Не в свои сани

Нас втопчут в грязь - при всём честном народе.
Любовь оставит свет на простынях...
Мы думаем - что женщин знаем вроде.
Как трудно ехать - не в своих санях!...

Субботние дни всегда несут неожиданность; трудовая неделя закончена, впереди воскресенье, когда можно отоспаться, и никогда точно не знаешь - какую машину увидишь сегодня во дворе - милицейскую или "Скорой помощи", а то и обе сразу. Не каждый день бывает суббота, и уставшие за неделю трудящиеся желают отдыхать - как выражается мой приятель - на весь отлуп...
     Утром скрипнул тормозами под моим окном знакомый "жигулёнок". Игорь приехал, догадался я, глядя на мешковатую фигуру бывшего чемпиона области.
     Игоря я знал давно. В свои тридцать семь имел он всё, что и полагается иметь в таком возрасте: машину, жену, не очень обременительную работу и двоих детей, старший из которых уже потихоньку таскал сигареты из отцовской пачки.
     Как и большинство людей, женившись, Игорь отказал себе почти во всём. Лишь два пристрастия пронёс он сквозь годы, пристальные взгляды жены и болтовню дворовых кумушек... Первой было влечение к женщинам, второй - красный перец, который он доставал одному ему известными путями.
     От постоянного пребывания за рулём фигура Игоря, бывшая некогда стройной и мускулистой, деформировалась и отяжелела, а лицо с правильными чертами украшал тяжёлый овал второго подбородка.
     Я - в свои тридцать - имел отдельную двухкомнатную квартиру, бывшую жену, не очень обременительную работу (тоже бывшую). Зато был я высок, "строен до умопомрачения" - как сказала одна из моих подруг (должен признаться - тоже бывшая), обладал громовым голосом, холёными руками так и ненаучившегося играть пианиста и галантными манерами разорившегося аристократа. Кроме того, неплохо танцевал, а в минуты особой радости глаза мои загорались огнём, от которого дамы ёжились и тянулись к рюмкам, словно перед ними сидел сам Сатана...
     Лицо моё приводит в ужас молоденьких и глупых "мусек", а женщины зрелые подолгу вглядываются в него усталыми глазами. Зубы у меня неправильной формы и испорчены кариесом, но я не стесняюсь обнажать их в широченной улыбке старого ловеласа и этакого рубахи-парня. Привыкший задумываться обо всём, что меня окружает, я стал обладателем того типа мышления, которое так шокирует дураков и озадачиват людей думающих...
 - Сегодня в семь приезжаю с двумя тёлками! - сообщает Игорь вместо приветствия.
 - Колбасы не забудь! - напоминаю я.
     Несколько секунд он смотрит на меня как пьяница на своё отражение в зеркале после двухнедельного запоя...
 - Всё будет, Серёга!... Я там перчику припас! Яблочек, сырку...
 - Ты мне про яблочки не заливай! Колбаса чтоб была! - напоминаю я.
 - Так будешь дома в семь часов?
 - Куда ж я денусь!...
 - Тёлки - нищтяк! - от возбуждения он начинает расхаживать по комнате. - Одна - Маринка из "Галантереи". Классная тёлка!... Может, видел? Рыжая такая...
     В моём воображении возникает бурёнка костромской породы в окружении зубных щёток, пепельниц, матрёшек и пыльных чемоданов.
 - Чего ты лыбишься, чёрт длинный! - гость принимает боксёрскую стойку (спортивное прошлое напоминает о себе) и наносит мне шутливый удар в плечо.
     В ответ я делаю страшное лицо и с криком "И-и-Я" лягаю его в живот. Он проворно отскакивает и натыкается на буфет. Сверху падает здоровенная луковица и ударяет его по макушке.
 - Заполучил? - торжествую я.
     Он поднимает луковицу и кладет на стол:"Пригодится для салата...".
 - Значит, будешь дома в семь?
 - Буду-буду, - успокаиваю я. - Сигарет захвати пару пачек! А то эти женщины - сам знаешь, - то не курят, а как придут куда, так одну за одной!...
 - А мы их "Астрой" будем угощать! Пускай к нашим привыкают!...
 - Не к нашим, а к вашим! - уточняю я.
     Игорь усмехается и уходит.
