Сострадание не совместимо с жизнью, но

Сострадание не совместимо с жизнью, но жизнь невозможна без сострадания.

Чтобы доказать этот на первый взгляд нелепый тезис, изложенный близко к коанам  в духе дзень-буддизма, следует вернуться к ряду моих прежних работ соприкасающихся так или иначе с этим утверждением.

Мне не раз приходилось упоминать о том, что человек судит об окружающем его мире, опираясь на свидетельства своих пяти чувств, вооруженных логическим аппаратом мышления.

Можно к последнему добавить, что мышление предстоит в нашем сознании в виде языка, которым оно и оперирует. Языки бывают разными, в том числе и такие, как язык математики, геометрии, язык мифа и язык философии, язык поэзии и так далее.

Однако рассмотрение этого вопроса о языках тема важная, но иная, я бы сказал так – дополнительная к теме, заявленной в  данной статье.

Итак, человек высказывает  суждение о мире, по доступному ему   «световому пятну» в бесконечном, окружающем его мраке.

Нужно ли говорить о том что область (площадь) этого пятна сугубо индивидуальна!?

Весь изощренный инструментарий познания (приборы и установки) всего лишь «переводчики» («усилители») этих пяти чувств человека в доступный его интеллекту язык.

Считайте это вступление напоминанием о прежних моих высказываний насчет соотношения, познанного к непознанному, как счетной величины (пятна света) к бесконечности мрака.

Поэтому-то и  утверждение на языке философии: «Я знаю, что ничего не знаю» является следствием осознания этого отношения.

Простак подумал бы, что человек сказавший такое и на самом деле ничего не знает, но это сказано языком философии, а не обыденной речи.

А теперь перейдем к человеку с его чувствами, не поддающимися ни какой формализации, то есть никакому о-пределиванию.

Одним из таких чувств, не поддающейся формализации, является чувство со-страдания. Не стану отсылать вас к работам ученых исследующих поведение социальных животных с их начатками сострадательных чувств, скажем только, что природа устроена таким образом, что для неё ценен не индивид, а вид!
В этом смысл и значения сострадания в природе. 
 
Недавно я получил уточнение к этому тезису от писателя Людмилы Козловой. Она пишет: "Чувство сострадания, если оно возникло, побуждает человека к определённым действиям, направленным на уменьшение страдания ближнего, а, соответственно - и уменьшения своего страдания по поводу "болячек" ближнего. В конечном итоге, это действия по сохранению жизни, как отдельного человека, так и жизни рода. Сострадание, таким образом, является частью инстинкта самосохранения."

Мысль важная! Но она - эта мысль, на мой взгляд, так я её понимаю!
Подчеркивает не сохранение индивида, а сохранения вида (стаи, прайда, табуна, этноса и так далее, вплоть до государства).

Индивид тут ценен как инструмент, насколько и постольку он способствует выживанию вида. Целое - ценнее части! Но и «здоровье» целого полезно и благотворно для части!

Но тут и ответ, на первую часть тезиса о том, что сострадание не совместимо с жизнь конкретного человека, поскольку его личная жизнь мало чего стоит по отношению к жизни вида.

В  этой точке появляется развилка от основной  заявленной темы в область понимания патриотических, отеческих чувств. Но мы намеренно  отсекаем эту логическую ветвь и продолжим рассмотрения темы сострадания, как чувства, вступившего в противоречие с интересами сохранения личной жизни.

Во-первых очевидно, что состраданье не приносит человеку удовольствие – это скорее терзание, душевная мука и всё это у энергичного человека выливается в какие-либо действия, а у пассивного, слабовольного вызывает депрессию, пессимизм, чувство бессмыслицы, или «тошноты жизни».

Сострадание переполняет сердце  сострадательного человека вплоть до его разрыва!

Здесь уместно было бы привести иллюстрации из литературы, но я полагаю, что читатель и сам может обратиться к собственной памяти и привести эти иллюстрации, да еще и добавить кое-что из собственного опыта жизни.

И тут у человека есть два выхода из этого коана!

Остановимся на самом первом, особенно ярко проявившимся в европейском эвдемоническом сознании, когда цель и смысл жизни видится в бесконечных, изощренных прогрессом, технологиях получения удовольствия.

Поиск безопасных, более того – продляющих жизнь удовольствий генеральный мотив западной цивилизации. Поскольку сострадание есть как бы перенесенное на себя страдание другого индивида или целой группы населения, то этически и особенно эстетически оно должно быть отвергнуто!

И тут две стратегии и об них я уже упоминал раньше в других своих работах.

Первый путь: стратегия усыпления души путем отвлечения её от созерцаний страданий.

Это достигается технологиями массовых, а так же индивидуальных развлечений. Селекцией информации о событиях могущих всколыхнуть в душе, пусть и усыпленной, атавистическое чувство сострадания. 

