Тайна рубинового замка

               
                ПРОЛОГ В ОГНЕ


Действующие лица:

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА: в разорванном платье, с головы до ног измазанная сажей; длинные спутавшиеся волосы, темны от пепла и обрывков обгорелых листьев и цветов. Она стоит босяком на черно-красных, потрескивающих, углях, но тело не чувствует боли, ибо разум покинул ее. Ласково улыбаясь, раскачивает несуществующую колыбель.

СМЕРТЬ: очень красива. На ней белое длинное платье и черный плащ с капюшоном.

Бродячие певцы, музыканты.



ЖЕНЩИНА. - Кажется уснул…каким красивым вырастет мой сын и ,конечно, сильным и добрым, как его отец… Ах (всплескивает руками), какая же скверная получилась из меня жена! Все-то я забываю! Ты посмотри, - солнце почти закатилось. А у меня ещё и стол не накрыт, и рубаха мужу не зашита…(смеётся) но он не рассердится, когда увидит мое новое платье, ведь оно такое красивое! Такое! (она смеётся, кружится , закинув голову вверх, неожиданно, останавливается, прислушиваясь)…меня кто-то зовет? (бежит к краю сцены). А! Это вы, Матушка? И вы, соседушки? Какие вы все нарядные и счастливые. Да не стойте на пороге, проходите. Дом большой. Места всем хватит. Пока наши мужья вернутся, успеем наболтаться вдоволь. А я видите, что задумала? Собрала большущий букет, - смотрите сколько в нем разных цветов…вот сирень, вот нежные ландыши и благородные розы; высокие ароматные лилии…ах, это не лилии!(испуганно) Это какие-то другие цветы(вновь смеется) все-таки, я очень забывчива! Было бы чего пугаться,- это же те, которых так много теперь в наших садах, правда никто мне не сказал, как они называются, но они прелестны: яркие, черно-красные и пахнут солнцем, огнем и землёй. Чувствуете?! Я права? Да вы убедитесь сами – собирает с земли обуглившиеся ветки и разбрасывает их в разные стороны. Теперь видите , – эти новые цветы – восхитительны!...Тихо. Не шумите! Вы разбудите моего малыша, если он проснется, нам с мужем придется петь ему колыбельные всю ночь. Тогда мой любимый опять не выспится, а на рассвете уйдет изможденный, с покрасневшими глазами и весь день будет работать, превозмогая усталость.
Господи, у меня ещё столько дел: надо собрать спелые яблоки, а они такие тяжёлые. Нет, сначала надо зашить мужнюю рубашку, а то ему не во что будет переодеться. (смеётся) Он приходит с работы таким чумазым. Если бы Вы, матушка, и вы, соседушки увидели бы его таким, то сразу бы решили, что он женился на неряхе, и стали бы злословить о нас. Я ведь знаю, что вы, подружки, до сих пор все мне завидуете. Зря, разве я виновата, что из всех красавиц, он выбрал меня? И по сей день влюблен в меня, как мальчишка. В меня, не в вас!!! ( Смеётся, вновь замолкает , грустно оседает на землю; что-то ищет, перебирая угли голыми руками). Куда же я ее дела? И куда подевались нитки? Ах, вот вы где спрятались! Решили поиграть со мной? Чур! Я выиграла!!! (садиться на колени, делает движения, как будто, что-то зашивает). - Дочка, что там за грохот во дворе? Поди, посмотри! Если это соседские мальчишки опять рвут наши яблоки, прогони их!...Впрочем, постой (грустно). – Пусть рвут – нынче у нас богатый урожай, так что с того если, кто-то и сорвет десяток…

НА СЦЕНЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ СМЕРТЬ.

ЖЕНЩИНА оборачивается к ней, резко вскакивает и бежит в сторону воображаемой колыбели. СМЕРТЬ подходит ближе.

ЖЕНЩИНА. - Что это ты, кумушка, так удивленно смотришь? Колыбель пуста? А чему удивляться? Мой сын давно вырос, он уже ходит с отцом на работу, а я каждый день провожаю их , долго смотрю вслед и любуюсь: какие они молодые, сильные,
Красивые. И как похожи друг на друга. Да. Мне повезло в жизни: у меня все есть и я счастлива.( СМЕРТЬ встает с ней рядом.)

ЖЕНЩИНА. - Я тебя знаю, ты – СМЕРТЬ! А зачем ты пришла в наш дом? У нас никто не умер, да и не собирается умирать. Кстати, вчера, тогда, когда всё небо стало багровым, и огненный дождь хлынул с небес…нет, подожди, – это было сегодня…Ну, конечно, сегодня! Сегодня, когда загорелась яблонька, посаженная в день рождения сына,…я ещё побежала просить ее не сгорать, ибо, тогда наш мальчик может погибнуть. А она склонилась ко мне и шепнула…, только ты ведь никому не расскажешь? Это секрет!

СМЕРТЬ. - Не расскажу.

ЖЕНЩИНА. - Она сказала, что отныне мы все будем жить вечно и никто, никогда не будет ведать ни боли, ни страха, ни тревоги, ни болезней, ни старости. Так что уходи. Тебе теперь здесь делать нечего. (смеется). А я и еще, теперь кое-что знаю. Ладно тебе я могу рассказать. Это так весело и интересно. Раньше я думала, что дома строят люди, оказывается нет,- они растут сами. Видишь соседний дом? Да тот, на крыльце которого стоит женщина и машет нам платком? Так вот, вчера, своими глазами видела, как он сгорел дотла, и никто не успел из него выбежать, спастись. Я так плакала! (показывает: закрывает лицо руками), так плакала, так ревела, а когда отвела руки – увидела, что дом растет заново. Представляешь, сначала он был совсем крохотным, но постепенно стал подниматься, становиться прежним: высоким с большими окнами, с печной трубой на крыше. И как видишь, все живы и здоровы. (машет рукой воображаемой соседке). Пойдем, посмотрим на другие, они, наверняка, тоже все уже выросли, а заодно расскажем новость: о всеобщем бессмертии.

СМЕРТЬ. - Пойдём.

ЖЕНЩИНА. -Ты мне не веришь?

СМЕРТЬ. - Верю, но будет лучше если я поведу тебя, ты можешь сбиться с пути.

ЖЕНЩИНА. - Глупости! Я не могу никуда идти. Ты забыла, я жду мужа и сына, ко мне пришли гости.

СМЕРТЬ. - Ты все перепутала – это муж и сын ждут тебя, но в другом, новом доме, и гости давно ушли в новые дома. Оглянись – здесь никого больше нет.

ЖЕНЩИНА. - (печально) Что ж они так? Ушли, а меня с собой не позвали?

СМЕРТЬ. - Они звали, но за разговором ты их не услышала, пойдем.

ЖЕНЩИНА. Хорошо, только закрою дом.(растерянно смотрит вокруг). Но я не вижу ни двери, ни окон. Как же я все закрою?...Сжимает голову руками: «какая я глупая: ведь мой дом тоже растет. Теперь он такой, что я не могу видеть окна, двери – они слишком высоко. Знаешь, все-таки я останусь здесь, пусть кто-нибудь вернётся за мной. Я не верю тебе, ты хочешь меня увести туда, где я умру. Ты злишься, что все в этом городе стали бессмертны и тебе никто не достался, вот ты и выбрала меня, ты хочешь получить последнюю жертву?!

СМЕРТЬ. - Послушай…

ЖЕНЩИНА. - Не кричи – разбудишь моего малыша и он проплачет всю ночь, и не даст выспаться своему отцу. Уходи…нет…постой, иди сюда, - посмотри, как красив мой сын. Правда – вылитый отец? Давай будем укачивать его вместе. Я научу тебя, ведь у смерти не бывает детей. Раскачивать надо чуть-чуть и тихо напевать или давай возьмем его спящим на руки, будем тихонько петь и идти в тот новый дом, про который ты говоришь.