     Некоторое время я размышляю - не протереть ли пол влажной тряпкой, чувствуя, что заниматься этим не хочется. "Не красна изба углами, а красна пирогами!" - вспоминаю я народную мудрость и, успокоенный, усаживаюсь в кресло. Мудростей этих я знаю можество и, всякий раз, когда нужно что-то делать, но желания никакого, я вспоминаю подходящую и - вот уже оправдан самим народом!...
     В половине седьмого я облачаюсь в лучшую рубашку, повязываю галстук и окидываю комнату внимательным взглядом. На письменном столе небольшая свалка из наполовину исписанных листков - так и оставим, рабочее место писателя. Словари на полке стоят неровно - не трогать! Значит, ими пользуются.
А вот журнальный столик следует протереть (за неимением обеденного, он заменяет и его). Это для гостей дорогих и всё такое...
     Последний взгляд в зеркало - вполне солидно. Только в глубине глаз проглядывает одинокий и встревоженный человечек, испытывающий робость перед незнакомыми людьми... "Дорогу осилит идущий" - вспоминаю я подходящее изречение (кажется, из Библии), загоняя робкого малыша подальше вглубь...
Не следует слишком долго разглядывать себя в зеркало. Это занятие может вызвать приступ чёрной меланхолии, демонстрируя проделки времени. А рассуждать о бренности всего живого накануне пира совсем ни к чему; этак можно додуматься до никчёмности предстоящего мероприятия...
     Дверной звонок отрывает меня от невесёлых размышлений.
     Игорь стоит на пороге - элегантный, как овдовевший гиппопотам, видавшее виды трико и кожаная куртка.
 - О!... Ты даже при гавриле! - одобрительно восклицает он, вручая мне два пакета. - Мы заходим!...
 - Дверь будет незаперта, - предупреждаю я. Ибо в последнее время стал замечать повышенный интерес к моим гостям со стороны соседей. Иначе чем ещё объяснишь тот факт, что сразу после звонка двери соседских квартир приоткрываются и в темноте образовавшейся щели мерцает всевидящее око общественности!...
     Я усаживаюсь за письменный стол и принимаюсь барабанить по клавишам пишущей машинки; пусть гости с порога проникнутся творческой атмосферой, понимая, что оказались не где-нибудь, а в квартире писателя...
     Скрипит входная дверь, шуршат снимаемые плащи, негромкие голоса...
Я не двигаюсь с места; наблюдать за процедурой раздевания, а тем более разувания - я не люблю. Много ли радости видеть, как молодая красивая женщина, согнувшись, терзает заклинившую молнию, досадуя на себя, на этот чёртов сапог, да и на зрителя - экий болван! И чего уставился?...
     Выждав несколько минут, я поднимаюсь из-за стола. И как раз вовремя - в гостиной появляется первая гостья.
     Господи! Спаси и помилуй! Она чуть выше среднего роста, с маленькими глазками, а вот носа хватило бы на полдюжины голливудских мордашек.
 - Марина! - представляется она.
     Я называю себя, глядя поверх её головы. Мне не терпится рассмотреть вторую гостью. Может, хоть она порадует душу, истосковавшуюся по классичским формам!...
     Игорь вводит женщину в роскошном платье из сверкающей материи. Это мерцание поначалу вызывает  в памяти воспоминание о рождественской ёлке, потом о косяках дохлой рыбы, выброшенной за борт по вине нерадивого заготовителя... Я церемонно раскланиваюсь, касаясь губами шершавой руки, замечая при этом свирепое выражение на лице кавалера; бывший чемпион на правах сильного уже определил для себя поле деятельности, решив, что Наташа, чья внешность не идёт ни в какое сравнение с внешностью подруги, принадлежит только ему. Ну, это мы ещё поглядим, кому она достанется! Ещё не вечер!...
 - Вы пока здесь посидите! - командует он. - А мы приготовим чего-нибудь...
 - Ты Мариной занимаешься, а я Наташей! - яростно шепчет он на кухне.
     Я рассеянно киваю, занятый изучением содержимого пакета... И в душе моей просыпается тревога.
 - А колбаса где? - сварливо вопрошаю я, созерцая горку стручков и яблок.
 - Какая колбаса?
 - Брось придуриваться! - я подступаю вплотную. Мне наплевать, что он бывший боксёр, за полкило докторской я готов сразиться с самим Кассиусом Клеем. - Ты мне утром что обещал?...
     В это время на кухне появляется Наташа.
 - Может быть, вам помочь?
