»? – с насмешкой произнес баритон из темноты, – Ну, проходи к костру.
В соседней комнате, действительно, горел костер. Вокруг него находилось с десяток человек, приветствовавших меня с таким видом, будто я всегда находился среди них и отлучался лишь на полчаса.
– Так вот и живем с недавних пор, – встретивший меня мужчина вышел из темноты, – Осторожно, не задень экран.
И сказал он это в тот самый момент, когда часть конструкции, которую я задел, уже начала сыпаться на пол. Весь пол оказался в мелких кубиках.
– Это был экран, скрывавший нас от «Любителей здоровья», – окружающие бросились, было, собирать части экрана, но было совершенно непонятно, каким образом эти кубики держались вместе. В результате решено было просто завесить окна первыми попавшимися тряпками и заложить кубиками, насколько можно.
Люди вновь вернулись к костру и начали трапезничать: на картонке была кучка очень крупных семечек, почему-то смешанных с грязью. Каждый брал себе оттуда нужное количество. «А ведь можно помыть их» – подумал я, и увидел рядом с первой кучкой точно такую же, но без грязи.
– Угощайся! – сказал мне кто-то из компании возле костра. Я едва протянул руку к чистым семечкам, как вдруг мимо меня пролетела дверь, выбитая из дверного проема. Комната начала наполняться теми самыми людьми с эмблемой, что я видел едущими по дороге.
Даже и не знаю, как это у меня получилось, но опомнился я лишь тогда, когда увидел, как враги перестали падать от того, что я нажимал на спусковой крючок револьвера. Следом же я швырнул в них гранату, неведомым образом оказавшуюся прямо передо мной. Однако граната вместо взрыва зашипела, из нее вылетел длинный узкий язык пламени, и она погасла.
 Наступила тишина. В разбитые окна просачивался серый утренний свет. Выяснив, что в комнате, кроме меня, никого больше нет, я выглянул в дверной проем. Мимо, по лестнице, зачем-то воровато оглядываясь, спускались «Любители здоровья». Наверное, это был глупый поступок, но я сделал то же самое: втянул голову в плечи и, точно так же оглядываясь по сторонам, пошел вниз, на улицу. Там меня уже ждали – прямо передо мной стоял человек, который показался мне похожим на майора.
– Сколько их там было? – спросил «майор».
– Около десяти, – ответил я, – но сейчас не осталось никого.
– Отлично, – услышал я голос «майора» в спину, вновь направившись в «Магазин».
В магазине по-прежнему было спокойно, за прилавком сидела та же девушка. Тут входная дверь заскрипела, и мимо меня к прилавку пробежал мальчишка.
– Дайте шарик! – мальчишка протянул деньги.
– Вот, держи, – продавец отдала ему что-то в маленьком пакетике, и мальчишка радостно умчался на улицу.
– У нас патронов больше нет, – девушка за прилавком, извиняясь передо мной, развела руками.
Я достал револьвер из кармана. Что за черт: он развалился прямо у меня в руках – отдельно в руке лежал барабан от него со стреляными гильзами (две из которых слиплись донышками меж собой). А остальное представляло собой проволочный контур револьвера. Я пытался собрать запчасти воедино – ведь как-то все это работало до сих пор – но не смог. Что поделать – я опустил остатки револьвера в мусорную урну перед входом в магазин.
Куда идти дальше – было совершенно непонятно: дома меня явно уже ожидали враги, а в брошенных зданиях прятаться, как выяснилось, было тоже небезопасно. Стоять на месте, опять же, было нежелательно, и я прогулочным шагом отправился обратно, в сторону приемного пункта, правда, на этот раз другой дорогой, помня о вчерашней стрельбе в роще.
И без того неприятная погода окончательно испортилась: плотные, будто ватные, тучи опустились почти на самые верхушки деревьев. Свет солнца почти не пробивался через эту завесу, так, что непонятно было даже время суток – сплошные сумерки. Казалось: сейчас стеной хлынет ливень. Но вместо дождя до земли долетали лишь редкие отдельные капли.
Улица кончилась, и вдалеке, сквозь редкие кусты, показался корпус приемного пункта. Чем ближе я подходил к нему, тем заметнее становилось оживление вокруг него. Очередей на этот раз не было, но несколько десятков человек из «Клуба любителей здоровья» собрались перед входом и будто ждали.
Вновь появилось чувство, что от меня уходит нечто важное, и, уже не обращая внимания на врагов, я пошел прямо к зданию. Странно, но окружающие тоже совершенно не замечали мою фигуру, будто я был одним из них. Одна из стен приемного пункта оказалась стеклянной, и сквозь нее мне стало видно Настю, находившуюся внутри. Тут же с боков к Насте подошли двое, и повели ее куда-то по коридору. Я бросился, было, к входной двери, но она оказалась закрытой. В отчаянии я полез наверх, цепляясь за стены. И, только мне удалось добраться до приоткрытого окна, находившегося довольно высоко над землей, как всё здание начало закрываться металлическими ставнями. Отцепившись, я сполз по стене вниз – приемный пункт теперь напоминал огромную половинку грецкого ореха, сделанную из железа. Пробиться внутрь не было никакой надежды. Вокруг совсем стемнело, наступала ночь…
– Она пойдёт туда, откуда нет возврата, – тон голоса рядом со мной был совершенно бесстрастен, но мне показалось, что ему самому интересно, что из этого получится. Я обернулся: говоривший смотрел не на меня, взгляд его был направлен на столб света, исходивший из стены здания на уровне человеческого роста. Стоило подойти ближе, и мне стало видно, что свет исходил из стеклянной двери, сквозь которую вновь было видно Настю. Она стояла спиной к входу, на пороге проема, за которым ничего не было видно, кроме яркого света.
– Подожди! – закричал я изо всех сил, ни от кого теперь уже не скрываясь. Настя обернулась: на этот раз она никуда не уходила. Дверь в здание оказалась открытой, я резко распахнул ее и тут же закрыл за собой, вбежав внутрь.
Настя ждала меня.
Не говоря ни слова, я подошел к ней, и мне стало тепло и спокойно, как и тогда, давно, в самую первую встречу, когда она обняла меня.
Теперь я понимал кто я на самом деле, и что я тут делаю.
Мы с ней взялись за руки и вошли в свет.



*  Aequam memento rebus in arduis servare mentem  - Старайся сохранить присутствие духа и в затруднительных обстоятельствах (лат.)