СМЕРТЬ. - Пойдём, там тебя все ждут.

ЖЕНЩИНА. - На, возьми его на руки и иди.

СМЕРТЬ. - А ты?

ЖЕНЩИНА. - Я попрощаюсь с этим домом, где было столько счастья. Не бойся, я никуда не сбегу.

СМЕРТЬ делает шаг в сторону. ЖЕНЩИНА плачет, размазывая слезы, испачканными сажей, руками.

СМЕРТЬ. - Нам пора.

ЖЕНЩИНА забирает из ее рук невидимого ребёнка. (Обращаясь к СМЕРТИ): Слышишь, от него пахнет молоком и детством…А в новом доме?

СМЕРТЬ. - Что?

ЖЕНЩИНА. - Всё ли там есть? Может там холодно или некрасиво?

СМЕРТЬ. - Там прекрасно, и там царит покой.

ЖЕНЩИНА. - Покой очень холодное слово, да и нужен ли он кому-нибудь? Ладно, давай тихонько петь.
Напевая, склонив головы друг к другу, они покидают сцену.Медленно гаснет свет.

Из зала к сцене идут певцы. Звучит Зонг.
«Голгофа»

1. — Кружит ветер вороньё...
2. — А оно?
1. — Уж нацелилось давно...
2. — На него?
1. — На Голгофе нет креста!
2. — Ни к чему.
1. — Мы ж подняли небеса!
2. — На войну?

1. — Что ж так трудно век молчать?
2. — Так кричи)))
1. — Кровью залита земля!
2. — Ну и что....
1. — Но услышат ли меня?
2. — Палачи?
1. — И возьмутся ли казнить?
2. — А за что?

1. — Плахой выгнулась земля.
2. — Вот и боль...
1. — Всё ль мы знаем до конца?
2. — О себе?
1. — Не бояться ж мне себя?
2. — Ну изволь...
1. — Но тогда же я сгорю
2. — На костре?

1. — Сожран ветер вороньём!!!
2. — УХ ! ПОШЛО !!!
1. — Мы воюем на земле!
2. — А зачем?
1. — Ведь за здравие поём!
2. — Да за чьё?
1. — Нет Голгофы...
2. — И ты ждёшь ПЕРЕМЕН ?!




                ПРОЛОГ НА ЗЕМЛЕ.

Действующие лица:

СТРАННИК: Сидит на огромном замшелом валуне. Длинные, доходящие до середины спины, серебристые волосы. Спокойное лицо с усталыми глазами, взгляд которых выдает доброту и мудрость. Белый длиннополый хитон, перепоясан обычной бечевкой. У ног лежит потёртый посох странника. От догорающего костра еще чувствуется тепло, и тонкой ниточкой поднимается в небо и исчезает в нем, дым.

ЧЕЛОВЕК-ПУТНИК: Очень худой, сквозь лохмотья проглядывают зарубцевавшиеся и свежие раны, царапины. Слипшиеся, давно не расчесываемые волосы всклокочены. Солнце и ветер начисто иссушили кожу и стёрли с его лица возраст. Изрезанные, исколотые босые ноги, уже неспособные чувствовать боль. Он вполне сошёл бы за мертвеца, если бы не глаза, светящиеся ненавистью, болью и безумием. Через плечо, на тысячи раз перевязываемой веревке, переброшен длинный острый меч. Сияющая сталь, при каждом шаге, выбрасывает сноп солнечных зайчиков, которые мгновенно разбегаются в разные стороны.

ВОЙНА: Потрясающе красивая девушка. Она стоит перед распахнутым окном, и легкий утренний ветерок развевает ее длинные белые волосы, колышет фалды и рукава красного шелкового платья. Солнце позолотило пушистые ресницы, плеснув в фиалковые глаза предрассветного огня. Ее улыбка полна нежности и спокойствия.




СТРАННИК. - Он Шел. Он давно потерял счет времени. Взбирался по отвесным скалам, пробирался сквозь дебри, переплывал широкие и быстрые реки, переходил топкие болота. Его кожу иссушило солнце, а ветер и дождь перекроили одежду в лохмотья. Он Шел! По бездорожью, по бескрайним пустыням, и взгляд его выцветших глаз, устремленный в бесконечность, был пуст. Одежда, волосы, плечи покрылись пеплом воспоминаний и пылью дорог. Он давно не видел ни одного человеческого лица, ни с кем не разговаривал и только внутренний голос, вновь и вновь, злобно твердил ему: « У тебя было все: дом, семья, дети, друзья, ВСЕ. У тебя была жизнь. Но пришла ОНА и ничего этого не стало. НИЧЕГО!!! Ты должен идти! Ты должен найти и уничтожить ЕЁ, чтобы она не могла больше причинить вреда никому на свете. ТЫ ДОЛЖЕН ОСТАНОВИТЬ ЕЕ.»

И он отчетливо представлял, как ворвется в ее чертоги и одним ударом меча покончит с этой мразью. И его не пугало возможное сопротивление, ибо он знал: никто и ничто не сможет его остановить.
Он Шел… Без сна и отдыха. Днем и ночью. Его подхлестывала, подгоняла ненависть. И только однажды, в пустыне, силы неумолимо стали покидать его, закружилась голова, подкосились ноги, удары сердца стали слабеть. Он упал. Перевернулся на спину и из груди вырвался крик отчаяния.

ПУТНИК. - До того, как Она пришла, я был счастлив! У меня было все, что радует на земле обычного человека. Но Она вломилась в мою жизнь и все разрушила. Она всегда приходит нежданной, не званной, нежеланной, не прошенной, потому что все знают, что после Ее « Визитов» останется только пепел, боль и слезы. Я должен идти дальше. Должен уничтожить Ее, чтобы никто больше не мог бы стать жертвой ее ненасытной кровожадности. Я буду последним, кто увидит отвратительное лицо Войны.

СТРАННИК. - По мере того, как он говорил, его голос крепчал. По венам, горячей волной, растеклась ненависть, вливая новые силы в иссохшее, исстрадавшееся тело. Усталость исчезла, путник зашагал дальше, не замечая, что присмиревшие звезды печально смотрят ему вслед. Наконец, после долгих дней пути, он подошел к скале, на вершине которой крошечный, красный, как рубин, замок. Задыхаясь, он стал карабкаться вверх. Лучи восходящего солнца жгли его. Кожа на руках рвалась, как прохудившаяся ткань, сухие ветки кустарников, с мясом отрывали куски его плоти - боли не было. Взобравшись на вершину, он побежал. Огромные молоты стучали в висках, бешено билось сердце - это не имело значения. Главное - он у цели. Удар кулака и дверь взорвалась миллиардами красных осколков. Рубиновые иглы глубоко вонзились в тело - боли не было. Как могучий, разъяренный зверь, одним прыжком, он преодолел высокую лестницу, выхватил меч, и крепко сжимая рукоятку, перепрыгнул порог комнаты и…остановился - ослепленный.

Она была тут. Лицо - в обрамлении пламенных, влажных от крови волос, полные алые губы, искривленные в презрительной усмешке. Он не мог разглядеть цвет ее глаз, зато чувствовал, как горяч взгляд, как он прожигает насквозь его тело. Собрав последние силы, он стал поднимать вверх сверкающий клинок. ОНА ЖДАЛА. ОНА НЕ ДВИГАЛАСЬ С МЕСТА. И даже тогда, когда смертоносный меч, неумолимо стал опускаться на ее голову, ОНА и тогда осталась недвижимой. ОНА УЛЫБАЛАСЬ. Холодный металл легко врезался в живую плоть, как во сне послышался какой-то хруст - это отточенное острие безжалостно дробило кость. Он почувствовал, как горячий, липкий дождь стал заливать его с головы до ног - это был фонтан из ЕЕ крови. Он перестал что-либо видеть. Потом, когда сознание стало угасать, пришло чувство неизъяснимого блаженства и ликования. ПОБЕДИЛ! Выполнил свой долг! Сделал то, что обещал самому себе и тем, кого оставил мертвыми в далеком краю. ОН УБИЛ ВОЙНУ! Теперь души тех, кого умертвила она, могли быть спокойны.
Повсюду разлился запах свежей крови, но сейчас это был самый чудесный аромат на свете – благоухание, равного которому на свете не было. Искра сознания превратилась в маленькую сияющую точку, которая быстро угасала. И наступил мрак.