     Голос у неё хрипловатый, глаза светятся торжеством; небось, подумала, дурёха, что мы из-за неё шумим... Стану я из-за обляпанных тушью ресниц с другом ссориться!...
 - Вы умница, Наташенька! - восклицаю я. - Смотри, Игорь! Вот настоящая женщина! Презирающая всякие там эмансипэ!... Имено таких женщин воспевают поэты всех времён и народов!...
     Я вручаю женщине кухонный нож и покидаю кухню.
     Марина сидит на диване, разглядывая дырку на своём чулке. Не замечая её смущения, я разражаюсь тирадой на тему, что красивой женщине не подобает сидеть в одиночестве. После чего провожаю её на кухню, где уже вовсю кипит работа... Перец Игорь готовит только сам. Тщательно промыв сморщенные стручки, он нарезает их аккуратными колечками. Проделывая это вслепую и автоматичски, ибо взгяд его прикован к вырезу Наташиного платья.
 - Смотри, без пальцев останешься! - предостерегаю я, забирая нож у пожирателя перца. - Марина тож хочет помочь!... Правда, Марина?...
     Я улыбаюсь Марине, вспоминая эпизод из фильма "укрощение строптивого", где главный герой едет на тракторе по улицам своего городка, волоча за собой кровать с полуобнажённой красавицей - Орнеллой Мути. Зрительная память у меня прекрасная, поэтому улыбка получается - что надо, нежная, полная затаённго желания и восхищения. Кухонный нож Марина принимает с таким видом, будто это не домашняя утварь, а скипетр, делающей её королевой сегодняшнего вечера... Она принимается орудовать ножом, я делаю Игорю знак и мы удаляемся.
     Магнитофон наполняет гостиную звуками итальянских мелодий, которые так любят женшины и терпеть не могут настоящие мужчины... Гость ещё раз напоминает мне о распределении добычи. Я рассеянно киваю и он успокаивается...
Не проходит и десяти минут, как столик уже заставлен тарелками. Колбаса, слава Богу, есть. Правда, немного. Разлив по первой, я отпраляюсь на кухню и приношу ванночку со льдом. Бросаю в свой бокал сразу три кубика. Остальные с интересом наблюдают за моими действиями.
 - Виски со льдом! - поясняю я. - Истинно американский напиток!... Кто-нибудь желает?...
     Желают все.
     Первый тост за хозяина этого дома, за меня стало быть. Гость начинает рахваливать любимый перец, но я молча придвигаю к себе тарелку с колбасой. Теперь я спокоен. Спиртное уже побежало по телу, окрашивая окружающий мир в светлые тона. Все проблемы забыты, и теперь самое время приступать к завоеванию сердца сидящей напротив красавицы...
 - Серёга, давай свой коронный тост! - подаёт голос Игорь.
     Он сидит возле Наташи, Марина занимает место по другую сторону, так что подобраться к жертве непросто. Но я не отчаиваюсь, Более того, у меня появляется уверенность в том, что сердце черноглазой красавицы, уставшее от грубых шуток и откровнных разговоров, жадно впитывает те крохотные знаки внимания, которые вроде бы ни к чему не обязывают, но держат крепко...
     Я поднимаю бокал, закатываю глаза и скребу подбородок, изображая сосредоточенность... Впрочем, долго пялиться в потолок не следует, пауза должна быть отмеряна "от" и "до", да и за колбасой надо следить, - перец-то, кроме самого Игоря, никто не ест. Запретные плоды перестают быть сладкими, если снять запрет...
                Молись не колбасе и гуляшам!
                И, глядя на пркрасную Наташу!
                Завидовать я начал малышам,
                За то, что пьют - кефир и простоквашу!...
     Я лихо осушаю бокал и начинаю шарить по столу рассеянным взглядом. Словно прочитав мои мысли, Наташа цепляет своей вилкой кусок колбасы и протягивает мне. Это - добрый знак.
 - Для меня важно - не чем закусывать, а из чьих рук закусывать! - провозглашаю я, поглаживая её руку. Ресницы жертвы - каждая из которых толщиной со спичку - начинают трепетать, - стрела попала в цель. Игорь принимается гримасничать - ты что, уговор забыл? Только какое мне дело до ка уговора... Рот мой набит лакомством, руки ласкают тёплую Наташину ладошку... Быстрая мелодия сменяется медленной и я вывожу женщину на середину комнаты.
