999 LW. Темный уровень. Глава 12

Двенадцать часов для дела

                Если тебя тащат на поводке, не вздумай
                бежать медленнее, чем положено.
                (Харуки Мураками)


Увы, не каждый день удается провести в четком соответствии с планом, составленным накануне. Как бы детально он ни был расписан, всегда находится что-то напрочь выбивающее из колеи и заставляющее планы рушиться, словно карточный домик, так и не успев заявить о гениальности их творца.
То же случилось и сегодня – в день, который наступил после ободряющего и дающего надежды вчера.
Такой диссонанс между ожиданием и реальностью не дает мне покоя уже час – все время, пока я сижу перед дверью кабинета мистера Энора и жду, когда миловидная девушка-секретарь позволит приблизиться к сиятельнейшему господину на расстояние чуть ближе десятка метров.
Вчера в моем воображении появление в гостях у тайного властелина города должно было оказаться незапланированным мероприятием, погружающим потенциального работодателя в пучину хаоса.
На деле же оказалось, что меня ждали. При чем, еще вчера.
Примерно так и заявила блондинка за письменным столом, когда я вошла в довольно нетрадиционную приемную, больше напоминавшую личные апартаменты, чем офисный кабинет. Наверное, потому мне не сразу удалось заметить, что тяжелый письменный стол в центре комнаты занят. Поняла это только тогда, когда попыталась выйти, решив, что ошиблась дверью, и только вежливое «Вы к мистеру Энору?» заставило меня остановиться и попытаться определить источник голоса.
И вот теперь я тону в огромном диване с обивкой из коричневой кожи и усиленно пытаюсь придать лицу невозмутимое выражение, пока оглядываю комнату. То и дело взгляд натыкается на секретаршу, пока она что-то пишет или берет документы из массивного шкафа в дальнем углу, или уходит за зеркальную перегородку, а оттуда возвращается с уже отпечатанными бумажными листами или свежезаваренным кофе. Несколько раз наши взгляды встречаются, и она понимающе улыбается, привыкшая, очевидно, к такому бесцеремонному разглядыванию, но тут же ее лицо принимает сосредоточенное выражение, и девушка возвращается к своей работе. В какой-то момент я ей даже завидую: работа несложная, шикарные условия труда, престиж и, наверняка, хорошая зарплата - мне такого не могло представиться даже при условии, что попаду в «Вестник». Но я тут же вспоминаю, кто платит за работу, и  желание стать на место этой девушки пропадает напрочь – почему-то мне кажется, что Энор не просто требователен, но в некоторой степени даже деспотичен по отношению к подчиненным. Вдобавок не стоит забывать о его циничности и расчетливости. Так что, если эта девушка и хорошо зарабатывала, уверена, она выкладывалась не менее чем на сто процентов.
Часы над входной дверью позволяют определить, что я уже изрядно засиделась. И не будь через час запланирована встреча с Майклом, я и дальше продолжила бы играть роль вежливого просителя, но лишнего, а главное, свободного времени нет, и потому бессовестно транжирить имеющееся не хочется. Возможно, такие эксперименты по тренировке выдержки и терпения и являются воспитательной мерой для нерадивых сотрудников, но я-то еще не сотрудник – во всяком случае, официально это нигде не закреплено.
- Вы уверены, что меня примут? – позволяю себе недовольным тоном задать вопрос секретарю. Девушка задумчиво смотрит на меня, видимо, собирая какой-то свой пазл из действий и решений нескольких лиц, и спешит выяснить этот вопрос у руководства.
Через несколько минут блондинка возвращается из кабинета, улыбается и просит подождать еще немного. И вроде нет в ее голосе испуганных ноток, и на лице красуется открытая улыбка, но меня настораживает ее взгляд – испуганно-загнанный, взгляд человека, который не имеет выбора и должен просто смириться. И мелкое дрожание рук, когда она берет со стола документы и снова уходит за зеркало, только подтверждает мои догадки - у человека нервный стресс, и его виновник сейчас сидит за соседней стеной. Возможно, девушка просто сама по себе довольно впечатлительная, но зная Энора, больше верится в психическую нестабильность именно его, причем в сторону неконтролируемой агрессии.
- Знаете, я, наверное, пойду, - произношу, поднимаясь с дивана, когда секретарь снова возвращается. – Зайду, когда у него будет время.
«То есть: никогда», - добавляю про себя, направляясь к двери, но не успеваю сделать и пары шагов, как меня останавливают почти умоляющим «Подождите!», так режущим слух.
Не знаю, почему я остановилась и посмотрела ей в глаза, вместо того, чтобы сделать вид, что не услышала последней реплики, но именно об этом я жалею в первую очередь, когда она снова скрывается за дверью кабинета своего начальника. Девушка снова решилась на разговор с человеком, от которого лучше держаться подальше, и я уверена, сейчас он ее просто морально уничтожает. Журналист во мне досадует, что нет с собой ни камеры, ни диктофона, способных добавить красочности хорошему репортажу о насилии и тирании, но тут же вспоминает, что в ближайшие пять лет статей и репортажей не предвидится, и бессильно опускает руки. Энор умеет ставить человека на место, и не обязательно на его собственное.
Секретарь появляется из двери кабинета неожиданно быстро и, словно боясь, что я могу туда вломиться, буквально прикрывает дверь собственным телом.