                ДЕЙСТВИЕ 1.

Действующие лица:

ВОЙНА;

ЧЕЛОВЕК-ПУТНИК;

СТРАННИК: Сидит на замшелом камне или прохаживается по краю авансцены;

СМЕРТЬ: Обаятельная, круглолицая толстушка, с веселым лицом. Средний рост; приблизительно 30 – 40 лет. На ней атласное голубое платье с пышной, широкой юбкой ниже колен. На голове чепчик из той же ткани. И платье и головной убор, сплошь, расшиты кружевами, рюшечками, даже на голубых туфлях – огромные банты, а на выбивающихся из под чепчика белокурых буклях, кое-где видны яркие блёстки. Дополняют картину густо подведенные брови, нежно- розовая помада на губах, от души нарумяненные щеки и крупные серьги, где на множестве цепочек раскачиваются мелкие жемчужины.



ВОЙНА - Умер? Вряд ли, скорее в обмороке. Придется подождать. (Пробует поднять меч.) Тяжелый, как только этот истощенный юнец смог доволочь его сюда, да еще нанести им такой сильный удар? Правда на этом, судя по всему, его силы и кончились. (Подходит к окну.) Как уже высоко поднялось солнце. И надо же было ему ворваться как раз тогда, когда оно стояло напротив моих окон. (Кричит солнцу.) Это все из-за тебя! Из-за твоего света я не смогла толком рассмотреть, кто и зачем ко мне пожаловал! Только и видела нечто движущееся, потом что-то сверкало перед глазами. Представляю, как глупо я выглядела. И что прикажете мне теперь с ним делать?!

(Появляется СМЕРТЬ.)

СМЕРТЬ - Это еще кто такой?

ВОЙНА - Понятия не имею. Ворвался, как ненормальный, с мечом в руках, и разрубил меня, как полено. Судя по всему, он жаждал меня убить.

СМЕРТЬ ( Рассматривая меч.) - Тяжеловат для него будет. Видать сильно осерчал. С чего бы это?

ВОЙНА - А я почем знаю. Возможно - псих, или этот, как его…Террорист, или пацифист.

СМЕРТЬ - Может что перепутал, не туда забрел, или вообще хотел пошутить?

ВОЙНА – Пошутить?! Да окажись на моем месте простой смертный, такой удар, разрубил бы его напополам, он не успел бы и глазом моргнуть, как оказался бы на том свете! ( Склоняется над лежащим юношей) Как думаешь, выживет?

СМЕРТЬ - Кто?

ВОЙНА - Это осерчавший, конечно, - не я же.

СМЕРТЬ - Разумеется: выспится, отдохнет, подлечится, ну а там, дай бог, не один десяток лет проживет. Надо бы ему раны перевязать, переодеть, положить куда-нибудь. Не может же он вот так лежать на полу, в луже крови, ему ещё простудится не хватало.

ВОЙНА (Помогая поднимать человека.) - Какая забота о ближнем. И главное от кого – от самой СМЕРТИ.

СМЕРТЬ - Хватит ворчать. Неси бинты, а заодно подумай, во что его переодеть. ( Начинает стаскивать с него рубаху.) Фу! А запах-то какой. ( Чихает.) Весь в грязи, в пыли, да откуда его, в самом деле, принесло!

ВОЙНА ( Входит с пухлым мешком ) - Это все, что у меня есть.

СМЕРТЬ – Ну-с, давай посмотрим. ( Вытаскивает из мешка одежду.) Это не пойдет, ну это сама носи, а этот кошмар откуда? Слушай, какой у тебя убогий гардероб, даже подобрать-то нечего. Разве что это.

ВОЙНА - Тунику?!

СМЕРТЬ - А что, из этого барахла, можно еще что-то выбрать?! Кстати, не вижу в этом ничего ужасного, скорее наоборот. Подобная одежда располагает к философскому мировоззрению, а не к бандитским нападениям. Когда очнётся, придёт в себя, почувствует себя древним греком, вот и будет тебе, с кем общаться.

ВОЙНА - Видимо ты забыла: он хотел меня УБИТЬ! Полагаешь, что напялив на этого волка античные одежды, мы превратим его в овцу?

СМЕРТЬ - От любви до ненависти…, правда, в данном случае наоборот, впрочем, неважно. Одевай на него что хочешь, а мне, чувствую, пора.

ВОЙНА - Опять уходишь, едва сказав несколько слов. Останься! Ты бываешь у меня так редко и так недолго. Я устала быть одна.

СМЕРТЬ - Но теперь-то ты не одна, а у меня, извини, работа. Не сердись, ты же знаешь. Я прихожу к тебе, только когда есть возможность. (Уходит. )

ВОЙНА (Оставшись одна, смотрит на лежащего человека. ) Тунику ему! Лучше бы смирительную рубашку. Ладно – За дело. Где-то у меня были бинты, вата, йод.

СТРАННИК - Когда он очнулся, в мире царила ночь. Кругом мерцали свечи, в камине, весело потрескивая, горели поленья. Путник чувствовал себя скверно: болело всё тело, но в тоже время, на душе было спокойно и легко. С трудом приподнявшись на локтях – оглянулся по сторонам. Мягкий свет, звёзды за окном, приятная прохлада летней ночи – умиротворяли, как уютно в этой большой овальной комнате, с темными переливающимся стенами; с распахнутыми настежь стрельчатыми окнами. «Где я?». Но его память крепко спала,- «как тихо и таинственно вокруг. Я попал в сказку или вижу сон? Вот сейчас распахнутся двери, зазвучит музыка, и я услышу лёгкий стук каблучков юной принцессы или величественную поступь королевы…» Молча входит Война, останавливается, пристально смотрит на Человека. На плечи она накинула широкий, доходящий до пола ,плащ.

ЧЕЛОВЕК (смеясь) . Так мой сон продолжается! Вскакивает, пытается встать на колени и взять Войну за руку, она брезгливо отводит ее за спину.

ЧЕЛОВЕК (уже серьёзным тоном) - Извините, вероятно, я что-то напутал. Мне снился сон…или…Кто Вы? Как я здесь оказался?( ВОЙНА молчит).

ЧЕЛОВЕК - Как жутко болит голова! Откуда у меня столько ран? Я запутался, я ничего не помню! Нет, я помню очень многое, но все, как в калейдоскопе, беспорядочные картинки мелькает перед глазами. Но Вы? Вас я вижу впервые. И эта комната…(дотрагивается до стен) круглая комната, она похожа на ту…все такое и не такое…(смотрит на окна). Вспомнил! Вспомнил! (хватает ее за руку и тащит к распахнутому окну). Здесь, то есть отсюда, лился поток огня, а ОНА стояла вот там – в центре. Конечно, как я мог все забыть?! Вы, думаете, что я сумасшедший? Возможно, но я тот, кто своим мечом убил эту гадину! Смотрите – вот и меч(хватает его обеими руками) ДА, - это он, на лезвии следы ЕЁ крови! Я не лгу. Я тот, кто убил ВОЙНУ! Это было ужасно. Я никогда не забуду её лица: влажные от крови пунцовые губы, звериный оскал, а волосы – будто вспоротые вены и все вокруг залито кровью. Но ничего этого больше нет и не будет; теперь здесь мирно горят свечи и стены излучают тепло и нежность, а ЕЁ больше нет! ОНА УМЕРЛА! Умерла! Я исполнил свой долг, я навечно избавил мир от этой кровожадной твари!