 - Какой ты большой! - шепчет она. И я с удовлетворением отмечаю, что восхищения в её голосе гораздо больше, чем удивления.
 - Мужчина должен быть высок, строен, зол. Почти не занимает места в общественном транспорте. Выходит через неплотно закрытые двери! - отвечаю я, прижимая её к себе.
     Наощупь мерцающая материя её платья напоминает персик. Теперь и я имею возможность заглянуть в соблазнительный вырез... Правда, ничего выдающегося там нет, но после двух рюмок "Пшеничной" голова у меня слегка кружится, а уж изобразить, что происходит это из-за близости женщины, для меня - пара пустяков!...
     Итак, мы переступаем с ноги на ногу под вздохи саксофона, Игорь мрачно дымит "Астрой", Марина ковыряет вилкой розовую горку паштета, изредка одаривая нас тоскливым взглядом. "Сволочи вы, вот что!" - читаю я в её глазах.
     Мелодия заканчивается. Я горестно вздыхаю и начинаю целовать руки своей партнёрши, проделывая это с учётом рекомендаций компетентного индуса* и личного опыта. В данной ситуации необходимо повернуть руку ладонью вверх, а во время поцелуя стараться приложить к ладони всё лицо. И Боже, упаси - испачкать ладонь слюной; женщины терпеть этого не могут!К тому же - мокрую руку всегда хочется вытереть, а процедура вытирания наводит на мысль о чём-то не очень чистом...
     Всё это я учитываю, а посему губы мои не настолько сухие, чтобы показаться горячечными, и не настолько влажные, чтобы вызвать чувство брезгливости... Если заниматься одной рукой подольше, другая невольно начинает гладить вас по голове, а это означает, что в сознании женщины уже сложился образ этакого большого ребёнка, шалуна с последней парты, нуждающегося в защите и утешении...
     Вам остается лишь играть эту роль до конца вечеринки, после чего вы вновь удостоитесь этой ласки, только на сей раз происходить это будет в
кровати, по размерам намного превосходящей детскую. А слова, которые шепчут при этом некоторые женщины, предназначены совсем не для детских ушей; а уж о том, для чего вы в эту кровать забрались, детям знать и вовсе запрещено...
Как я и ожидал, другой рукой женщина принимается теребить мои волосы. Постанывая от удовольствия, я немедленно переключаюсь на эту руку, а уже обработаная тотчас начинает выполнять функции первой - ласкать мою прическу.
     Игорь ожесточённо мнёт в пепельнице третью по счёту сигарету.
 - Хорош лизаться! - рычит он.
     До него, наконец-то, дошло, что добыча уплывает из рук, и это вызывает у гостя приступ чёрной меланхолии. Он берёт гитару, ударяет по струнам и запевает на стихи Есенина:
                Даже я, хоть я большой и нежный,
                Хоть я сердцем чист!
                Но и я кого-нибудь зарежу.
                Под осенний свист!...
     От этих слов на душе у меня становится тревожно: осенний свист за окном слышится довольно отчётливо. Слава Богу, что хоть ножа на столе нет!...
     Я прекращаю обработку и провожаю Наташу на своё место - рядом с меланхолично настроенным любителем поэзии... Последний тотчас отставляет гитару и галантным жестом подносит зажжённую спичку к сигарете соседки.
Я усаживаюсь в кресло и закуриваю. Марина достаёт из пачки сигарету и вопросительно смотрит на меня;я небрежно чиркаю зажигалкой. Курит она неумело, манерничает. А я уже настолько пьян, что могу разглядывать её, не опасаясь за свою легкоранимую душу... Кто-то умный сказал - "Ничто так не красит женщину, как две рюмки виски в желудке мужчины". Воистину так! Рекомендацию эту я выполнил, и Марина кажется мне уже не самим Франкенштейном, а лишь его дальней родственницей.Блондинистость её - ненатуральна, а когда улыбается, вместо трёх зубов чернеют провалы. Её строгий серый костюм был бы уместен на производственном совещании, но не за праздничным столом. Облезлый маникюр - тоже сомнительное украшение.
     На первый взгляд такие женщины кажутся вполне самостоятеьными и уверенными в себе. Но только на первый; резкие движения, неестественно громкий смех, желание поскорей напиться, - всё это говорит о том, что окружающая действительность им в тягость, и они бегут от неё при первой возможности...