- Через пятнадцать минут он будет свободен, - проговаривает она быстро, словно боясь, что я не стану ее слушать. – Может пока кофе?
И снова я остаюсь ждать, только уже не на мягком диване, а у стола, рядом с рабочим местом секретаря, потому как там кофе пить удобнее.
В тишине, нарушаемой только шорохом бумаг и скрипом пишущих ручек, кофе кажется непривычно пресным и безвкусным – видимо, в самом деле, в любом подобном случае большую играет роль обстановка и компания. Здесь обстановка такая, что хочется побыстрее смыться, да и компания не слишком разговорчивая. Так что, даже стараясь пить маленькими глотками, чашка уходит минуты за две, а еще пять я разглядываю узорные полосы на столе, пытаясь по ним определить возраст деревьев, некогда срубленных для производства этого монстра. В конце концов, окончательно сдаюсь, вспомнив, что их годы считают по кольцам, а мое время измеряется минутами, и решаю окончательно уйти, как бы девушка ни умоляла.
Она почти не просит, только растерянно смотрит, как я поднимаюсь, а потом, словно внезапно вспомнив, предлагает ознакомиться и подписать документы о приеме на работу. Не знаю, что меня удивляет больше: ее несвоевременная попытка всучить мне бумаги или вынужденное часовое ничегонеделанье, но я даже беру отпечатанные листы, чтобы убедиться в их назначении. Договоры, инструкции, обязательство о неразглашении информации, завещание на случай моей внезапной смерти и мое первое поручение – немалый перечень для простой смертной. На таких условиях любой будет выкладываться сверх своих возможностей.
- Сомневаюсь, что мне нужно это подписывать, - выходит не очень вежливо, и мне даже кажется, что это задевает сидящую передо мной девушку – она съеживается и словно становится меньше ростом. Чувствую себя тираном, и это довольно неприятно. На какой-то миг кажется, будто мои размышления относительно агрессии Энора ошибочны, и на самом деле эта девушка просто излишне пуглива, но тут же отмахиваюсь от бредовой мысли, бросая взгляд на завещание. Конечно, с таким пакетом любой будет бояться всего, что может вести к преждевременной смерти. Пусть и косвенно.
- Не переживайте – вы привыкнете, - словно где-то вдалеке раздается успокаивающий голос секретаря, и теперь я отчетливо понимаю, насколько у нее сложные условия работы – мне входить в тот кабинет, который она посещает раз десять на дню, не хочется никогда в жизни. Поэтому сейчас лучшим решением кажется попросить отсрочку и исчезнуть из этого места, города, мира, чтобы никогда больше не возвращаться.
Девушка соглашается, хоть и не весьма охотно и под мое стойкое заверение ответить на ее звонок, чтобы подтвердить подписание документом. Конечно, вру, я не собираюсь этого делать, и не только потому, что не хочу. Просто вечером я буду слишком занята, чтобы поднять трубку, но ей это знать необязательно.
Похоже, умение врать сродни профессиональным навыкам – совершенствуется по мере пользования, и вешать лапшу на уши выходит достаточно убедительно, чтобы меня отпустили и даже не стали предупреждать начальство о нашем маленьком соглашении.
Девушку жалко, понимаю, что после моей выходки ей придется несладко, но права на жалость у меня нет – дорога в обыкновенную жизнь закрылась давно. В тот самый момент, когда я поняла, что в смерти деда замешаны большие силы. Еще тогда стоило отказаться от глупых идей по поиску справедливости и с головой окунуться в спокойную жизнь, но я все равно пошла дальше. Теперь досадовать и оборачиваться назад поздно.
О том, что жалеть поздно, я снова вспоминаю через полчаса - в момент, когда неожиданно закончились все интересующие меня бумаги, в том числе переданные в качестве задания, и во второй раз за тридцать минут пришлось поднять глаза на Майкла. Поразительно, но он никак не выдает недовольства явным пренебрежением его обществом. Удивительное терпение для мужчины.
Столик в Гранд Чоколат, за которым мы сидим, все еще держит на себе две так и не начатые чашки горячего шоколада – мой собеседник, похоже, предпочитает употреблять напитки в компании живого человека, а не зарывшегося в бумаги крота.
Пожалуй, мне должно быть стыдно за откровенно демонстрируемое пренебрежение, но, увы, такое равнодушие служит неплохой ширмой для сокрытия собственных намерений.
Своевременно вспомнив о настоящей цели этой встречи, нервно поглядываю на висящие над входом часы, отмечая, что до назначенного времени остается ждать чуть меньше двадцати минут. И за это время нужно постараться, чтобы ни один из нас не ушел.
- Так что вы говорили? – наконец решаю проявить чудеса учтивости и этикета и легко откидываюсь на спинку стула. – Нашли что-то интересное?
Мужчина хмурится после произнесенных мною слов, от чего его идеальные брови сходятся на переносице, а губы сжимаются в тонкую линию. Хорош. Слишком. Просто непозволительно. В некотором смысле даже жалко его – наверняка после сегодняшнего рандеву его лицо будет чуть менее идеальным. Но у всего своя цена и иногда она выражается в живых людях.
Похоже, он что-то говорит, вижу, как двигается его рот, но при этом не понимаю ни слова, слишком увлеченная рассматриванием деталей – тонкие вертикальные складки на губах отвлекают сильнее, чем шум улицы на заднем плане. Пока он говорит, ловлю каждое мелкое движение, ровно до момента, когда его губы снова смыкаются в тонкую линию, заставляя и меня закрыть почему-то открытый рот.