ВОЙНА - Что же она вам такого сделала?

ЧЕЛОВЕК - Глупый вопрос! Простите, Вам трудно все понять. Что она мне сделала? ОНА уничтожила все, что я имел: сожгла мой дом и сад. Если бы Вы видели, какие там росли цветы. Что сделала?! ОНА умертвила мою семью (закрывает голову руками)… Дети…от них не осталось даже игрушек, а там где стоял дом; там, где росли цветы и деревья – пепел. В моем городе все улицы теперь пусты и немы, и лишь ветер разгуливает по ним, щедро посыпая их пеплом сгоревших жизней. Все мертвы…только я, сам не знаю как, но выжил… Я – один, из всего города.

ВОЙНА - Как назывался город?

ЧЕЛОВЕК - Виль. Просто Виль.

ВОЙНА - Никогда не слышала про него и никогда там не была.

ЧЕЛОВЕК – И никогда уже не сможете там побывать, зачем смотреть на руины. Да если бы только мой город постигла такая судьба! Сколько их – исчезнувших с лица земли. благодаря ЕЁ стараниям. Но с этим покончено! Карфаген и мой Виль, конечно, уже не вернешь, но зато не будет новых Хиросим. И все - таки, почему я жив? Здесь что-то не так. Я же помню, после того, как я убил ВОЙНУ, силы оставили меня и сердце остановилось. Я
умер, но я опять жив. Почему?

ВОЙНА (подает ему чашу, наполненную красной жидкостью) - А почему ты воспользовался мечом? Его поднять-то нелегко, а уж тащить на себе такую даль. Взял бы, например, пистолет, гранату, да что угодно, а уж если тебе так хорошо было известно местонахождение «объекта» все, вообще, упрощается: сидя в удобном месте, покуривая или попивая, что-то бодрящее, нажимаешь на кнопку и всё, - ракета полетела по назначению, а ты – в безопасности, лениво потягиваешь пивко и радуешься, что дело сделано.

ЧЕЛОВЕК - Мне не нравится твой тон, но учитывая, что ты была добра ко мне, я не стану обижаться, даже про меч скажу. Хотя я и сам не очень- то верю в эти сказки, однако,- воспользовался. Мне говорили, что этот меч особенный: какой-то древний, и только им можно уничтожить нечисть, приведения, и ВОЙНУ… Может и сказки, но все, ведь так и произошло.

ВОЙНА - Убивать женщин! Фи, какая низость! ( С ее плеч спадает белое покрывало, открыв красное платье. )

ЧЕЛОВЕК - У тебя упала накидка. То есть шаль.

ВОЙНА - Шаль – Саван. Мне одолжила его одна из знакомых. Вся моя одежда другого цвета – красного.

ЧЕЛОВЕК (Вздрагивает. ) - Ты что-то говорила о ненависти… (Трогая стены. ) Это рубин?

ВОЙНА - Да.

ЧЕЛОВЕК - А замок? Он тоже из рубина?

ВОЙНА - Ну не весь. Так откуда ты, говоришь, пришел?

ЧЕЛОВЕК - Из Виля. А мой дом был деревянный и строил я его сам. Когда строил, мечтал, как мы будем счастливо в нем жить… Кровожадная тварь, она превратила его в горстку пепла!

ВОЙНА (Зло.) - Я НИ-КОГ-ДА НЕ БЫЛА В ВИЛЕ, и НИ-КОГ-ДА не видела твоего дома!

ЧЕЛОВЕК - Помню. И уже говорил, что такой возможности больше нет. Ни я, ни кто другой не сможет еще хоть раз взглянуть на моих родных, обнять детей. ОНА убила их! Пришла и уничтожила!

ВОЙНА - Но ты тоже пришел сюда убивать и разрушать.

ЧЕЛОВЕК - Э, нет – тут другое. Обычную женщину я не смог бы даже просто ударить. Что ты так недоверчиво смотришь на меня, настораживают погоны? Да, я военный. Но я не воюю против женщин. Я стал военным, чтобы защищать свою родину, свой народ, но когда пробил час – ничего не вышло. Наверное, я плохой специалист. Все случилось так неожиданно, так быстро. Да. Я испугался! Растерялся, не знал, что делать, а потом было уже поздно… Но здесь – другое. Ты что, не понимаешь? Я убивал ЕЕ, чтобы остались в живых миллионы других. Я уничтожил чудовище, которое методично, век за веком, пожирало мир. Да что ты можешь знать о войне, сидя здесь, взаперти, разве ты можешь представить, сколько бед натворила эта дрянь на планете?

ВОЙНА - Я ничего не знаю о войне? Это спорный вопрос. Говоришь, не можешь ударить женщину? ЭТО ЛОЖЬ. Некоторое время назад, ты разрубил меня своим мечом, как капусту, и при этом блаженно улыбался. Даже если ты убивал чудовище, то есть саму войну, но стояла-то перед тобой обычная женщина.

ЧЕЛОВЕК - Это была ты?! Ты?! И я не убил тебя?! Ты врешь! (Бьет ее по лицу наотмашь)

ВОЙНА - Да, – это была я. Но в отличие от тебя, у меня нет привычки приходить в гости незваной с намерением убить хозяев. Я не разрушала твой дом, не сворачивала шеи твоим соседям, не кромсала ни ножами, ни мечами, твоих родных и близких. Я ничего этого не делала, а вот ты…
Человек. - (Растерянно.) Как же так? Я четко помню, как мой меч опустился на ее голову… А лицо…? Ее облик? Нет! Это не могла быть ты., ту мне не забыть до конца моих дней.
Война ( Чуть не плача.) - Ну как мне тебе доказать, что это была я?! Ты видел МЕНЯ, слышишь! Меня!

ЧЕЛОВЕК - Нет. У той были красные волосы, губы, влажные от крови, клыки, а взгляд - Два огненных , прожигающих тебя насквозь, луча. У тебя же мягкие, легкие, пушистые волосы; спокойные фиалковые глаза, нежная розовая кожа. Ты – воплощение хрупкости, женственности, и хочешь, чтобы я поверил, что ты и та фурия, одно и тоже существо! Я, милочка, не дурак и не сумасшедший.

ВОЙНА - По-моему и то, и другое.

ЧЕЛОВЕК - Что?

ВОЙНА - Что слышал. Если ты не глупец, включи мозги, подумай: в моей комнате стены сделаны из чего? Правильно – из рубина. Когда ты ворвался сюда, что происходило в природе? Давай, думай, серьёзно, усердно думай! Шевели серым веществом, если оно у тебя, конечно, есть. Молчишь. Ну-ну! Трудновато?! Махать мечом, разумеется, легче, особенно против безоружной, слабой женщины. А ведь всё, как на ладони, проще, - некуда. В тот момент, шел восход солнца, и оно, как раз находилось на уровне моих окон, – поэтому комната, и все что в ней было, окрасилось в рубиновый цвет, а зубы, когти, и все подобные кровавые атрибуты, дорисовала твоя ненависть ко мне. Ты прав – я улыбалась, но и это объяснимо. Из-за яркого, ослепляющего света, я ничего не видела, я только слышала шаги. С детства меня учили – гостей надо встречать улыбкой. Не мой взгляд прожигал тебя, а лучи молодого солнца.

ЧЕЛОВЕК - Допустим, а кровь? Ее запах я чувствовал повсюду.

ВОЙНА – Немудрено, ты был изранен, за тобой стелился кровавый след.

ЧЕЛОВЕК - Значит я не успел ударить тебя? ( Внимательно рассматривает меч.)

ВОЙНА - Какой удар ты имеешь ввиду: первый – мечом, или второй – рукой?

ЧЕЛОВЕК ( В недоумении продолжает смотреть на меч.) - Значит ты жива?

