Глава 3

«Я ждал окончания этого месяца, как второго Пришествия. Какой будет встреча? Что я Ей скажу, что Лида мне скажет? Каждую минуту представлял себе многочисленные варианты.
Как все просто было в воображении, мне хотелось этого в реальности. Я оттягивал этот момент, боялся его в чем-то даже. Я не знал, как все будет. Но отлично представлял, как все может быть. Время тянулось долго и болезненно. Мучительно болезненно. Точка во всем была поставлена немного раньше, чем возможно было ожидать.
Семен однажды пришел полный энергии и заражающей радости. Я видел его таким всего два раза в жизни: когда его родители разводились, и когда умерла его любимая собака.
Странный он все-таки, не видел рядом с собой очевидных истин, которые прибавляют людям счастья, а вещи, нуждающиеся в глубоком анализе, воспринимал легко, естественно и никогда неудачи не воспринимал за неудачи. Искал радости в горестях. Что же касается просто радостей, он делал вид, что их нет… Иногда я думаю, что он сам подсознательно загонял себя в кризисные ситуации и стрессы, чтобы чувствовать себя счастливым. Зачем, только? Назло себе? Да, он шел по жизни смеясь, но мне от этого было больно и грустно. Как желал я ему хотя бы раз ощутить искренние и настоящие минуты. Полные простого счастья, не держащие в себе ни капли надуманного, притворного, показного.
Сначала я испугался, что это очередная боль, и его непонятная упрямая способность обернуть ее во благо.
Он обнял меня и не отпускал несколько минут. Я даже не стал высвобождаться.
- Знаешь, что?
- Кто – то умер ...
- Именно! Именно так!
Он поставил передо мной бутыль с вином.
- Это надо отметить. Я хочу поднять за это тост. Знаешь, она такая...
 Как я был не прав. И знаешь, тогда, когда еще увидел ее в первый раз, словно искра какая–то проскочила. Тебе этого не понять, к сожалению. Но она…
Если бы в ту минуту я стоял на раскаленных углях, наверное, не почувствовал бы боли очень долго. Я понял. Как только он сказал про искру, я понял.
Весь оставшийся вечер он рассказывал мне, как они встретились.
Самое плохое в жизни каждого человека, и не дай Бог это испытать, - слушать лучшего друга, делая вид, что рад за него искренне и начинать его ненавидеть.   
Лида и он… Они просто говорили в тот вечер, но мне показалось, что это только начало. Скупое начало мучительной гибели моего сердца.
Я все бы отдал, чтобы быть на его месте. Я испугался, что через месяц Она не придет к месту, где назначила встречу. Даже если и придет… Нет смысла во всем этом. Я чувствовал себя отвратительно, сам мечтал, чтобы однажды Семен искренне радовался, без проблем и негативных эмоций, а в тот самый момент  горько расстроился.
Он не замечал моего состояния. Все говорил о Ней. Я обхватил голову руками. У меня случилась внутренняя истерика. Жизнь отвратительна временами. Я был рад за него – это все яркий пример того, что мечты сбываются. Но какой ценой…»
…
Елка все горела. Рассвет прорисовывался в тишине и пустоте уходящей ночи. Федор Петрович не хотел отпускать эту ночь. И чем больше цеплялся за нее безысходными желаниями ее продолжения, тем быстрее, казалось, текло время. Вера сидела напротив. Много часов подряд они говорили всякие глупости. Но так хорошо ему не было еще, он ни разу не позволил себе подумать о постороннем. Он не представлял себе ничего сегодня. Просто слушал. Просто говорил. Словно жил по-настоящему, без подсознания, первый раз…
Вера положила теплую ладонь ему на руку. Он вздрогнул и почувствовал, как лицо окутывает приятный румянец, которого много лет назад, скорее всего, застыдился бы.
 - Очень приятно с тобой быть, Федор. Но годы берут свое, ты знаешь. Прости, хочу спать. Всем бы пожертвовала, чтобы сидеть вот так с тобой полвека назад…
Он долго смотрел в ее глаза, пробегая и пытаясь уцепиться взглядом за родные черты. Она поднялась и покинула зал. Уходила медленно и в то же время бесконечно быстро…
Федор остался один. Он странно себя чувствовал. Вообще, рядом с этой женщиной всегда испытывал странные эмоции.
Вспомнил, как однажды сидел и смотрел в одну точку над раскрытой тетрадью. Никаких мыслей, только пустота… Вздрогнул вдруг. Запах. Запах Веры, - цветы: ландыш, гвоздика?
Испугался... Он обернулся, прикрывая тетрадь руками. Вера действительно стояла позади него.  В глазах у нее были слезы.
- Простите мне. Не знаю, почему пришла сюда. Вы всегда в стороне. Я подумала, что умеете слушать.
          Федор Петрович смутился. Он не знал, что делать. Женские слезы наводили на него сильнейшую панику.
Не дожидаясь ответа, Вера села на кровать. Посмотрела в окно. Мутным взглядом.
- Просто хочу плакать. А когда я плачу одна, все не так. Не проходит ничего. Говорю себе – замолчи, и молчу. А если вы мне скажете, не буду молчать. Так устроена.