- Я прослушала, - говорю, отводя глаза, понимая, что если буду смотреть в его сторону, опять не услышу ни слова.
Удивительно, как по-разному на нас могут воздействовать люди: кто-то раздражает, кто-то пугает,  кто-то восхищает. Этот мужчина завораживал, иногда настолько, что казалось, будто он создан именно для того, чтобы очаровывать. В такие моменты я вспоминала, что не люблю подобных типов именно за их магнетизм, и давила любые поползновения собственных гормонов в сторону безрассудства.
- Я нашел след, - произносит Майкл после паузы, поняв, что я даю ему возможность пересказать в четвертый раз одно и то же. – Нужно проверить.
- Где? – делаю глоток уже остывшего молочного шоколада, стараясь не смотреть в сторону собеседника из-за боязни опять утонуть в нем, и, испугавшись, что сейчас он может банально разболтать наши секреты, протягиваю ручку и последний лист лежащего передо мной трудового договора. 
Он понимает практически сразу: что-то пишет между печатных строчек, но, прежде чем вернуть бумагу, читает ее.
- Вы сменили работу, - говорит он, возвращая лист, и мне становится не по себе от тона, которым произносится последняя фраза. Она не предполагает вопросительных интонаций, в некотором смысле эти слова звучат скорее как обвинение. Похоже, мой личный киллер недоволен сменой деятельности.
- Пока нет. Но мой потенциальный шеф весьма настойчив в своих убеждениях, - стараюсь не выдавать отчаяния по поводу собственного положения, и вчитываюсь в написанное между строк.

«Северный р-н. LINC».

- Вам нужно быть осторожней, - голос застает меня внезапно, словно выпущенная в спину пуля. Похоже, этот человек, прекрасно знает, с кем мне придется иметь дело в ближайшем будущем.
Становится жалко себя. До слез. Приходится даже попытаться отвлечься на скручивание лежащих на столе бумажных салфеток в трубочки, чтобы хоть на некоторое время не поднимать глаза, прятать их. Не хочу, чтобы меня жалели, не хочу вызывать жалость, тем более у него. Впрочем, после сегодняшней встречи наверняка из чувств ко мне у него останется только ненависть.
Циферблат показывает без четверти час, и это снова настраивает меня на рабочий лад. Осталось всего пять минут, и я буду свободна. Только бы сидящий напротив Майкл не вздумал уйти, иначе все пропало.
- Вы чего-то ждете, - очередное утверждение, бьющее в цель и заставляющее искать пути отступления. Только слишком поздно что-то менять – в спокойной обстановке остается побыть всего несколько минут. Минут, которые выльются в заключение для человека, не ожидающего предательства.
Снова с тоской смотрю на циферблат, отмечая движение стрелок. Кажется, они специально замедляются, пытаясь остановить неизбежное – совершить самую большую ошибку в моей жизни. На двадцать пятой секунде кажется, что лучше все рассказать, пока еще есть время. Но я вижу, как секундная стрелка щелкает, на мгновение застывая на новой отметке, потом делает это еще раз, и понимаю, что сожаление только отнимает время – все решилось вчера, сегодня приходится только сыграть свою роль.
- Ни с места, полиция! – слышу голос Стефана еще до того, как отряд из бравых полицейских в спец мундирах заполоняет все пространство уютного кафе.
Улавливаю два сухих щелчка от застегивающихся наручников, сначала на запястьях Майкла, потом - на моих, и только после этого поднимаю глаза на преданного мной человека.
Хочется просить прощения, но понимаю, что в данном случае это просто бессмысленно – факты говорят не в мою пользу. Поэтому я просто смотрю в голубые глаза, полные недоумения или удивления, и послушно двигаюсь в направлении, задаваемом чужими руками.
Майкл идет следом – знаю это, даже не оборачиваясь, словно могу спиной чувствовать его присутствие. Присутствие, которое мне предстоит вынести ближайшие несколько минут, ожидая, пока нас доставят в участок.
Находиться в паре метров от Майкла, в соседней полицейской машине, почему-то довольно тесно, и я с надеждой смотрю в окно, ожидая, когда Стефана отпустят обступившие со всех сторон журналисты. Они не очень заботятся о том, чтобы позволить стражу вернуться к работе, и это вынуждает меня лениво пялиться на заинтересованных прохожих, пытаясь угадать, кто из них мог быть приставлен ко мне Стефаном. Признаться, я готова делать что угодно, лишь бы не смотреть в лицо человека отгороженного от меня парой автомобильных стекол.
Разглядывание позволяет сделать неприятное открытие: на происходящее пялится слишком много народу. И если простых зевак легко определить по постоянным перешептываниям и бегающему взгляду, то людей, приставленных ко мне кем-то, можно вычислить только по коротким, будто нечаянных взглядам то в мою сторону, то в сторону толпы журналистов. Почти военная выправка двух из них, в деловых костюмах, очень напоминает ту, которой обладали ребята, направленные за головой госпожи Панкеевой. Лайф, похоже, следит за мной постоянно. Мужчина на скамейке с бумажным стаканом в руках, делающий вид, что читает сегодняшнюю газету, похоже, из полиции. Как и тот, что стоит у витрины, делая вид, будто рассматривает выставленные сладости. Еще один просто в упор смотрит на меня, и именно его сосредоточенный взгляд заставляет напрячься. Неужели Энор постарался?