ВОЙНА - Как видишь. Твоя беда в том, что меня нельзя уничтожить физически. ( Горько ухмыльнувшись.) даже древним магическим оружием, а уж современным, вообще, не стоит и пробовать. К сожалению, я - бессмертна.

ЧЕЛОВЕК - Значит все было напрасно. Тебя невозможно уничтожить. И в мире ничего не изменится, - все пойдет по-прежнему. (Хватает кубок, пьёт залпом; по подбородку растекается красная жидкость, несколько капель попадают на пол.)

ВОЙНА – Почему бы тебе не поинтересоваться: как я себя чувствую? Не было ли мне больно?

ЧЕЛОВЕК - Что я сейчас пил? (Чуть пошатнувшись, хватается за голову) Это не вино, не сок, у твоего напитка терпкий вкус и странное действие, – словно кровь ударила в голову. Почему молчишь, я же спросил тебя: что я пил?

ВОЙНА - Ни вина, ни воды у меня нет, а это – ( Показывает на пустой кубок. ) – то, чем вы, люди, поите меня много лет подряд – кровь. Так пей же её ты сам, чтобы потом рассказать, каков вкус крови.

ЧЕЛОВЕК - Я не пью человеческую кровь, то есть я вообще, не пью кровь. Стой, я понял, ты хочешь отвлечь, заговорить, ты лжешь, чтобы я не повторил попытку. Видимо, от усталости, я потерял сознание, а не промахнулся. А все твои рассказы о бессмертии – уловка. ( Бросается на нее. ) Я задушу, уничтожу тебя! Я должен! Я слишком долго сюда шел, и доведу дело до конца. ( ВОЙНА вырывается из его рук, отбегает к окну. )

ВОЙНА - Остановись - я сказала правду, приди же, наконец, в себя от ненависти. Начни размышлять, думать. Меня ли надо уничтожать? Ты что, в самом деле, считаешь меня виновницей всех разрушений, которые происходят в мире? У меня волосы из потоков крови? На губах кровавая пена? Мои руки покрыты кровью? На, - смотри!

ЧЕЛОВЕК (Машинально берет ее за руки)

ВОЙНА - Красные и кровавые?

ЧЕЛОВЕК - Белые, нежные, гладкие. (Отталкивает ее от себя.) Но ты причастна, не знаю как, но ты причастна ко всему. Не сама – допустим. Возможно, у тебя легион исполнителей твоей воли.

ВОЙНА- Я живу одна, мне некем повелевать. Я не читаю газет, оглядись: ни радио, ни телевизора. ( Грустно.) Но я и вправду знаю, что все это где-то происходит, неважно как.

ЧЕЛОВЕК - Хочешь сказать, что тебе неизвестно, где война, например, сейчас.

ВОЙНА. - Напротив, это-то мне известно: я здесь, разговариваю с тобой. И в тот день, когда погибал твой город, я была здесь, более того, - никем, и ничем я не управляла и не руководила, и понятия не имела о том, что происходило там, где, в тот день, был ты.

ЧЕЛОВЕК. – Всё-таки здесь, что-то не так, не правильно. Кто-то должен был всё знать. Должен был отдать приказ. Мой город сгорел не случайно, он был уничтожен намеренно.

ВОЙНА - ( С надеждой.) Конечно не так! Пожалуйста, подумай, допусти мысль, что это не моих рук дело, ты сам сказал - я хрупкая, нежная, я же тебе все объяснила, тебе осталось только хорошенько подумать.

ЧЕЛОВЕК - (Брезгливо отстраняя ее от себя.) Внешне все это так, но именно с твоих слов я узнал, что ты необычное существо, тебя нельзя убить, ты умеешь заживлять раны, полностью восстанавливать свою кровь, да что там кровь – на тебе нет ни одного шрама, ни одной царапины, как будто ничего не произошло. Что еще ты можешь делать, из того, что не под силу обычному человеку? Возможно, у тебя есть другие способы массового убийства людей.

ВОЙНА - Например?

ЧЕЛОВЕК - Надо подумать. (Нервно ходит по комнате.) – Уверен ты можешь перемещаться в пространстве, тебе легко найти нужных людей, настроить, подсказать, что делать, направить туда, куда нужно тебе, и они пойдут и сделают то, что ты им скажешь.

ВОЙНА. - Зачем мне все это?



                ДЕЙСТВИЕ 2.
Действующие лица:
ВОЙНА;
АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ;
ФРИДРИХ ВЕЛИКИЙ;
НАПОЛЕОН БОНАПАРТ;
ЖАННА Д* АРК;
ЛЕЙТЕНАНТ армии БОНОПАРТА;
СМЕРТЬ;
БРОДЯЧИЕ ПЕВЦЫ И МУЗЫКАНТЫ.


ЧЕЛОВЕК. - Бред! Военные защищают, охраняют.

ВОЙНА. - Да, да, да…Сначала вас бьют на вашей территории, потом вы мстите, разумеется, уже на вражеских землях. Старо, как мир. Вон они (показывает на портретную галерею), с чьими именами я повенчана навеки: помнишь – «Война Наполеона Бонапарта»; «Война Александра Македонского». Заметь, слово война – первое, а они скромненько пристроились за моей спиной. И у каждого миллион причин и оправданий, почему они начинали свои сражения. Я же – нечто похожее на вывеску, ярлык. Они знали, что всё спишут на меня. А ты вопишь, что я кого-то подстрекала, кем-то руководила, исподтишка толкала людей на безумство кровопролитий, что это я лукава и коварна. (поворачивается к портретам) - Ну, чёрт побери, выходите из золоченых рам, багетов, где вы, так величественно и пристойно изображены для потомков, биографов, да и для самой истории! Я ВАМ ПРИКАЗЫВАЮ! Уж кто, как не я, имею на это эксклюзивное право?! Я ЖДУ!
(гаснет свет) Затем на сцене поочередно появляются: Наполеон с молодым офицером, Македонский, Фридрих 2, Жанна Д» Арк (все одеты в костюмы своих времен).

ВОЙНА. - Добрый вечер, господа. Прошу прощения, что посмела вас потревожить, но без вашего участия нам никак не удается разрешить наш спор. Моему оппоненту мало моих доводов, он глух и слеп ко всему, о чем я говорю, ему нужны факты и показания свидетелей, вот я и решила ему их предоставить. (обращаясь к ЧЕЛОВЕКУ) - Пожалуйста, мой друг, они перед вами и с ними можно пообщаться. Говоря вслух ВОЙНА спокойно ходит между присутствующими.

ВОЙНА. - Господа, сосредоточтесь на моих вопросах. Кто я? (молчание). Кто-нибудь знает мое имя? Видел ли меня, кто-нибудь раньше? Может кому-нибудь кажется знакомым мое лицо? (Неожиданно, Македонский резко останавливает её, сжимает рукой её подбородок, поворачивает её лицо к свету. )

ВОЙНА. - Ты узнаешь меня?

МАКЕДОНСКИЙ. - Нет, вряд ли мы были знакомы – я не забыл бы такое прекрасное лицо.

НАПОЛЕОН. - Ко мне, Мадам, не трудитесь подходить. Меня мало интересовали женщины, кроме Жозефины, разумеется. Неудивительно, что я Вас абсолютно не помню.

ФРИДРИХ. - И меня интересовала только одна особа женского пола – Фортуна: дело в том, что когда она становилась обычной женщиной, а не богиней, я тут же проигрывал битву, ибо Фортуна в человеческом облике, непременно, оборачивалась ко мне спиной. Увы. Я был не в её вкусе, впрочем, надо признать, что все женщины ветрены и отъявленные кокетки.

МАКЕДОНСКИЙ. - Что там бормочут эти олухи?

ВОЙНА. - Неважно (вырывается из его рук), важно, что тебе я неизвестна.

МАКЕДОНСКИЙ. - Это поправимо.

