Битва за днепр

О войне мой папа рассказывал крайне редко. Если и вспоминал за праздничным столом в день Победы, то обычно какие-то веселые моменты фронтовой жизни. Как будто был там лишь для того, чтобы похохмить да поприкалываться. И даже когда уже стал седым ветераном, ни разу из его уст не слышала привычное, стариковское: «Вот в наше время… Вот наше поколение… Я воевал, кровь проливал», и тому подобное. Никаких льгот себе не требовал. И лишь однажды мы услышали от него довольно подробный рассказ об одном из боев за Днепр, участником которого он был. А причиной тому стало, казалось бы, радостное событие.

В тот день отец пребывал в отличном расположении духа. Стоял в прихожей, облокотившись на холодильник, и курил свою «Приму». Сигарет с фильтром он не признавал. Вставлял её в красивый длинный мундштук и с наслаждением пускал клубы дыма. Раздался звонок телефона. Он поднял трубку и ответил. Я обратила внимание, как менялось выражение его лица в ходе разговора. Вернее, он только слушал и лишь в конце сказал: «Так точно. Вас понял. Буду». Закончив разговор, как-то обессилено опустился на стул и слегка дрожащими пальцами вновь прикурил. Взгляд стал суровым. А в глазах отражалась такая боль, что я испугалась.

Вначале подумала, папа получил очередное известие о смерти кого-то из близких. В последнее время это случалось все чаще. Друзья уходили один за другим. Кто от болезни, кто от старых ран. Я подошла, обняла его за плечи и спросила, что случилось? Но он был так взволнован, что покачал головой и коротко ответил: «Потом».

Оказалось, в честь сорокалетия Победы, он представлен к награде орденом Отечественной войны 1 степени. Мама по такому случаю накрыла праздничный стол. Отмечали в тесном семейном кругу. Выпили по стопочке, поздравили нашего ветерана. Я для тоста даже стихи сочинила. Корявые, неумелые, но от души. Отцу понравились. Точно не помню, но звучали приблизительно так:

 Вот сидит он перед нами
Лысый, старенький, седой
Смотрит грустными глазами
В прошлом, парень молодой
Папа, что опять взгрустнулось?
От чего твой взор поник?
Иль, лихое вспомянулось?
На войну вернулся в миг.
Не грусти, отважный воин
Здесь сидят твои друзья
Ты всех почестей достоин
И грустить тебе нельзя          
            
******
Что тут долго рассуждать?
Предлагаю тост поднять!
За  солдата смелого
Того Сашку Белого
Что шел когда-то на войну
Защищать свою страну.

Отец сидел непривычно молчаливым и задумчивым. Потом, положив орден на ладонь, погладил его и тихо произнес:
-Вот и нашла меня моя награда, - он тяжело вздохнул, немного помолчал и продолжил. – Долго ты шла ко мне, голубушка. А ведь это не просто орден, - обратился отец к нам. – Вроде бы, друзья мои погибшие задают вопрос с того света: «А правильно ли ты прожил дарованную тебе жизнь, Сашка? А успел ли ты сделать то, чего мы не смогли? Не опозорил ли ты честь солдата в суете дней?»
-Пап, - удивленно поинтересовалась я, - так ты ещё в войну был награжден этим орденом? А почему не получил раньше?
-Война, дочь, - ответил он, закуривая. – Война пишет свои сюжеты. Порой, непредсказуемые. Сегодня я хочу поведать вам, дорогие мои, о тех трагических событиях.
И папа стал рассказывать. Я попытаюсь передать вам эту исповедь его словами. Без лирических отступлений и художественных прикрас. Именно так вспоминал эти события старший сержант отделения связи артиллерийского полка Белый Александр Иванович.

Осенью сорок третьего это случилось. Подошли мы к водной преграде уставшие и вымотанные.  Задачка нам предстояла нелегкая - переправиться через Днепр. Это вам не Шайтанка, что у нас в Салехарде. С могучей рекой шутки плохи. Вброд не перейдешь. А немец в ту пору злой был. Видать Гитлер хвоста-то своим генералам за поражение под Курском накрутил не хило. Окопались фашисты на правом берегу крепко. Надеялись остановить наступление советских войск. Утопить нас в реке и повернуть ход военных действий. Артобстрелы не прекращались ни днем, ни ночью. Да и с неба утюжили не переставая.

Мое отделение связи к артиллерийскому полку приписано было. На чем попало, не переправишься. Понтоны, плоты готовили для переброски орудий.  Тогда каждый из нас надеялся, Днепр бы переплыть благополучно, а там уж дело пойдет. После Курска настроение было приподнятое. Один из моих бойцов, казах Алтынбек, молился своему Аллаху неустанно. Ни есть, ни пить не мог.   Он в степном ауле кроме грязного арыка с роду воды не видывал. Для него Днепр, что море-океан. Другой из отделения, Степка, неисправимый юморист и балагур, над ним все подзуживал. А если честно, у всех душа не на месте была.  Кому ж охота на дне реки вечный покой обрести? Ни могилки тебе, ни крестика.