Когда я в очередной раз обвожу взглядом каждого из рассекреченных и снова возвращаюсь  к странному мужчине, вижу его предупреждающий взгляд.
«Это плохая идея, мисс Зацепина» - буквально слышу глубокий голос Энора, заменивший собой голос совести, и спешно отвожу глаза. Возможно, я просто себя накручиваю, но есть в этом человеке что-то пугающее.
- Все, поехали, уголовница, - весело говорит Стефан, усаживаясь в салон и тем самым заставляя меня отвлечься от странного типа на улице. Вслед за этим машина принимает влево, выезжая на свою полосу для движения, а мне остается выдержать только недолгую дорогу в участок и очень долгий переход в отделение, во время которого существует угроза встретиться взглядом с Майклом. Знаю, что при этом снова появится стойкое ощущение неправильности принятого решения, возможно даже, само это ощущение и будет правильным, но не могу и не хочу что-то менять. Решетка - мой единственный шанс скрыться от всех. Особенно, от Энора.
Пусть и ненадолго, но этого времени должно хватить. Потому что, если упустить его сейчас, то потом, погрязнув в мире власти, роскоши и славы, я наверняка уже не захочу что-то искать.
- Если не секрет: как ты его уговорила? – голос Стефана по-прежнему весел. – Он даже не пытался уйти.
Эта фраза в очередной заставляет почувствовать укол совести – воспользоваться доверием Майкла, чтобы сдать его полиции, похоже, достаточно  подло, если мне все еще не по себе. И все же у меня есть веская причина для предательства: мое самое главное и незаконченное дело. Пусть и помогал мне в нем тоже Майкл, но избавиться от назойливого внимания журналистов таким способом до сих пор кажется правильным. По крайней мере, у меня будет день, в течение которого за мной никто не будет следить.
- Способность от природы, - выдыхаю ничего не значащую фразу, только чтобы отвязаться от назойливого внимания – неприятно видеть радость на лице бывшего товарища: она заставляет лишний раз считать себя предательницей, а самобичеванием пока заниматься рано. Сделаю это после того, как найду то, за чем охотится Лайф.
Стефан недоволен моим ответом, это видно по тому, как веселость на его лице медленно сменяется разочарованием – похоже, он решил, что все неурядицы между нами счастливо разрешились после сегодняшней аферы. Только мне такая «взаимопомощь» кажется лишним подтверждением неправильности собственных поступков и у точно не вернет прежнего доверия.
У полицейского участка нас снова ждет толпа журналистов, очевидно, тех из них, кто не успел опросить Стефана раньше.
Пробираясь сквозь плотную толпу, сыплющую назойливыми и нетактичными вопросами, стараюсь ни разу не оглянуться на Майкла – не хочу видеть разочарование на его лице.

«Я доверял вам,» - так он мог бы сказать, когда кафе заполонили люди в форме.

Только одна эта фраза могла бы все изменить и заставить меня начать объясняться прямо там, но Майкл промолчал, позволив остальным сыграть свои роли.
Стефан раздает короткие указания своим людям, когда мы все-таки оказываемся внутри участка, и мы отправляемся уже знакомыми коридорами, в конце которых располагаются камеры.
И снова то же гулкое эхо, вторящее нашим шагам, и напряжение, витающее в воздухе, не позволяющее обмолвиться хоть словом. Впрочем, сейчас отсутствует необходимость в разговорах – среди нас нет близких людей, только чужие, связанные случайностями.
Возле одной из камер наша делегация останавливается. Лязгает металлический засов, и Майкла отправляют в каменный застенок. Успеваю увидеть его лицо, перед тем как закроется дверь, - напряженное, сосредоточенное, но не без единого намека на панику. Только когда ловлю его короткий взгляд, Майкл хмурится, словно для него вся ситуация не больше, чем досадное неудобство – неприятное, но кратковременное.
Стефан оставляет двоих возле закрывшейся камеры и берет меня под локоть, понуждая идти вперед.
Теперь мы одни в застенках – караул остался позади, впереди - только мрачный сырой коридор с рядом одинаковых дверей по правую сторону и сумках, маячащий впереди.
На тридцать первом шаге начинает казаться, что Стефан решил изменить нашей договоренности и сейчас ведет меня, чтобы закрыть в таком же каменном мешке, в котором только что оставил Майкла. А Стефан принимается открывать одну из таких дверей, становится совсем не по себе.
- Стефан, мы же… - начинаю говорить, но меня поспешно вталкивают внутрь и заходят следом, закрывая дверь изнутри.
- Это камера для допросов, - подмигивает мой конвоир, снимая с меня на ручники. – С секретом.
Растерянно гляжу, как мужчина прячет браслеты, и оглядываю комнату. Действительно: стол, с прибитыми к полу ножками, два стула, умывальник в левом углу и странная деревянная перегородка по правую сторону от зарешеченного окна – обстановка более чем располагающая к откровенному разговору.
- Направление правильное, - довольно улыбается Стефан, проследив за моим взглядом.
- Туда? – появившееся недоумение сложно скрыть. На мгновение даже Стефан теряется от такой моей реакции, но тут же приходит в себя и, легко подталкивая меня в спину, покровительственно, почти по-отечески, произносит:
- Иди, Зацепина, иди.