ВОЙНА. - Когда ты был ещё ребенком, с тобой занимались лучшие учителя. Вы изучали историю, литературу, ораторское мастерство, - глубокие, серьёзные науки. А ты? Едва сев на императорское кресло ты сразу бросился завоевывать мир, позабыв и своих мудрых наставников, и все науки Кроме одной – науки воевать. Почему? Может, кто-то подтолкнул, исподтишка подговорил, заставил принять решение: испытать себя на поле брани?

МАКЕДОНСКИЙ (разразившись смехом). - Мне посоветовали? Меня подтолкнули?! Чушь! Да я спал и видел, когда наступит мой час, когда, наконец, я стану правителем и смогу всё решать сам. Я был жалким, запуганным ребенком, не умевшем сидеть на лошади или держать меч в руках?! Да кого бы я стал слушать, когда передо мной лежал весь мир, -ждущий своего хозяина. Мир, который Я должен был завоевать!

ВОЙНА. - Полагаю, ты не додрался в детстве. Скажи, война была для тебя увлекательной игрой или ты хотел несметно разбогатеть?

МАКЕДОНСКИЙ. - Я хотел взять от жизни все, что она может дать молодому, сильному мужчине.

ВОЙНА. - Кровь, пот, предсмертные хрипы – это то, с чем ты сталкивался почти ежедневно. Такой образ жизни не приносит гармонию, как , например, музыка, философия, любовь.

МАКЕДОНСКИЙ. - Звон мечей, победные крики – чем не музыка? Только в пылу битвы я чувствовал себя отлично. С каждой победой я мужал и мудрел. Моя Империя росла и если бы не глупая смерть, ею, в конце концов, стал бы весь мир. Так о каком богатстве ты говоришь? Звоном монет какого достоинства можно заглушить блаженство победителя; ликование, звучащее в его душе?

ВОЙНА. - Все-таки ты играл в войну. Конечно, у тебя были громадные императорские планы, но за тобой шло несметное полчище: армия, и солдатам было далеко до полета твоей имперской фантазии, они мыслили боле приземлено: мародёрствовали, насиловали, убивали. Что вы оставляли за собой? Землю, взрытую копытами лошадей и солдатскими сапогами; усеянную трупами и щедро политую кровью. Ты был счастлив?

МАКЕДОНСКИЙ. (помолчав) - Да. Только жаль, что жизнь так нелепо и быстро оборвалась, не дав исправить ошибки – превратить поражения в победы. Впрочем, несмотря на это я был счастлив.

ВОЙНА (обращаясь к ЧЕЛОВЕКУ) - А в мой адрес неслись проклятья. В истории – он легендарный полководец. Я, в рамках человеческого мировоззрения, – исчадье ада.
Видишь, вон там, - у стены, молодой худощавый мужчина с интересом разглядывает картину. Это ещё один великий воин – Фридрих 2. Когда умер его папенька, все радовались тому, что маленькая Пруссия, наконец, заживет мирно, ибо наследник – любит уединение в своем Сан-Суси, поклоняется музыке, литературе, живописи. Никто не предполагал, что любовь к прекрасному, благополучно уживается в нем с цинизмом и воинственностью. Они очень плохо знали нового короля: едва взойдя на престол, он стал сколачивать армию, способную превратить невзрачную Пруссию в боле солидное государство. Он отличался умом и прозорливостью; крайне заботился о том, каким он останется в глазах потомков.
Личному секретарю, который повсюду сопровождал короля, Фридрих тщательно отбирал, какие именно высказывания царственной особы, следует записывать. Однажды секретарь, удивленный витиеватостью фразы, спросил о возможности выразиться проще? Ответ был откровенен и оригинален (обращаясь к ФРИДРИХУ), Ваше Величество,

ФРИДРИХ. (отходя от картины) - Недурно: Рафаэль, надеюсь - подлинник?

ВОЙНА. - Не знаю. У меня вопрос: что именно Вы тогда сказали? Не помните?

ФРИДРИХ. - Отлично помню: «Я не могу открыто заявить, что если тебе нравится провинция соседа – иди и забери её себе.» Я пояснил, рисуя свой портрет для истории, всегда нужно искать не только весомый, убедительный, но и приличный довод, который объяснит, что другого выхода у меня, увы, не было –пришлось взяться за оружие, и в итоге соседу пришлось потесниться.

ВОЙНА. - Сколько же лет, ты прожил, как обычный солдат: спал в обозах, укрывшись шинелью, ел грубую пищу, спал 4 чача в сутки; во всем себе отказывал. Зачем? Когда вместо всего этого, ты мог царствовать и наслаждаться: окружив себя тем, что так любил: музыкой, беседами с мудрецами и философами; искусством, красотой и тишиной Сан-Суси. Так нет! Ты и сам не сидел дома и почти десять лет гонял по пыльным дорогам Европы, чуть ли не всё мужское население Пруссии.

ФРИДРИХ. - Мужчинам, сидеть дома скучно, а вот повоевать.

ВОЙНА. - Может это, действительно так. Но твоя личность, столь многогранна, до сих пор она остаётся большой загадкой . Посуди сам – щадил произведения искусства: в Дрезденской галереи, после восторженного осмотра ее сокровищ, скромно просишь сделать копии, с понравившихся полотен, несмотря на то, что и музей и весь Дрезден принадлежали уже ТЕБЕ. Но всё-таки – это благородно и человечно. И другое – битва при Цондорфе, где ты швырял свои войска, как в мясорубку, уже зная за кем останется победа. Обрывались тысячи жизней, но ты не испытывал жалости, не хотел никого щадить. А ведь здесь, на чаше весов были не живописные полотна, а человеческие жизни, и они не перетянули.

ФРИДРИХ. - Война, милочка, - это война. Таковы ее повороты и законы.

ВОЙНА. - Идя на смерть, твои солдаты, вероятно, проклинали Меня, а не себя и уж, конечно, не ваше Величество.

ЧЕЛОВЕК. - Кто эта девица в рыцарских доспехах? Или я ошибся – это юноша?

ВОЙНА. - Ничуть. Прошу любить и жаловать(подводит его ближе) – ЖАННА д* АРК! Ну, а тебе, красавица, кто шепнул на ушко, кто посоветовал бросить родной дом, вооружиться до зубов; покинуть родных и близких, дабы отправиться воевать? Во Франции не хватало мужчин?

ЖАННА д. АРК. - Причина в другом: я точно знала, что без меня ничего не получится.

ВОЙНА. - Откуда?

ЖАННА д. АРК (уклончиво) - Чувствовала. Никто не понимал, что решается вопрос о независимости Франции. Именно Я должна была освободить короля. Меня должны были поддержать и рыцари, и простолюдины.

ВОЙНА. - Так и случилось – девушка из народа, в разгар столетней войны, смогла вновь воодушевить защитников короля, и была одержана победа под Орлеаном. Её любили: искусные ремесленники выковали ей доспехи, народ встречал её ликованием, а опытные рыцари беспрекословно подчинялись ей. Она казалась непобедимой.

ВОЙНА. - Вероятно, ты очень гордилась собой?

ЖАННА. - О себе я не думала, я же сказала уже, что было особенно важно.

ВОЙНА. ( дотрагивается до разорванных цепях кандалов на ее запястьях), - Награда за преданность?

ЖАННА (смущённо)- Его обманули, наговорили на меня, он был слишком слаб, одинок; его соратники, друзья, повели себя недостойно: все они отреклись. Он стал одиноким, беззащитным королем.

ВОЙНА. - зато ты оказалась сильной?! Хватило сил перенести предательство?(ЖАННА молчит). А прослыть не героиней, а ведьмой?! Быть сожженной заживо в 17 лет?! Молчишь. Разве бог создал женщину не для того, что бы она дарили жизнь, а не отнимала её у других людей, да и у себя самой?

ЖАННА. - Наши жизни отняла война.

ВОЙНА. - Да что ты?! А мне показалось, что это сделали люди, когда ты, так рьяно ввязалась в злополучную распрю королей и вассалов.

