В некоем царстве...

В некоем царстве, в некоем государстве, в городе, что прямо посереди себя расположен, жил да был человек один. Звать его было Онуфрий.
И странным казался город тот Онуфрию: всё сплошь да рядом одни чудотворцы. Какого человека ни возьми – чудотворец. На иного глядишь, вроде не чудотворец, а вполне себе простой человек; ан нет, приглядишься – сызнова чудотворцем оказывается, инда обида берёт. И ладно бы, если бы чудотворцами оные токмо назывались – они ведь ещё и чудеса творили всамделишные…
Сосед у Онуфрия тоже чудотворец был. А занимался этот сосед в основном тем, что днями напролёт молотком по пальцам себя бил. Не сильно-то, конечно, пальцы-то, чай, свои, как-никак больно будет, ежели по пальцам-то сильно молотком ударить. И окромя занятия этого, другим сосед Онуфрия не занимался. А жил он на пенсию, что некое государство всем чудотворцам выплачивало, в основном за счет других чудотворцев. Настучится вот так, бывало, днем, а вечером плачет: «Больно что-то, - говорит, - пальцы ажно ломит. Чтой-то ранее со мной такового не случалося». Пошел он в городскую управу как-то со своею бедой. Там его послушали, выдали орден, присудили звание Почетного Чудотворца с правом безвозмездного проезда на городских извозчиках, и ко всему пенсию ещё повысили. Довольный пришёл из городской управы сосед, сызнова теперь своим любимым делом занимается.
Примерно такими вот делами знакомые все, да родственники Онуфрия и занимались. Сам же Онуфрий жил тем, что по просьбам различным ходил, да поручения различные чудотворные выполнял. Хоть работа сия, в основном, толку и не давала, но доход какой-никакой таки приносила. Тем Онуфрий и пробавлялся. И чем дальше время шло, тем чаще Онуфрия дума посещала, что вот-де неправильно он живёт, да делами всякими суть бесполезными занимается. Попробовал тогда Онуфрий другое: сначала сено сажал, посадил три снопа, на том огородничество оное и остановилось. Потом собак пасти решил, да не получилось: разбегается живность сия. Потом еще много чего делал, всего и не перескажешь. И настал час, когда понял он, что ни одно дело в городе, что прямо посереди себя расположен, пользы никому не принесет, а самому Онуфрию и тем более.
Одолела тогда кручина Онуфрия, сел он на крыльцо и заплакал: «Отчего я не чудотворец? Хоть, может, и занимался бы непотребствами разными, да хоть дум у меня тогда эдаких горьких не было бы. Отчего же похабщиною остальные маются, да над этим и не задумываются? А коли задумываются, то на шутку да зубоскальщину всё переводят. На кой я таким народился, что даже и поговорить не с кем по-человечески?»
Мимо крыльца же старец один проходил. Услыхал он слова Онуфриевы, да и вопрошает: «А не ты ли Онуфрий будешь?». «Аз есмь, дедушка». «Ты накорми меня да напои,- молвит старец, - а я расскажу кое-чего». Вынес снеди Онуфрий из дому, поставил перед старцем, сел, да смотрит: что оный делать станет.
«Да уж, Онуфрий,- старичок ему,- щедростью ты не отличаешься, будь на твоём месте другой кто, я бы и не рассказывал ничего. Ну да ладно. Родился ты не здесь, не в городе чудотворцев, а в дивном славном граде Горнем. Люди живут там в радости великой, все в делах потребных, а чудотворцев туда и не пускают вовсе. Но захотелось тебе однажды мир посмотреть, и пошел ты один неведомо куда. По дороге память-то и потерял, забыл, как в град Горний вернуться. Подскажу я тебе, как это сделать можно, но, чтобы ты мне поверил, глянь-ка сюда сначала». И кажет старец Онуфрию картинки расписные: на одной сам Онуфрий в городе чудотворском, да так похоже, как в воде вроде отражение. На другой опять же он, по дороге бредёт, без памяти совсем, видно. А на третьей – град Горний нарисован.
Как посмотрел Онуфрий на картинку-то на третью, так у него слезы из глаз и потекли. «Как же вернуться мне, дедушка?»- спрашивает. «Лежит град Горний за высокими горами, за широкими морями, за пустынями мертвыми, да за дебрями неходимыми. Добраться туда можно, только смастерив машину летучую. Поведаю я тебе о постройке машины такой, да и пойду далее. Не один ты ведь ушел из того города». И начал старец рассказывать, как ту машину сделать. Слушал это Онуфрий, слушал, а старец всё рассказывал да рассказывал. Устал уже Онуфрий, увидел то старец, да и говорит: «Основу-то ты теперь знаешь, а через то и остальное поймёшь. Пора мне теперь». Поднялся, да пошел дальше. А Онуфрий спать лёг.
Проснулся он наутро и не поймёт – то ли вправду старца видел, то ли во сне. Вспомнил про машину, и сразу же строить взялся. Долго ли коротко строил, выбрал день ясный, и решился проверить. Залез внутрь, да давай вверх подниматься. Совсем невысоко поднялась машина та, но увидел Онуфрий вдали и горы высокие, и моря широкие, и пустыни мертвые, и дебри неходимые. А за ними – совсем почти не видно, блеск один – град Горний. А полететь к ним нельзя – машина не готова ещё. Опустился тогда снова на землю Онуфрий и обрадовался – хоть ещё работы и много, а всё ж ясно – не зря она делается. И взялся за машину пуще прежнего.
И я у того Онуфрия давеча был. Пива, правда, не пил, чего уж скрывать. Машину зато видал – штука диковинная. Сосед Онуфриев, чудотворец, говорит: лучше уж с колокольни с крыльями спрыгнуть – и то скорей полетишь. Да только не согласен я с соседом тем: нет у меня веры чудотворцам...