 Ситуация бредовая, на мой взгляд, но все же, довольно мягкие понукания не составляют другого выбора, кроме как последовать за непонятного назначения ширму, чтобы обнаружить там обыкновенный унитаз, над которым находится еще одно зарешеченное окно.
- Издеваешься? – изумленно выкрикиваю, оглядываясь на Стефана. – Мы договаривались, что ты меня отпустишь.
Вместо ответа Стефан сокрушенно вздыхает, подходит к «потайной комнате» и, открыв окно, под мой удивленный возглас выбивает решетку наружу.
- Путь свободен, мисс, - кивком головы указывает он в сторону окна. – Времени у тебя до четырех утра. Дальше либо в камеру, либо отпускать. Не успеешь – отпустить будет некого. Думаю, понимаешь, чем это грозит, в первую очередь тебе?
Более чем понимаю, потому и спешно становлюсь ногами на бачок унитаза, чтобы попытаться вылезти в окно. И только когда понимаю, что просто повисла на подоконнике, не в силах оттолкнуться ни руками, ни ногами, пробую вернуться обратно, за что получаю шлепок по голени и сдавленное «Куда, Зацепина? Вперед лезь!»
- Не могу, - шиплю в ответ, пытаясь продемонстрировать довольно хилую спортивную подготовку. – Не получается.
Тут же слышу в свой адрес причитания о полном несоответствии физической формы и странной живучести, перемежающиеся с откровенными ругательствами, а потом мои ноги просто поднимают вверх и выталкивают меня наружу, не обращая внимания на сопротивление. Наверняка окажись проем на высоте чуть более полуметра над землей, было бы не так больно, но это окно почему-то выходит на уровень асфальта, крошка которого довольно болезненно впивается в живот, пока Стефан меня выталкивает.
Едва успеваю отряхнуться, как слышу свист по ту сторону и приседаю, чтобы получить последнее наставление от Стефана:
- Телефон оставь, дура.
- Зачем?
Мне такое предложение кажется странным, но, тем не менее, я послушно достаю аппарат из кармана и протягиваю Стефану.
- Ты же не хочешь, чтобы по нему тебя вычислили? – задает вопрос полицейский, пряча телефон в карман собственной куртки. Выуживает оттуда же блондинистый парик и очки и протягивает мне со словами: - Надеюсь, знаешь, зачем? 
Впервые за последнее время хочется улыбнуться этому человеку, точнее его предусмотрительности, играющей мне на руку – идея сменить имидж хоть и банальна, но все же может иметь эффект, достаточный, чтобы меня не заметили в толпе. Тут же натягиваю вульгарное подобие шевелюры на голову и цепляю очки на нос.
- Даже я бы не узнал, - подтверждает мои мысли Стефан и, бросая напоследок «Решетку на место верни», закрывает окно.
Только когда убедилась, что решетка плотно стоит на своем месте, решаю оглядеться и в очередной раз удивляюсь предусмотрительности школьного друга, выпустившего меня в чудеснейшем вонючем тупике, заваленном хламом. То, что волшебное окно выходит на торцевую часть здания участка меня даже не удивляет, как и высокий бетонный забор по обе стороны, за которым крыши домов только виднеются. Своеобразный отходной путь – лучше нельзя и придумать.
На всякий случай оглядевшись, выискивая вольных или невольных свидетелей моего побега, направляюсь к выходу из тупика, по пути стягивая с себя жакет и перекидывая его через руку – конспирация должна быть максимальной, насколько позволяют время и средства.
Могу расслабиться только поймав такси. Откидываюсь на спинку сидения и позволяю себе вздремнуть, пока таксист везет меня за город: спокойная музыка и легкое покачивание в такт расслабляют мой незакаленный адреналином организм. Даже странно, что я, вместо того, чтобы напряженно приглядываться к видам за окном или к везущему меня человеку, подозревая того в шпионаже, просто засыпаю.
Когда снова прихожу в себя, вижу за окном уже знакомый загородный пейзаж и спешно прошу остановиться, не доезжая до нужного мне дома – если и вспоминать о необходимости держать ухо в остро, то хотя бы сейчас.
Таксист останавливается напротив чужого дома, молча принимает от меня денежную благодарность за труды и, не произнеся больше ни слова, уезжает, позволяя мне гордиться своей смекалкой и находчивостью в одиночестве. Сдерживаюсь от скоростного перехода к дому деда, продолжая наблюдать, как машина отдаляется, и только когда полностью скрывается из виду, направляюсь к нужному дому, еще не успевшему обветшать, как остальные в этом поселке.
И снова поражаюсь настойчивости Лайф Инкорпорейтед, в очередной раз устроившей обыск в этом доме. Надо признать, в этот раз они работали аккуратнее – почти все вещи на своих местах, только по мелочам вроде переставленных с полки на полку книг или замены ряда фотографий на комоде видно, что здесь кто-то побывал. Очень надеюсь, они не нашли, что искали, потому как в этом случае мой длинный список неоконченных дел придется выбросить на помойку.
Несколько раз осмотрев прихожую, пытаясь найти в ней предполагаемые места для тайника, решаю осмотреть остальные комнаты. И только убив на поиски больше трех часов, понимаю, что либо ищу не там, либо искать уже нечего.