ЖАННА. - У меня не было выбора. Конечно, умирать оклеветанной, действительно, больно и страшно.

НАПОЛЕОН. - Прекратите терзать девушку – с неё, вполне, достаточно того, что она пережила. Франция помнит ее, и благодарные потомки называют ее народной героиней. Ей посвящены книги, нарисованы картины, поставлены памятники.

ВОЙНА. - И имена всех, кто погиб в той войне, прославляют благодарные потомки?

НАПОЛЕОН. - Не стоит обобщать, ОНА отдала жизнь за независимость своей Родины, причем добровольно. Это благородно.

ВОЙНА. - Хочется внести некоторую ясность: она, да и все вы, легко отдавали еще и чужие жизни, разумеется, во имя благородных целей, которые порой только провозглашаются, тогда как истинные, знают далеко не все; и так ли уж добровольно идут на погибель простые солдаты и офицеры?

НАПОЛЕОН. - Умереть за родину – всегда честь для солдата!

ВОЙНА. - Хорошо бы спросить у него самого, не все же самураи. Ладно, оставим эту тему. Поговорим о Вас, о Ваших целях, вот они мне более-менее понятны. Вы родились властолюбивым и…

НАПОЛЕОН. - Глупости, я тоже мечтал о благоденствии Франции!

ВОЙНА. - Какое было тебе дело до судьбы Франции? Жанна – француженка, а ты корсиканец. Не стоит лгать, хотя бы самому себе. Ты жаждал власти, и твое тщеславие подсказало самый короткий путь к ней – военную тропу, ведь у тебя не было другой возможности. Македонский, Фридрих родились под сенью короны – им повезло, а вот тебе нет. В каком чине ты начал свое восхождение на престол?

НАПОЛЕОН. - Лейтенанта.

ВОЙНА. - Отличная карьера, бесспорно. Нельзя недооценивать сложившиеся на тот момент обстоятельства во Франции, и твое умение быстро принимать решения, умение быть в нужный момент, в нужном месте. Вовремя взорвавшаяся революция; перегнувшее палку новое правительство – бесхозный трон. Так почему же было не занять его, по праву сильного?

НАПОЛЕОН. - Я всегда заботился об интересах Франции.

ВОЙНА. – Не спорю. Более того. Если бы ты на этом остановился: остался Во Франции, стал бы управлять уже своей империей, причём держа всё под контролем, не исключено, что последующие события, и всё в целом пошло бы иначе. Но ты, ведь, жить не мог без хорошей драки. И случилось то, что случилось: была Франция, был Париж, был Лувр, был Версаль, в конце концов, было начало новой Империи, - твоей Империи! Только Императора там почти никогда не было. А почему? Всё просто: новый, кстати, любимый подданными, Император, продолжал воевать вдали от своей империи.

НАПОЛЕОН. – Я расширял её границы. Я хотел.

ВОЙНА. – Мы все знаем, что ты хотел - мирового господства.

НАПОЛЕОН. – Для Франции, не для себя же!

ВОЙНА. – И как ты себе это представлял?

НАПОЛЕОН. – Могу разъяснить.

ВОЙНА. – Не стоит. Будет лучше, если ты озвучишь количество человеческих жизней, которое заплатил мир, удовлетворяя твои имперские амбиции.

НАПОЛЕОН. – Война есть война. Она невозможна без потерь.

ВОЙНА. – Допустим. А она ли виновна в гибели, страданиях миллионов людей? Нет ли кого-то более конкретного, из простых смертных, кто был, либо были истинными инициаторами подобного зверства, неоправданного кровопролития?

НАПОЛЕОН. – Не переношу демагогию, особенно, когда всё очевидно: война и смерть – понятия тождественные.

СМЕРТЬ (появляется на сцене в прежнем костюме)

ВОЙНА. – Ну уж нет! Смерть, просто, выполняет свою работу: древнейший обряд, ремесло, и не более того. Она никого не убивает, а является пред человеком в его последний миг, чтобы сопроводить в другой мир. На этом её действия и завершаются. Тогда как.

СМЕРТЬ. – Кто тут меня поминает? Зачем? Ба! Да у тебя сегодня светский раут? Очень мило. И кто гости? Лица-то, больно, знакомые. (всматривается) Надо же , - Императоры, полководцы. Сплошь одни мои эксплуататоры, прошу извинить, - работодатели, так будет более правильно: вы ребята мне такую работёнку подкидывали, не то что без отпуска, а, вообще, без доли секунды, чтоб дух перевести, как угорелая носилась. Какая там торжественная поступь, легкое явление-возникновение из воздуха, когда я сразу десятками, без всех положенных аксессуаров, чуть ли не на себя взваливая, перебрасывала, если не сказать швыряла, в мир иной, и пока одни перелетали черту, уже неслась к следующим. До сих пор вспоминать стыдно, ведь к скольким не поспевала: являюсь, а последний миг уже без меня прошёл. И пред кем, прикажете, являться? Вы же, господа, полками в атаку своих солдат швыряли ни о чём и ни о ком не думали. Возомнили о себе. Что с того, что посмертие и всё. Что с ним связано, вам было не ведомо, главное, что и жизнь и смерть людей вам была безразлична. Не знали они! Убиенным от этого не легче; по вашей вине, этим бедолагам, дорогу в мир иной самим искать приходилось, ибо Смерть одна, а их тысячи! Сами, небось, когда померли , всё как надо прошло: ни страха, ни непонимания. Вслед за мной по туманному мосту, чинно перешли. Музыка, пение, - всё как положено. Морды-то Ваши помню – благостные. Но и те не забыть, жаль вам их не покажешь.

ЧЕЛОВЕК. – Это и есть твоя подруга? Та, которая одолжила тебе саван?

ВОЙНА. – Других у меня нет.

ЧЕЛОВЕК. – А почитатели? Поклонники?

ВОЙНА. – Раньше, ещё с древних времён, моё имя радовало ростовщиков, оружейников, да много кого. Для одних, война – горе, гибель, страдание, разорение, а для других, наоборот, - источник дохода, даже богатства. В последнее время, я – кумир правителей, военных министров, банкиров, владельцев , служащих, работников фирм связанных с военной промышленностью. Те же наёмники, - начало войны – для них радость: будет война – будет работа.

ЧЕЛОВЕК. – И ты жалуешься на одиночество?!

ВОЙНА. – Глупец! Полагаешь, что кто-то, открыто, признается в любви ко мне? Свою радость они умело прячут, прикрывая фальшивыми речами о недовольстве…Сколько заученных слов, масок соболезнования для родных и близких, павших на поле брани. Протесты, меморандумы, торжественные негодующие выступления на митингах. Интервью прессе. Люди - мастера лукавить.

ЧЕЛОВЕК – Тогда получается, что и на них ложится часть вины за разрушение, гибель людей?! Остановись. Я совсем запутался. Мне надо сконцентрироваться, выстроить логическую цепь.

ВОЙНА. – Строй на здоровье. Только причём здесь логика? И в чём ты запутался, если всё предельно ясно.

ЧЕЛОВЕК. – Ты символ, название, слово, а все эти (смотрит на гостей) виновны, гораздо больше тебя.

ВОЙНА. – Отнюдь. Они тоже ближе к символам. Они возглавили и только.

ЧЕЛОВЕК. – И ТОЛЬКО!!! Это же лидеры!

ВОЙНА. – Всё верно, но за каждым из них шла огромная армия. И состояла она из обычных людей. Таких же, как ты.

ЧЕЛОВЕК. – Всё! Достаточно! Я уже понял, что причастны все, вопрос – в какой степени? Например, - захватчики и те, кто вынужден обороняться. Одни нападают – их вина очевидна. Но те, кто защищаются? Они поставлены в такое положение не по своей воле: не убьёшь ты – убьют тебя. Что получается? Больше виновна первая сторона. Не так ли?