Ближе к ночи, подходит ко мне этот самый Алтынбек и шепчет:
-Камандира, на понтона ехать не нада. Немца пушки бомбить будет сразу. Кирдык нам. Лодка нада искать. Маленький лодка лучше.
Я понимал, что он прав. На лодке, конечно, безопаснее. Если с неба бомбить начнут, то прямиком целить в понтоны и плоты станут. Хотя, взрывной волной и лодку перевернет. Удалось нам подсуетиться к какой-то лодчонке. Запрыгнули. Управлял ею бывший матрос. Ловко нами командовал. Ветер был сильный, течение там быстрое. Только благодаря этому парню и с накатами свинцовых волн справились, и от взрывов увернулись. Страху натерпелись, водички наглотались, но добрались относительно благополучно. Мокрые с головы до ног, однако, живые.

Когда на берег ступили, облегченно вздохнули. Думали, самое страшное позади. Да не тут-то было. В том месте не земля, один сплошной песок. Без передыху, сразу вперед потопали. Подальше от реки. Предстояло нам отбить у немцев село Деражичи. Вроде, так называлось. Ой, - покачал головой отец, - как тащили орудия и снаряды по песку, страшно вспомнить. Песок набивался во все дырочки. Рот, нос, глаза, уши. Ладно, хоть в дороге не бомбили. Наша авиация поддерживала. В небе мессеров отгоняли.  Долго тащились. Чуть живы, подошли к месту боя. Стали окапываться. А окопы-то не держатся. Песок осыпается. Пушки вязнут. Никакого укрытия. Спрятаться негде.  Одни куцые заросли кустов.

Стали готовиться к атаке. Артиллеристы пушки на прямую наводку выкатили. Впереди стрелковая рота залегла. Мы втроем - я, Алтынбек и Степан в кустиках обосновались. Остальные из отделения, где-то в другом месте. Перекусить решили, пока, суть да дело. Только котелки, ложки достали, и тут началось. Опередили нас немцы. Сначала минометный обстрел, а потом и с неба бомбы посыпались. Ад кромешный. Смерч из песка и осколков накрыл все. Наши орудия ни одного выстрела сделать не успели. Залегли. В песок, как ящерицы зарылись.
 
Вдруг, обстрел резко прекратился и танки пошли. С брони пехота, как горох сыплется. Грозно так надвигаются. Ровненько. Моторы гудят, а позади шлейф из песка. Страх божий. Раздавили бы нас эти махины, как червей.
 
И в это время наши стрелки дрогнули. Рванули обратно к реке. У них рота только после переформирования. Считай, одни новобранцы. Пороху ещё не нюхали. Вот нервы и не выдержали. Я, мордой прямо в колючий куст, уткнувшись, лежал. Кто-то из отступавших, мне на ногу наступил.  Ругнулся, глаза открываю и вижу, из-за ближайшего к нам орудия офицер молоденький выскакивает. В руках пистолет и первого попавшегося беглеца за грудки хватает, орет чего-то. Отбросил его на землю. Другому, с ходу в торец. Сам в полный рост. Ужом туда-сюда крутится. Пытается солдат остановить.

А я командира этого расчета знал хорошо. Пацан совсем. Еще моложе меня. Лет двадцать. С ускоренного выпуска артиллерийского училища. Из интеллигентов, видать. Маленький, рыжий, глаза круглые. Губастенький такой.  Голос писклявый, как у котенка. И имя смешное – Илларион. «Старички» над ним посмеивались. Губошлепом Лариком прозвали. А тут, откуда что взялось? Орет так, что взрывы перекрикивает. У него в расчете почти все погибли.  Один раненый боец остался.  Лейтенант нас увидел, кричит: «Слушай мою команду! К орудию! Заряжай! Стрелять буду!» И прямо в меня целится. - Ну, стрелять-то он, конечно, не стал бы, - усмехнулся рассказчик. - Что нам его пистолетик? Когда рядом мины рвутся.