Не хочу думать о подбирающемуся к сознанию отчаянии, набираю из-под крана стакан воды и, усевшись на диване в гостиной, решаю передохнуть и подумать.
Совершенно очевидно, что если дед и спрятал где-то нечто принадлежащее компании, в которой работал, то точно не в доме, а и перекапывать целый участок, пытаясь найти бесценное сокровище, тяжело и недальновидно – я попросту не успею этого сделать. Но, зная деда, любившего загадки и регулярно, пусть и довольно безуспешно, тренировавшего меня в искусстве угадывания, должны остаться какие-то намеки относительно места: карта, ребус, что-нибудь, на что я наверняка обратила бы внимание. В который раз обвожу взглядом комнату, подыскивая, что же может подойти на роль подсказки, пока мой взгляд не останавливается на портрете бабушки, стоявшем на тумбе у телевизора.
Бабушка наверняка догадалась бы, где и что прятал ее слишком упрямый муж – она читала его мысли буквально с одного взгляда. Иногда мне казалось, что эти двое вели мысленные диалоги, обмениваясь взглядами. Конечно, сейчас я понимаю, что такое взаимопонимание было связано с долгими отношениями, но тогда я думала, что они просто умеют читать мысли, настроившись на определенную волну. Они буквально зависели друг от друга, и когда бабушка ушла, дед так и не смог смириться с ее отсутствием. Наверное, поэтому он и обвешал ее фотографиями дом – он просто хотел наполнить дом ее присутствием. И быть может именно поэтому фотографии не вышли за пределы этих стен – здесь был их общий дом, родной и любимый, а в городе - просто временное убежище. Чужие стены не стоят того, чтобы дарить им присутствие любимых людей, пусть и умерших.
Очередным вздохом прерываю собственные размышления, не давая сожрать оставшееся время, и беру в руки бабушкин портрет, словно плоское цветное изображение действительно может что-то подсказать. Наверняка, окажись тут бабушка, она бы поняла, где искать, но ее нет уже давно, и она точно ничего не скажет.

«Мертвые никогда не выдают тайн,» - даже сейчас слышу голос дедушки, подтверждающий мои собственные размышления. Мертвые всегда молчат, поэтому они самые лучшие хранители секретов...

И только сейчас меня осеняет.
- Идиотка! - Это все, что я могу сейчас о себе сказать, совершенно точно понимая, что не заслуживаю других эпитетов. – Идиотка.
Почему я сразу не догадалась, что если дед и доверит кому-то свои тайны, то только тому, кто совершенно точно не сможет проговориться, тому, кто связан с ним также сильно, как и со мной.
Теперь становится понятным и обилие фотографий в доме, и их отсутствие в городской квартире. Да и фраза Эльжбеты о том, что найти спрятанное может тот, кто хорошо знал деда, обретает смысл. И наши постоянные походы на кладбище наверняка были еще одним намеком.
Дед постоянно намекал. Всегда готовил меня именно к этому моменту – он знал, что однажды кроме меня некому будет раскрыть его тайны. Правда, наверняка он не рассчитывал на мою тупость, иначе оставил бы инструкции попрозрачнее.
И пусть внучка не в полной мере оправдывает чаяния своего именитого родственника, но, по крайней мере, она знает, где в этом доме садовый инвентарь. Так что, пусть и с опозданием, но я найду то, ради чего сюда пришла, в очередной раз пожертвовав чужим доверием и собственной репутацией.
Всего через десять минут я оказываюсь на территории старого кладбища, уже давно и надежно запущенного – в более-менее приличном виде здесь только могилы моих родных, благодаря тому, что дед регулярно к ним наведывался. Меня он таскал сюда редко, за что я ему безмерно благодарна – я не любила смерть и все, что с ней так или иначе связано. Для меня умершие, пусть даже и родственники, всегда казались неким грузом, тянущим в бездну. Каждый из них словно лично приближал меня к той границе, за которой больше нет существования.
И именно поэтому я так и не смогла начать рыть могилу бабушки, когда остановилась у холмика с надгробием. Словно едва я прикоснусь к этой земле, там же и останусь. Возможно, как оправдание собственным страхам, меня посетила мысль, что мои догадки абсурдны, и в таком месте дед не мог ничего прятать – он слишком любил свою жену, чтобы позволять, пусть даже и собственной внучке, так бессовестно тревожить ее тело. Но у меня не было других вариантов – подсказки вели только сюда. Значит, либо копать придется неглубоко, либо сокровище не в самой могиле, а, к примеру, в надгробии.
Последнее предположение кажется даже вполне вменяемым – оно не позволит тревожить ни прах умершей, ни мои нервы. Пусть и относительно.
Решив, что для начала следует осмотреть именно камень, я облегченно выдыхаю и, отбросив в сторону лопату, присаживаюсь рядом на корточки. С первой попытки простой осмотр каменной глыбы не выявляет никаких скрытых мест – обыкновенный цельный камень с надписью, состоящей из имени и даты смерти. Высеченное на камне изображение тоже оказывается единым целым с основой. И только после того, как начинаю ощупывать памятник, и даже слегка отгребаю землю у его основания, обнаруживаю то, что столько времени искала.