 - Господа! - вослицаю я, делая жест балаганного зазывалы. - Предлагаю выпить, и поговорить!...
     Марина с готовностью подставляет свой бокал. Игорь хватает бутылку и наливает Наташе огромную порцию. Та протестующе машет рукой.
Э-э, брат!... Каждой женщине особый подход нужен... А ты действуешь примитивно - напоил-повалил!... Сегодня этот номер у тебя не пройдёт!... Уж я об этом позабочусь!...
 - Послушай, старина! - добродушно говорю я. - Красивые женщины не могут пить такими дозами, как мы, мужики!... Не правда ли, дорогая?...
     Наташа благодарно хлопает ресницами и кивает. Я беру её бокал и отливаю в свой две трети, отчего хлопанье ресниц становится чаще. Незадачливый пожиратель перца сверлит меня ненавидящим взглядом... Взгляды эти - мне до лампочки. Я перегибаюсь через стол и запечатлеваю на руке Наташи страстный поцелуй.
 - Ну хватит вам! - это уже Марина не выдерживает.
     Я поднимаю бокал и выдаю очередной тост.
             Вся грязь осенняя покажется мне раем!
                И я сейчас - шальной не по годам!
                Весь от любви к Наташеньке сгорая,
                Пью с наслжденьем - "За прекрасных дам!".
     Наташа восторженно аплодирует, Марина лишь слегка улыбается, понимая, что слова насчёт прекрасных дам адресованы явно не ей...
     На лице моего приятеля появляется такое выражение, словно его незаслуженно лишили квартальной премии. Мы осушаем рюмки. Игорь набивает рот перцем, Наташа подносит мне кусок колбасы. Сама она почти ничего не ест, что мне особенно по душе – терпеть не могу вечно жующих толстух, жалующихся, что нет настоящих мужчин (для них действительно не находится…), которые оценили бы их тонкую душу…(Может ли быть тонкая душа у толстого человека?). Кому охота каждый день видеть возле себя этакое ходячее кладбище бифштексов! К тому же в постели толстухи ужасно потеют, отчего кажется, что держишь в объятиях огромный кусок сала…
     Гости снова принимаются дымить сигаретами, и я решаю, что пора пускать в ход тяжёлую артиллерию.
 - Господа, предлагаю потанцевать!... Но сначала я, с вашего позволения, сменю костюм.
     Последние слова адресованы только Наташе. Она опускает ресницы в знак согласия.
     Я удаляюсь в спальню и быстренько переодеваюсь. Теперь – вместо мешковатых брюк – на мне плотно облегающие джинсы, а белую рубашку сменила короткая безрукавка.
Вернувшись в гостиную, я обнаруживаю Наташу в объятиях своего соперника. Игорь решил воспользоваться моим отсутствием и, пригласив женщину на танец, пытается наверстать упущенное… Меня это не трогает. Я опускаюсь на диван возле Марины.
 - Предлагаю выпить на брудершафт! – игриво провозглашаю я.
     Маленькие глазки гостьи загораются такой неподдельной радостью, что во мне начинает говорить совесть… Впрочем, – с годами – я научился договариваться с этой весьма строптивой особой; я напоминаю, что именно из-за женщин меня собираются судить, и она успокаивается…
     Я наполняю бокалы. Однако танцующие не торопятся. Руки Игоря исследуют те места, где уже побывали мои. Наташа вздыхает и закатывает глаза. «Боже, как это всё надоело!.. Вечно одно и то же!» – написано на её красивом лице.
     Марина нетерпеливо толкает меня в бок. Я поднимаю бокал и, подумав несколько секунд, провозглашаю тост:
                Мне наплевать – что враг мне целит в спину!
                Пусть я один – вдали от берегов!
                Но если рядом – чувствую Марину,
                Готов сразиться – с дюжиной врагов!...
     После чего мы, согласно традиции, скрещиваем руки с бокалами и осушаем их. Теперь полагается целоваться. Марина обхватывает мою голову и целует взасос. У меня появляется ощущение. Что в рот мне запихивают жабу, но я успокаиваю себя мыслью, что за этим последуют несколько ломтиков вожделенной колбасы.
     Музыка смолкает. Танцующие возвращаются на свои места, а поскольку место Наташи занимаю я, у меня появляется предлог отодрать от себя Марину, что я и делаю.