Я своим ребятам скомандовал. Подползли к покосившейся пушечке. Залегли. Гляжу, рядом ящики со снарядами. Одно попадание и пипец нам.
«Эх, была, не была, - думаю. – Помирать, так с музыкой». Кто куда распределились. Я к наводке. А ниче ж не соображаю. Куда крутить? Как целиться? Но схватился я за этот рычаг, как утопающий за соломинку. Алтынбек - заряжающим, Степка снаряды подавать. Ларик орет: «Огонь!» Жахнули, куда не попадя. И ведь что интересно. С первого выстрела тот танк, что прямо на нас пер, задымился. Дуракам, как говорится, везет. Закрутился он в облаке песка и черного дыма. Дальше уж мы без остановки. Огонь! Огонь! Не зги не видать. Гул сплошной, а лейтенант так и стоит в полный рост, рукой отмашку дает. Ну, заговоренный, прям.

 Потом, ещё одно наше орудие «проснулось». За ним другое, третье. Да и стрелки опомнились, вернулись на позиции. А куда бежать-то? Позади только батюшка Днепр. Сколько все это продолжалось, не скажу. Снаряды мы все перестреляли. Затишье наступило как-то внезапно. Песок немного осел. Перед глазами подбитые, исковерканные машины. Далеко впереди ружейные выстрелы слышны. Снаряды уже не рвутся. Стрелковая рота в атаку пошла. «Урааа!!!», - вперемежку с матюгами доносится. - Прости меня господи, - устало произнес отец, - но, за Родину, за Сталина никто не орал. Матюги отборные и ура.

Лежу, боюсь пошевелиться. Пытаюсь прийти в себя. В ушах звенящая непривычная тишина стоит. И вдруг рядом раздается какой-то противный скрежет, прям, ножом по сердцу. Я аж вздрогнул. Оглядываюсь. Алтынбек наш, весь в песке, глаз не видно. Ложкой по дну котелка скребет. Кашу доедает. Перед форсированием свою пайку не съел от страху. Наверстывает опущенное.
-Жив, - говорю, - курилка? Как тебе эта каша в глотку лезет?
-Алтынбек помирать никак нельзя, - отвечает. – Дома шесть дочка. Жена. Мать старый, больной. Нада аул идти. Ещё сына радить нада. Наследник рода должна быть.
И тут такой ржач на нас напал. Хохотали до икоты, до слез. Стали ребята из песка вытряхиваться. Руки, ноги ощупывать. Головой мотать. Лейтенант тоже писклявенько похихикивает. Голос-то совсем сорвал.
-Кушайте, кушайте рядовой Нузарбаев, - вежливо так, по-интеллигентному к солдату обращается. – Сына сделать, большая сила требуется.

Тут уж я совсем от хохота покатился. Че он там про мужскую силу знает, думаю. Поди, девчонку-то ни разу в жизни не целовал. Ещё туда же.
Ладно, отсмеялись, успокоились, давай гадать, сколько из подбитых танков мы поразили. Глядим, вдали машина командирская остановилась. Близко-то не подъехать. Все перерыто взрывами, исковеркано. Потом, двое к нам подошли. Генерал и ординарец его.

Лейтенант на вытяжку перед генералом. Стал обстановку докладывать. Но офицер махнул рукой, обнял его и фамилию спросил. Затем велел ординарцу наши данные записать. Всех нас к ордену Отечественной войны 1 степени, а командира орудия обещал к званию Героя представить.

Ведь именно он, губошлеп Ларик, повернул ход сражения за мало кому известное село Деражичи. Конечно, это не Сталинградская битва и не Курская Дуга. Только ведь именно из таких маленьких боев, не прописанных в энциклопедии войны, складывалась тяжелая битва за Днепр. И, в конце концов, слагалась наша общая победа над фашистами.

Отец в это время сидел какой-то беспомощный, растерянный, сгорбленный.  Совсем на него не похоже. Он плакал. Мой папа плакал! У него не было фотографий друзей. Он просто держал в руках свой орден и тихо говорил:
-Только так и не стал Героем Советского Союза Илларион Подольский, - тяжело вздохнул отец. - Когда ординарец наши данные записал, и они с генералом отправились обратно, лейтенант бросился им вдогонку. Наверное, хотел, чтобы и его погибшим бойцам хоть посмертно ордена вручили. Подбежал, что-то говорить стал и тут взрыв. Видать, на мину напоролись. Уже у самой машины, - он на минуту замолк.
-Не родил наследника маленький казах Алтынбек Нузарбаев. Убит на следующий день. Не стал знаменитым артистом весельчак Степан Назаренко. Погиб при штурме Кенигсберга. Да скольких я друзей схоронил за годы войны, - продолжил папа, беря в руки рюмку. – А сам вот до сих пор живу. За всех них живу. Так давайте же выпьем стоя, и не чокаясь. Вечная им Память.

Вот такие воспоминания всколыхнул в душе старшего сержанта запаса полученный орден. Отец ушел от нас в 1989 году. На мой взгляд, он ни разу в жизни не опозорил ЧЕСТЬ солдата Великой Отечественной. Прожил достойно, как смог.