Второй путь прямо противоположный. Это закалить сердце, сделать его не страдающим, «каменным», или окаменевшим. Достигается прививкой жестокости через все виды искусства. В сущности – это истощение природных душевных сил нацеленных на сохранение вида. Отсюда боязнь смерти, робость и необычайная жестокость по отношению к слабым людям и обществам, как компенсация за страх собственной смерти.

И опять не стану цитировать психологов, полагая, что читатель,  по крайней мере мой, знаком с этими работами.

Как я уже сказал, что у человека есть два выхода в разрешении этого противоречия между состраданием и жизнью.

О первом только что поговорили.

Второй выход лежит за пределами рационального, то есть за пределами того светового пятна (круга) в котором обретаются все рациональные знания. Но коли так, то встает неразрешимая проблема, если все языки находятся в пределах светового пятна, то каким же языком можно рассказать о том, что еще «не освящено» разумом?

Ответ очевиден. Об этом можно рассказать на том языке, на котором  разговаривает совесть и сострадание с человеком. На том языке, на котором  говорит любовь и ненависть. Этот язык – интуиция!

И тут особенно важно различать любовь от вожделения, от общего их источника, скрытого в  природе всего живого и неотличимого от любого животного истекающего половыми гормонами, или голодом, или страдающего от холода.

По правде говоря это различение в чувствах должно присутствовать всегда в каждом акте нашего мышления о предмете данной статьи.

Да, да! Интуиция это то, что предшествует любому языку! Язык – это порог, через который должно шагнуть мышление, чтобы явить себя миру! Пока мышление само в себе, то оно и для мыслящего "темное пятно", то есть сопричастное мраку.

И тут не могу удержаться от искушения привести слова математика Гаусса: «Решение у меня уже есть, но я не знаю, как к нему прийти».

О тайне до-словестного знания – интуиции, сказано столько, что впору составлять сборники высказываний и целых монографий на эту тему.

Мы ограничимся только упоминанием о том, что человек без какого-либо определения знает, что такое совесть, любовь и множество иных чувств, которыми он раздираем!
Вывод – чувства можно только описать, только приблизится к ним, но невозможно проникнуть в сокровенную их оболочку в то «до-смысленное», «до-языковое» состояние, в  ту тьму, в которой оно рождается, или иначе сказать – проникнуть в ту тьму, из которой чувства приходят.

Еще раз подчеркиваю - чувства не животного естества, как голод, холод, жажда, а человеческие, присущие только ему!

Человек не только связан с этой «тьмой» но и самое существенное, что в нём есть приходит от туда.   Интуиция говорит о том, что и уходит всё в ту же тьму, где по определению христианских аскетов: «…мрак светит в самой мрачной тьме, превосходя всякую ясность и, оставаясь во всяческой непроницаемости и незримости, преисполняет прекраснейшим блеском умы, плененные очами».

Ну вот, мы, кажется, и определились со вторым путем в разрешении дилеммы между состраданием и жизнью – это путь интуитивного знания о том, что не только в пределах пятна (круга) освященного нашим разумом  находится, но и о том, где тьма такая, в которой мрак светлее света нашего разума!

Опуская длинные цепочки логических построений, думаю, мой читатель и тут в состоянии самостоятельно пройти по ним, выводим заключение, что противоречие снимается в осознании того, что человек-то на самом деле есть скот, в котором заложена потенция стать Человеком.

Почему я пишу с большой буквы Человеком!? Да потому что все мы и я не исключение стоим на пути этого становления. Каждый на своем месте, точнее каждый в стадии колебания вокруг некой своей точки, грубо заданной культурой и тем, как и кого она – культура образовала.

Стать Человеком – это значит расширить своё сострадание до границ беспредельного мрака и при этом не разорвать своё сердце.  Почему?

Беспредельное примиряет со страданием тем, что: во-первых мы интуитивно понимаем – страдания есть ни что иное как «болезнь к жизни», если понимать жизнь из глубин той тьмы, где «свет мрака». Мрака конечно для очей нашего разума вовсе не предназначенного видеть «тот свет».

Вот и получается что жизнь человеческая (необходимое уточнение!) невозможна без страдания. Даже социально организованные животные несут в себе отблеск  бесконечного мрака, из которого явился этот мир и куда все уходит, от звезд, до человека включительно.

«Поэтому мудрость жизни заключается не в бегстве от страданий как мнимого зла, а в добровольном возложении на себя бремени грядущих страданий как некоего дара и залога, в использовании этого источника для очищения своей души». (Иван Ильин).

Надо ли повторять известное - "Царство моё не от мира сего"!
Очищенная душа, вместившая в себя всю боль мира уподобляется Христу и такой человек выпадает из общего круга жизни. Это и есть то, что в христианстве называется обоживанием.

Прокопьевск. 22 апреля. 2015