По ее щекам катились слезы. Она долго сидела и плакала. Прилегла на его подушку. Федор Петрович ощутил нечто странное в своей душе, глядя на плачущую Веру. Ему захотелось погладить ее, он неуверенно поднес руку к ее голове. Она дрожала. Не от старости, не от бремени прошедших лет, нет…
Вдруг понял,  что все не так, как когда - то с Лидой… К Лиде он не посмел бы прикоснуться, будь Она в слезах. Если бы на месте Веры была она, он бы долго не мог поверить, что дотронется до Нее, вытрет ее слезы…
             Веру захотелось просто погладить. По ЧЕЛОВЕЧЕСКИ пожалеть.   
             Словно ребенок, открывающий мир неизвестного, положил руку ей на волосы. Как пух… Такие мягкие, а кожа теплая. Что так расстроило ее? Столько лет прошло, а ее ресницы все такие же густые, вдруг подумал. И почувствовал сам, как стало трудно и больно дышать... Он обхватил ее голову руками и сам заплакал как ребенок.
             Так они сидели и плакали. Каждый о своем. Без стеснений, глупых лишних вопросов.
Он улыбнулся – с того момента и начались доселе неведомые ему отношения с женщиной. Также просто и легко они проводили старый год и встретили новый…
Федор старался не смотреть по сторонам. С большим напряжением он медленно подкатил коляску к елке, и опустил руку в корзину. Серая бумажка жгла руки. Страшно было ее развернуть,  все казалось наивным и глупым… Он решился. 
- Я говорил, ваше будет главным в этом году.
         Федор Петрович тяжело вздохнул. Почему этот молодой человек здесь? Он развернул коляску и внимательно посмотрел на врача.
- Скажите, молодой человек, чего бы вам хотелось?
- В каком смысле?
- Я хочу сказать, если бы была возможность вот так просто вытащить из корзины под елкой лист бумаги с полнейшей уверенностью в том, что написанное в нем исполнится, что бы это было?
Андрей Сергеевич немного смутился. От старика не ускользнуло его состояние.
- Вы непонятны мне, Андрей. Всеми силами пытаетесь, как вам кажется, помочь другим почувствовать вкус жизни, когда-то утерянный, а сам… Что гнетет вас?
Было странно слышать эти слова после нескольких лет пустых попыток завести беседу. Простую беседу… Но вопрос звучал настолько искренне, что не хватило совести на него не ответить.
Андрей провел руками по лицу, словно пытаясь стереть  с него усталость. Люди часто так делают:  вместо того, чтобы заглянуть в лабиринты своего сознания и вынести на свет нуждающиеся в объяснениях мысли, списывают все на усталость и протирают глаза.
Молодой человек знал, что именно в этот момент Федор Петрович не позволит ему просто уйти от ответа. И вдруг захотелось на самом деле высказаться. О том, о чем так давно хотелось, что хранилось столько лет в глубине его уставшего от боли и переживаний подсознания.
Он улыбнулся. Достаточно неестественно. Неестественно настолько, что сам обратил на это внимание и еще больше смутился.
- Я бы хотел познакомиться с одним человеком больше всего на свете.
            Федор Петрович перехватил его взгляд. Он знал, что это Начало. Открытие дверей, давно запыленных временем, страхами, надеждами…
  Приглушенный свет в комнате не скрывал откровенного взгляда, ждущего (так ждущего!) вопросов. Ответы уже были готовы, необходимо было просто дать им способность выйти на волю…
- Женщина?
Федор Петрович прекрасно себе представлял, чего именно желает врач.               
- Женщина.
- Мы в схожи с вами. Разница в том, что, видимо, вы никогда не знали женщины, о которой говорите, а я… Знал всю жизнь, но не ее.  – на шее старика обозначились вены.
Врачу стало интересно. Желание высказаться боролось с любопытством выслушать. Они стали объясняться одновременно. Федор Петрович остановился и дал возможность сказать молодому человеку.
- Моя мама. Я никогда ее не видел. Знаю только одно, она оставила меня в доме для новорожденных и ушла.
- Вы стали   насколько мне известно, акушером?
- Откуда вам это известно?
- Я наблюдаю за вами довольно долго. Ваше пристальное внимание ко мне вызвало, можно сказать ответную реакцию, - Федор Петрович улыбнулся, без мнительности, цинизма.
- Да, в детстве я решил для себя, что буду присутствовать при рождении детей, и не позволю больше ни одной матери бросить своего ребенка вот так, ни спросив его мнения, или заставлю ее привести веские аргументы на это.
- Теперь вы здесь…
- Судьба закинула. Зачем только? Иногда думаю, что если все не просто так, почему именно сюда?
Федор Петрович задумался. Действительно, что держит человека, еще не видевшего жизнь в ситуации, полной старости, безысходности и равнодушия? Ему стало стыдно. Он вспомнил многие моменты, не содержавшие в себе ни капли добра и уважения к ближнему, он сам осознанно создавал их...
- Когда-нибудь, надеюсь, вы получите ответ на свой вопрос, молодой человек. И он вас не разочарует.
Тишина. Такая тягостная… Каждому много было чего сказать, но оба молчали. Всегда страшно протянуть вперед руку и разрушить невидимую стену, отделяющую внутреннюю жизнь черных и полных грусти мыслей от реальности.
Никто из них не решился, но каждый почувствовал, что главный разговор еще впереди.