Родом из СССР ч. 3, гл. 1

                Родом из СССР ч.3

                Ч А С Т Ь   3.          Г л а в а  1.

           Перед тем, как к нам приехали гости из Варшавы, я уже две недели как работал на Хладокомбинате. За этот время у меня уже выработалась привычка - залегал спать в десять часов вечера, а вставал в половине шестого. Мама (которую я часто называю Белкой) хотела, чтоб я укладывался в постель ещё раньше, часов в девять. Но я решил, что это слишком: - «Ага! Как закончится «Спокойной ночи, малыши», так и на боковую? Вот спасибо!»
           Белка понимала мой невесёлый юмор и постепенно привыкла, что заваливаться на боковую я буду, когда хочу. Я же в свою очередь старался выдерживать намеченный себе график, чтоб не травмировать лишний раз мамино сердце. Оно и так излишне волновалось, с тех пор ещё, думаю, как я отправился в первый класс.
           Ведь до того момента, почти до школы, она везде сопровождала меня, находясь всегда рядом – сначала в яслях, потом в детском саду. И вдруг пришлось отдать сына малознакомому классному руководителю, и видеться уже не так часто, как ей хотелось бы. Хотя Галина Николаевна – учительница первая моя – почувствовав в Белке страстную любительницу познавать окружающую действительность, старалась подключать её ко всем путешествиям нашего класса по Москве. И мама охотно бралась сопровождать с ней нашу, постоянно расползающуюся во все стороны, группу вечно галдящей ребятни в походах по музеям, выставкам или театрам. Как Белке удавалось сочетать всё это с работой в больнице, куда она устроилась после учёбы вечерами в медицинском училище, того я не очень понимал. Но ей удавалось совмещать свои выходные с нашими похождениями, беря отгулы, за переработку.
           Так что мама никогда не отказывалась добывать билеты в театр или кино на весь наш класс или заказывать экскурсию в Третьяковскую галерею. В итоге отправлялась с классом, учиться вместе с нами, смотреть картины. И так же, как мы она удивлялась творениям Репина, Васнецова или Иванова, увидев их уже совершенно по-новому. Маме как-то удавалось подключиться к восприятию всех этих художеств моими новыми друзьями по классу, увидеть картины глазами моих сверстников, что ей и заметила однажды с улыбкой «учительница первая моя», да и всего класса. Мама ей тогда прокомментировала, что такому общению с детьми она привыкла ещё со времени работы в детском саду. Включаясь в миропонимание детей, с ними легче общаться.
           Но возвращаюсь к основной теме повествования. Итак, я две недели уже работал, и даже принёс маме аванс свой – тридцать рублей – чему она сильно обрадовалась. Она этим летом в поликлинике, куда снова устроилась после тяжкого труда в реанимации, работала всего на одну ставку, чему я был очень рад и просил её «не поддаваться на провокации», даже если её очень будут просить, подработать за кого-нибудь. Есть более молодые медсёстры – убеждал я маму – вот пусть они и зарабатывают себе на обновы, на поездки по красивым местам Советского Союза или же по местам боевой Славы, а мы уже достаточно поколесили с ней и пусть она немного отдохнёт. Работая на ставку, Белка могла «попрыгать» по магазинам, и, может быть, даже достать что-то из продуктов к приезду гостей.
           Тут надо сказать, что с продуктами в Москве становилось всё хуже и хуже. И хотя мы жили в районе, где «ютились» дети Брежнева, Суслова и прочих вождей, и как говорили москвичи с окраин – с продуктами у нас ещё ничего, жить можно – застать в магазине желаемое не всегда удавалось. Иногда из Стратегических запасов на прилавок «выкидывали» тушёнку, которую так любила и постоянно требовала с мамы бабушка. Но такие продукты, которые «выселили» из подвалов Кремля, надо было ещё застать в магазине, а потом достоять до начала длиннющей очереди. И то, до конца процесса, над всей очередью нависала тягостная интрига - достанется или нет? Но Белка как-то потихоньку заполняла долгоиграющими продуктами наш холодильник. И тихо радовалась этому. Мало того, что стоять могут долго, ещё же и вкусные, да и быстрого приготовления продукты. А что нам надо, когда приедут два юных любящих поесть поляка? Накормить их, и вести смотреть Москву, по которой они, наверное, соскучились.