За каменным кирпичиком в нише, спрятанной от посторонних глаз слоем земли, обнаруживаю пакет, за которым давно и безуспешно тихо охотится Лайф и моя несообразительная особа. В нем два небольших пакетика с порошками, один из которых странного желто-зеленого оттенка, карта памяти и записка: исписанная мелким дедовым почерком инструкция от дедушкиного успокоительного. Видимо, на тот момент единственное имеющееся у него доступное бумажное средство, и совершенно очевидно, что само послание собиралось второпях. Похоже, дед знал, что на него открыли охоту.
Оглядевшись по сторонам, спешно прячу пакет во внутренний карман, снова прикапываю камень землей, пытаясь придать ему прежний нетронутый вид, и, прихватив лопату, буквально бегу с территории кладбища. Теперь оставаться в поселке нет необходимости.
На бегу вызываю такси, снова называя неверный адрес, и возвращаюсь в дедушкин дом, чтобы вернуть имущество на положенные места. Только там понимаю, что пакет спрятан ненадежно и решаю перепрятать лежащее в нем имущество ближе к телу, чтоб наверняка не потерять в перебежках – что ни говори, а белье наверняка придумано именно для шпионажа, вот пусть и выполняет первоочередную функцию.
Ожидание такси кажется почти пыткой, за время которой я успеваю нарезать несколько кругов по вымершему поселку, пытаясь то ли просто убить время, то ли запутать следы, так что успеваю заметить подъезжающую машину прежде, чем она остановится у нужного дома. И только по включенным фарам понимаю, что провела в поселке слишком много времени - сумерки уже успели опуститься, решительно отмеряя мое время. Остается буквально два часа до комендантского часа и восемь – до положенного времени возвращения, и этот факт начал волновать меня только сейчас.
Получасовой переезд позволяет немного отрешиться и подумать о дальнейшем ходе событий.
Совершенно очевидно, что мое раннее появление Стефан воспримет как добрый знак и непременно захочет ознакомиться с находками. И я почему-то почти уверена, что у него возникнет желание воспользоваться своим служебным положением в случае моего отказа. Возможно, у него даже есть еще один заказчик, во всяком случае тот факт, что он устроил за мной слежку, говорит о побочном интересе. Так что доверять бывшему однокласснику я не могла. Придется либо выжидать время, рискуя столкнуться с патрулем, либо придумать более-менее достоверную версию объясняющую свое раннее возвращение. Проще всего сослаться на тот же патруль, для чего стоит лишний час покататься по городу и появиться в камере почти впритык к комендантскому часу. Главное в этом случае: не нарваться на дрейфующий полицейский пост, потому как их мой конспиративный наряд наверняка неприятно поразит. Значит, возвращаться нужно сейчас и минуя объездные пути, на которых как раз и любили появляться полицейские. То есть по сути – приходится ехать кратчайшим путем.
Такое решение оказывается выигрышным – в это время суток дороги уже пустовали, так что наш путь оказался свободным, и единственное, что мне остается после того, как я выхожу у маленькой парикмахерской, пройти всего два дома до заветного переулка. И этот этап оказывается для меня самым сложным из-за постоянного чувства преследования, заставляющего неплохо понервничать. Так что когда я, наконец, сидя на корточках пытаюсь вытянуть железную решетку, за которой скрывается черный ход в камеру, понимаю, что слишком часто оглядываюсь по сторонам, ловя нереально громкие, как мне кажется, отзвуки эха. Лишь когда подсвеченное окошко поддается на осторожный толчок, расслабленно выдыхаю, понимая, что мой сообщник подумал о возможности моего внезапного появления.
Шепотом позвав Стефана, но так и не получив от него ответа, проталкиваю ноги в окно, и тут же попадаю в капкан чужих рук.
«Стефан меня сдал!» - эта мысль оказывается единственной, и она же заставляет брыкаться и толкать своего ловчего ногами, пытаясь высвободиться из цепких лап. Но кто-то по ту сторону оказывается сильнее – меня просто втягивают внутрь, преодолевая яростное сопротивление и чуть ли не облапывая при этом, а когда все-таки я оказываюсь внутри, зажимают рот ладонью.
- Зацепина, если ты меня еще и покусаешь, Лизе сама объяснять будешь наши отношения, - шипит Стефан, пытаясь одновременно оттащить меня от зоны борьбы.
Уже не сопротивляюсь, только нервно хихикаю, прикрывая рот рукой, чтобы не получалось слишком громко, - видимо, нервный стресс оказывается сильнее моей сдержанности. Несколько секунд наблюдаю, как Стефан под мой сдавленный смех возвращает окну прежний вид, и, совершенно обессиленная, опускаюсь на стоящий невдалеке стул.
- Что так рано? Патрулей испугалась? – Стефан сам дает мне возможность соврать, не приходится даже что-либо придумывать. А ведь я заготовила целую тираду, объясняющую, почему боюсь таких встреч. Теперь же необходимость в пламенной речи отпадала, оставляя за мной только право на окончательный кивок.
- Хоть нашла, что искала? – голос бывшего одноклассника становится даже участливым, но меня эта фраза настораживает – я не говорила ему, что ищу что-то. И все же решаю сыграть до конца, понимая, что попытка вывести приятеля на чистую воду сейчас может оказаться опасной. Поэтому просто отрицательно машу головой и стараюсь говорить, придавая голосу побольше разочарования:
- Теперь даже не знаю, где искать. Думаю, может и не стоит больше?