     Следующий танец быстрый. Я выхожу на середину комнаты, напрягаю руки (чтобы резче обозначились мускулы) и начинаю выделывать то, за что меня в «Берёзовой роще» окрестили «чёрным дьяволом дискотеки» (чёрным – из-за моей предрасположенности к загару). Посредством пантомимы я изображаю то ковбоя, спешащего за бутылочкой любимого виски, когда до закрытия магазина всего пять минут; то ночного гуляку, охотника за молодыми и красивыми женщинами, который. Проснувшись на другое утро и разглядев женщину, лежащую рядом, в ужасе восклицает – «Нет!.. Столько не живут!...»; то посетителя публичного дома, который узнаёт в сотруднице этого заведения собственную жену…
     Всё это время я наблюдаю за Наташей, адресуя ей страстные взгляды и нежные улыбки. Она улыбается в ответ, прикрывая рот рукой – зубы у неё скверные.
 - Этот танец я посвящаю прекрасной даме! – торжественно говорю я, запечатлевая на её ладони очередной страстный поцелуй.
 - Впервые вижу, чтобы мужчина так танцевал! – она закатывает глаза в знак восхищения.
 - То ли ещё будет! – обещаю я и поворачиваюсь к Игорю – Теперь твоя очередь…
     Алкоголь, как известно, притупляет все чувства. И мой приятель совсем не чувствует, какую ловушку я ему приготовил… Начни он сейчас трясти телесами – и у него не останется ни одного шанса устоять против меня в битве за Наташу. Конкурировать со мной в этой области – гиблое дело! Тем не менее соперник с готовностью вскакивает. Марина тоже изъявляет желание потанцевать. Игорь сбрасывает куртку и остаётся в майке, на которой намалевана бородатая физиономия с надписью «Смоки».
     В колонках нарастает пульсирующий звук барабанов и парочка приступает к демонстрации своих хореографических способностей, точнее – полного их отсутствия…
     От этого зрелища у меня появляется изжога и я отправляюсь на кухню. Наташа идёт следом.
 - А там кто живёт? – интересуется она, указывая на дверь моей спальни.
 - Спальня Степного волка! – мрачно изрекаю я.
 - А посмотреть можно?
 - Твоё слово – закон!
     Я распахиваю дверь и мы входим в прохладный сумрак.
 - А где свет включается? – подаёт голос женщина.
 - Темнота – друг молодёжи! – заявляю я, лишая её инициативы, - ни одна женщина не станет возражать против того, что её причислили к молодёжи. Проявлять инициативу следует мне, и я заключаю её в объятия.
 - Какой ты большой! – восхищенно шепчет она.
 - Хорошего человека чем больше – тем лучше!...
     Фраза, конечно, банальная, но я давно заметил, что женщины чувствуют себя гораздо уверенней, когда слышат знакомые слова… То, чего они не знают, вызывает подозрение, и желающий щегольнуть эрудицией рискует быть непонятым, вследствие чего – отвергнутым.
 - Ты мне с первого взгляда понравилась, - произношу я очередную банальность.
     Вместо ответа женщина прижимается ко мне ещё сильнее и запрокидывает голову. После долгого поцелуя лицо моё сияет от нахлынувшего счастья.
 - У тебя губы, как у ребенка!... – шепчу я.
 - А ты что – часто целуешь ребёнка? – с идиотской подозрительность спрашивает она.
 - Да нет… Просто могу себе представить, - бормочу я.
 - А где твоя жена? – в её глазах светится торжество, дескать, попался! Знаем мы вас, кобелей!...
 - Жена моя – это ты! – торжественно заявляю я. Знаем мы вас, сук!...
     От удивления женщина закатывает глаза и некоторое время стоит неподвижно, точно сломанная кукла, которую нужно стукнуть по голове, чтобы её глаза вернулись на место…
     Пока хватит, решаю я и мы возвращаемся в гостиную. Барабаны в колонках грохочут по-прежнему, однако, ставшись наедине, танцоры перешли к более приятному занятию. Теперь они сидят на диване, и юбка Марины задрана ровно настолько, насколько это может позволить себе некрасивая женщина, оказавшись наедине с красивым мужчиной…
     Игорь поворачивается к нам, и глаза его горят желанием испепелить посмевших нарушить его уединение с дамой.
     Наташа опускается в кресло и начинает оглядывать стол. Я приношу бутылку сухого.