           Обжорами я их считал, вспоминая, как они хорошо ели у себя дома, четыре года назад, когда мы гостили в Польше. Петька, будучи тогда пареньком лет шестнадцати, почти не вырос, с тех пор, как я видел его в Москве, но на еду набрасывался, как крокодил. Слова «обжора» и «крокодил», как раз и говорила их мать – тётя Аня, каждый раз, когда Пётр просил добавку: - «Ешь, как крокодил, - выговаривала она тихо, на польском языке, к которому я уже привык тогда, - но не растёшь вверх, а только в ширину». И добавляла уже на русском языке для Белки: - «Ругаю Петьку, что не растёт».
           Мама улыбалась, примирительно: - «Вырастет, куда он денется?» Но я уверен был – Белка прекрасно знала, что если уж не вытянулся парень до шестнадцати лет, то и в двадцать он будет такой. Я допускал, что Пётр приедет таким же, каким я его видел четыре года назад – разъевшимся, до квадрата и с умом десятилетнего ребёнка. Он до двадцати лет – как писала тётя Аня – не может, окончить школу, которая в Союзе звалась семилеткой. Сейчас у нас уже положено доучиться до восьмого класса, когда лентяев выгоняют в Технические Училища. И, кстати сказать, там они, после хорошо в Москве известной школы, (как наша, под номером 112), набирают такой вес, что задирают носы. Так получилось у Ванта из нашего класса - лентяй и погубитель девушек, похожий на Сергея Есенина, стал нахальным и вальяжным «пятёрочником». Чуть по другому получилось у моего друга Алексея – он, в училище стал учиться хорошо, потому что его устроили – Белка тоже тому способствовала – в то училище, куда он хотел. И даже стал учиться в школе рабочей молодёжи, чтоб получить аттестат за десятилетку.
           Вернее Алёшку заставляли учиться, в том же училище, по вечерам, мотивируя, что без окончания средней школы, в армию не возьмут. А в армию Алексей хотел – это я знал. Во-первых, ему хотелось поехать в любой конец Союза и хоть из окон вагона посмотреть на  красоту наших городов. Так на него подействовали мои рассказы, что мать наша общая – а моя любимая Белка, проехалась от Москвы до Дальнего Востока, почти не выходя из поезда, но столько запомнила – из рассказов людей, из увиденного её собственными глазами, что даже писала стихи. Алёшка, хоть и был тугодум, но за стихи Белки зацепился и захотел их услышать. А поскольку это было после смерти тёти Насти – его матери, то я не посмел отказать. И читал то, что запомнил о Байкале, о заключённых, которые строили тоннели, по которым нёсся мамин поезд. Потом зацепил Сталина – а как же без него – мама, тогда ещё маленькая, знала или ей кто-то рассказал, как издевался наш Великий вождь над народом. Как упрятывал самых хороших (иногда очень талантливых) людей в лагеря, на тяжёлое строительство, чтоб они там погибали. Алёшка удивлялся, что Белка и девочкой была такая наблюдательная и даже умела высказать свои мысли в стихах. Это его поразило. Сам, насколько я помню его с первого класса, всегда не дружил с художественным словом. Но перед смертью его матери полюбил песни Высоцкого – больше блатные, чем укоротил жизнь тёти Насти. Но и стихи моей Белки его смутили:
           - Я и не знал, что тётя Реля пишет стихи с детства. Она, наверное, и твоё детство описала в картинках? Нет? – на моё покачивание головы. – А почему?
           - Сам подумай. Я не успел родиться, как меня в роддоме, в Симферополе, заразили детской чумой. И потом мы с этим заболеванием, которое называется по медицине – вот забыл! Ранний склероз, ты, Алёшка, не удивляйся.
           - Мне достаточно названия детской чумы – мне про неё бабка бубнила, которая до встречи с твоей мамой не знала, кто такой Пушкин. Но о болезнях знала много и любила рассказывать. Детская чума – от неё раньше мёрли дети. Говорю, как Арина Родионовна мне толковала. Знаю, что не мёрли, а умирали, но так она и говорила.

                продолжение - http://www.proza.ru/2016/10/13/933


Рецензии
Настоящая мать всегда волнуется за своё дитя, в независимости от возраста. А Реля - просто героиня. Сопровождала сына и в саду и в школе - это редкость для советской женщины.

Татьяна Мишкина   31.03.2017 19:00     Заявить о нарушении
Спасибо, Татьяна! Калерия широко понимала "быть матерью", а многие сужают это понятие до "подзатыльник - каша - школа"..

Александр Карпекин   03.04.2017 02:38   Заявить о нарушении
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.