- Не стоит? Не похоже на тебя, – Стефан заметно настораживается, и ему это плохо удается скрыть. Похоже, я все-таки правильно поступила, решив ничего не говорить ему о находке.
Действительно, не похоже, что я могу просто так сдаться, и я это тоже прекрасно понимаю, потому спешу исправить ситуацию.
- Не знаю, может позже, а то пока я устала, - почти не вру, устала я просто зверски, и не столько физически, сколько эмоционально, так что даже этот маленький спектакль начинает утомлять и потихоньку забирать оставшиеся силы, погружая все глубже в море обмана и недосказанности. Понимаю, что пора заканчивать и нахожу для этого вполне нормальный способ – мой телефон.
- Мне никто не звонил? – интересуюсь, обнаруживая его лежащим на столе возле бумаг.
- Один раз из приемной Энора. Интересовались, насколько у тебя серьезные разногласия с полицией, - задумчиво произносит Стефан, садясь за железный стол. – Сказал, что пока серьезные. Что, будешь сейчас уходить или до утра подождешь?
Прикинув, что до комендантского часа еще вполне успеваю не только выбраться отсюда, но и попасть домой, прошу оформить мое освобождение сейчас. Стефан угрюмо кивает и, прихватив со стола документы, ведет меня по тому же коридору к выходу из участка.
Когда проходим мимо двери с конвоем, спрашиваю о допросе Майкла и, получив отрицательный ответ, искренне изумляюсь, не понимая, почему его все еще не допросили.
- Тебя ждали, - недовольно отвечает Стефан, задавая направление в очередном разветвлении коридоров.
- И  часто так происходит? – стараюсь спрашивать так, чтобы со стороны не было понятно сути разговора. Делаю это не потому что мне интересно – просто действую на инстинктах. Занимаюсь именно тем, чем привыкла.
- Бывает, - голос Стефана подчеркнуто безразличен, словно таким образом он пытается ограничить круг разрешенных вопросов. – Некоторых ждем до сих пор.
Не уверена, что правильно понимаю, на что он только что попытался намекнуть, поэтому задаю уточняющий вопрос.
- Некоторых?
Стефан кивает:
- Тех, у кого есть такая возможность.
- Ты хотел сказать «средства»? – пытаюсь поправить его, чтобы подтвердить или опровергнуть свои догадки, но мы уже выходим в фойе, а значит, время откровений закончилось.
- Я сказал, что сказал, а превратно истолковывать - это уже ваш конек, - довольно грубо отвечают мне, бросая при этом на стол постового бумаги и отдавая короткое приказание «оформлять на выход». – При желании можете обжаловать действия полиции в органы надзора.
Эта последняя фраза обращена ко мне и сказана сухим официальным тоном, пресекающим любые поползновения в сторону дружеских отношений. Так что мне не остается ничего, кроме как проверить возвращаемые вещи, подписать какие-то бумаги и уехать домой дожидаться следующего дня в собственной уютной постели.
День, показавшийся слишком тяжелым эмоционально, на самом деле вышел почти идеальным в том плане, что чаши весов из множества моих бед и разочарований все-таки уравновесились одной большой победой: я нашла то, что искала. Тяжелый компромат на Лайф, из-за которого убили моего деда, сейчас активно загружается на жесткий диск, чтобы, наконец, раскрыть все тайны и загадки и позволить вычеркнуть из моего списка один самый главный пункт.
И пусть ради этого пришлось пожертвовать человеком, который наверняка мог бы оказать мне неоценимую помощь, но итог того стоит! Единственное, что меня по-прежнему смущает, так это бремя предательства, отнимающее изрядную долю радости и гордости за собственные поступки.

_______________________

Надеюсь, я поступаю правильно. Хоть и не ждал от нее такого поступка.
Дневная встреча привела к заточению.
Пусть, если такой способ ей кажется лучшим. Она человек, ей свойственно сомневаться, и она выбрала такой способ разрешить свои сомнения.
Когда появились люди из полиции и заковали меня в наручники, я сразу понял, что это ее план. Проверка для меня, испытание. И я решил покориться.
Поэтому я до сих пор здесь.
Железо на руках звенит от каждого движения. Это неудобно. Надо было снять их еще в машине.
Теперь жалею об этом, но по-прежнему играю роль слабого человека.
Еще настораживает полог тишины, не дающий мне услышать, что происходит снаружи. Думаю, это обычная практика в таких заведениях, поэтому пока я спокоен.
И среди них я не видел Охотников. Это обнадеживает.
Лязг засова я услышал после долгих часов ожидания. Тогда же почувствовал, что за мной наблюдает один из Них, но когда оглянулся, засов закрылся, отрезая меня от происходящего за дверью. Тогда я понял, что они знают.
Знают, кто я.
Теперь остается только ждать своей участи: меня либо отпустят, либо заточат здесь навеки. Большего они сделать не смогут, но и этой малости будет достаточно, чтобы отсрочить возмездие на непозволительно долгий срок. Срок, за время которого сменится не одна череда сенаторов на людских постах. Срок, за время которого меня либо найдут и вызволят, либо забудут и назначат нового полководца.
Срок, за время которого может измениться слишком многое.
И все же я готов этим пожертвовать, если ей это нужно, как доказательство моей преданности.
Она слаба – ей можно ошибаться.
Мне ошибаться нельзя – я делал это слишком часто.