 - Мне не надо! – решительно заявляет Марина, накрывая рукой свой бокал.

           Не говори – что сможешь убежать!
                Куда и с кем?... Шалаш теперь не в моде.
                На бурых простынях – детей рожать…
                И спать с постылым – подчиняясь Природе!...

Пока Марина обдумывает услышанное, я  наполняю её бокал.
 - А мне? – подаёт голос Игорь.
 - У нищих слуг нет! – я наливаю Наташе и лишь после этого передаю бутылку ему.
 - Эгоист ты, Серёга, - ворчит мой приятель.
 - Все мы в какой-то степени эгоисты, - философски замечаю я. – Каждый норовит урвать для себя что получше, не думая о ближнем.
     С этими словами я опускаюсь на одно колено перед Наташей.
 - Предлагаю выпить на брудершафт! – и вручаю ей бокал с вином.
     Поскольку возражений нет, я осушаю свой и впиваюсь в её губы. Глаза женщины закатываются так сильно, что я начинаю опасаться – смогут ли они принять нормальное положение…
     Другая пара подхватывает наш почин, с той лишь разницей, что они сначала целуются, а потом выпивают. Видимо, для того, чтобы заглушить привкус горечи.
     Я доедаю остатки колбасы и приглашаю свою избранницу на танец.
 - Ты всем женщинам руки целуешь? – спрашивает она, когда я принимаюсь за обработку её рук.
 - Только самым красивым!...
 - И много у тебя было красивых?
 - Ты первая! – не моргнув глазом отвечаю я.
     Женщина усмехается, но прижимается ко мне ещё сильнее.
     Теперь самое время пожаловаться на жизнь, на одиночество…
 - Не каждый день бывает у меня такой праздник
     Женщина сверлит меня испытующим взглядом, но я в этот момент мучительно констатирую факт, что колбасы больше не осталось, и глаза мои наполняются слезами, так что придраться не к чему… Женщина вздыхает и в знак сочувствия касается губами моего лица. Я испускаю ещё один вздох.
 - Чего же ты не женишься?
  - Думаешь, это так просто?
 - Неужели ты никого не любил?
 - А при чём здесь любовь?... А ты кого-нибудь любила?...
     Теперь горестный вздох испускает она.
 - Нет.
 - Как же так? – удивляюсь я. – До двадцати пяти лет дожила, и никого не любила!...
     На вид ей гораздо больше, но я придерживаюсь правила – скидывать десяток годков любой женщине за 30… С молодыми этот способ не подходит, тем, кому меньше двадцати, следует давать больше, чтобы она почувствовала себя настоящей женщиной…
 - Неужели мне на вид двадцать пять?
 - А что? Разве меньше? – сокрушаюсь я. – Извини. Я совершенно не разбираюсь в женщинах!...
     Я разыгрываю смущения, памятуя о том, что ни при каких обстоятельствах не следует показывать партнёру, что ты способен предугадывать его поступки; пусть тешится иллюзией собственной неповторимости…
 - Мне уже тридцать, - вздыхает женщина, - А тебе сколько?
 - Тоже тридцать.
 - Врёшь!
     Я обиженно пожимаю плечами – думай что хочешь.
 - Правда тридцать? – не унимается она.
     Я ухожу в другую комнату, а вернувшись – довольно грубо подношу к её лицу свой раскрытый паспорт. Женщина, сильно прищурившись, читает дату моего рождения. Э-э, да ты ещё и слепая к тому же!... Она забирает у меня документ и начинает переворачивать страницы в поисках изобличающей печати… Я равнодушно наблюдаю за её действиями; печати о регистрации брака в моём паспорте нет, развод я оформил как раз накануне обмена паспортов. Женщина возвращает мне документ со смущенной улыбкой.
 - Итак, дорогая, теперь у тебя нет оснований подозревать меня во лжи… Разве посмею я обманывать такую красивую женщину?... – я дарю ей самую широкую улыбку и запечатлеваю на её руке очередной страстный поцелуй. Её глаза снова устремляются к потолку.
 - А свой паспорт ты мне покажешь? – вкрадчиво осведомляюсь я.
     Улыбка на моём лице уже другая. И знающие меня люди не ждут от неё ничего хорошего…
 - Я паспорт с собой не ношу, - растерянно бормочет она.
 - Давайте лучше выпьем! – подаёт голос Игорь.

(Продолжение следует)