ВОЙНА. – Трудный вопрос: стоит учесть, что как правило, со временем, они меняются местами. Око – за око, зуб – за зуб. С тех пор, как я появилась, мир мало изменился. Век за веком, человечество развивалось, умнело, набирало знаний; придумывало, изобретало, делало открытия, совершенствовало всё вокруг себя; делало свою жизнь комфортной, насыщенной. Человечеству дано много и в первую очередь – ум, изобретательность, но что любопытно: за прошедшие тысячелетия, больше всего люди предпочитали изобретать то, что способно уничтожить их самих. В итоге сейчас планета равнозначна бочке пороха, - осталось, лишь поднести зажжённую спичку.
ЧЕЛОВЕК. – Если уничтожить всё оружие?

ВОЙНА. – И что? Драться можно и без него, было бы желание, а оно-то как раз есть, и это человеческое «достоинство» - неизменно.

(К ним подходит Офицер)

ОФИЦЕР. – Прошу извинить, но я стал невольным свидетелем вашей беседы. Мог бы оспорить много, из того, что услышал, но более всего меня поразило, мадмуазель, одно ваше суждение: Вы обвиняете всех, без исключения? Или я ошибся?

ВОЙНА. – Именно так.

ОФИЦЕР. – Вы убеждены, что и генерал, командующий войсками, и правитель, затеявший ссору с соседним государством, и простой солдат, типа меня, - одинаково виновны в смерти людей?

ВОЙНА. – Благодарю, Вы очень точно сформулировали то, что я хотела сказать своему собеседнику.

ОФИЦЕР. – О, женщины, как вам легко удаётся обобщать. Это именно ваша неизменная черта характера: не замечать факты, мешающие вашим теориям. Сейчас, в разговоре, лично Вы, упустили одну, но немаловажную деталь.

ВОЙНА. – Неужели?

ОФИЦЕР. – Вы забыли или не захотели помнить, что свобода выбора, есть только у правителя, солдаты же, да и генералы – люди подневольные. Правитель велит генералу; генерал даёт приказ солдатам; солдаты, лишь выполняют распоряжения.

ВОЙНА. – Так ли? Разве генерал не может подать в отставку?

ОФИЦЕР. -…А солдат отказаться выполнить приказ?! О, женщины! Вы неповторимы! (смеётся)

ВОЙНА (внимательно наблюдая его веселье). – Господин офицер, среди моих гостей, нет ли вашего правителя или генерала?

ОФИЦЕР (продолжая улыбаться). – Я солдат Великой армии Наполеона Бонопарта.

ВОЙНА. – Чудесно, прошу извинить: я, буквально на одну минуту…(быстро уходит)

ОФИЦЕР. – Женская логика – уникальное явление. Разве Она поймёт: приказ есть приказ. Он не обсуждается и не может быть не выполнен.

ВОЙНА (возвращается под руку с Наполеоном)

НАПОЛЕОН. – Не понимаю, зачем Вам это надо?

ВОЙНА. – Вам трудно выполнить мою просьбу?

НАПОЛЕОН. – Бесспорно, нет, хотя, поверьте, - это абсурдно. ( подходят к офицеру, который мгновенно замирает, будто в строю.)

НАПОЛЕОН (протягивает ему свой пистолет) - Господин офицер, Вы, как и прежде, готовы преданно служить своему Императору?

ОФИЦЕР. – Да, мой государь. Какие будут распоряжения?

НАПОЛЕОН. – (чуть помедлив) Застрелиться. Немедленно. Возьмите моё оружие.
ОФИЦЕР. (медленно берёт оружие.)

НАПОЛЕОН. – Вы остолбенели? Это приказ! Или оглохли? Я приказал – немедленно!!!

ОФИЦЕР. (начинает неуверенно пытаться дотянуться пистолетом до виска. Рука заметно дрожит, лицо выражает ужас. Успокоенный Наполеон поворачивается уходить. Офицер отшвыривает оружие, срывающимся голосом, похожим на визг, кричит ему в спину. – С какой стати я должен убивать себя! (убегает)

ФРИДРИХ. – Как вы распустили своих солдат, Бонопарт (ехидно) Ах да, он же француз.

НАПОЛЕОН. – Глупая шутка, мадмуазель, очень глупая . (уходит)

ЧЕЛОВЕК. – Постойте! Он, что не знает? Забыл, что он призрак? Ведь с ним не могло ничего произойти, ибо он давно мёртв!?

ВОЙНА. – Убедился. Страх за свою шкуру, парализует даже мозг мертвеца-фантома. Так делай свои логические умозаключения: стрелять в себя, даже по приказу, будет далеко не каждый. Если, вообще такие найдутся. Получается, что приказ – удобное оправдание поступкам, органичным данному индивидууму, нечто, вроде, индульгенции.

ЧЕЛОВЕК. – Как ты для каждого из них?

ВОЙНА. – Как я? Пожалуй. Люди абстрагируются от меня, им не хочется связывать себя со мной. В сознании каждого я – первична, ибо человек не желает никаким образом соотносить меня со своей природной основой – разрушителя.

ЧЕЛОВЕК. – Что если так оно и есть: желание драться, агрессия – импульс из вне, он-то и будит, какую-то черту характера, которая, начав работать, заставляет идти воевать.

ВОЙНА. – Если бы было так, то зачем человеку даны ум, душа, сердце, способность мыслить, чувствовать. Вы все кичитесь своей самостоятельностью, свободой, свободой выбора. А это всё невозможно, при условии, что вы имеете способность подчиняться «импульсам из вне. Тогда все вы – марионетки в…(резко оседает на пол, теряет сознание, несмотря на все усилия ЧЕЛОВЕКА продолжает лежать без признаков жизни) ЧЕЛОВЕК, убедившись в тщетности своих усилий, устремляется в гущу толпы гостей. Через несколько минут появляется, ведя за собой, недовольную СМЕРТЬ)

СМЕРТЬ. – Да в чём дело?! У меня была такая интересная беседа с Гитлером, ты же должен помнить, - это один из самых крупных моих работодателей, и тут врываешься ты, тащишь меня куда-то. Да что, ты себя позволяешь!!!

ЧЕЛОВЕК. – Смотри. Что с ней?! Она умерла?

СМЕРТЬ. – Нет, конечно, просто спит. (жестом руки показывает остальным, что им следует удалиться. Гости исчезают.) Я уж и забыла, когда последний раз видела её спящей. Она не умеет спать, скорее не может, пока, хоть где-нибудь, да идут бои.
ЧЕЛОВЕК. – Сколько она будет спать?

СМЕРТЬ. – В прошлый раз, отдых длился целых пятнадцать минут.

ЧЕЛОВЕК. – И всё?

СМЕРТЬ. – Всё?! Полагаешь – мало?! Эх ты. Планета огромна. Сколько на ней народов, стран, племён, людей!!! ТО-то же: пятнадцать минут без войн, для этого голубого шарика, - вечность.

ЧЕЛОВЕК. – Это правда: Она бессмертна?

СМЕРТЬ. – С чего ты взял?

ЧЕЛОВЕК. – ВОЙНА сказала.

СМЕРТЬ. – Ты не понял: её нельзя уничтожить физически, насильственным методом, Она сможет умереть тогда, когда на Земле прекратятся кровопролития, когда все забудут, что означает слово «война». Тогда и придёт её последний миг, но поверь, даже мне он не ведом. Странно, но ты явно подобрел к Ней, ишь, как распереживался.

ЧЕЛОВЕК. – Естественно.

СМЕРТЬ. – Естественно!!! Не ты ли, недавно, мечтал свернуть ей шею?

ЧЕЛОВЕК. – Откуда мне было знать, что Она ни в чём не виновата.

СМЕРТЬ. – Разумно, мы с ней знакомы целую вечность: с того, далёкого дня, в который канул в Лету Золотой Век. Тогда мы и пришли в ваш мир окончательно. - с того момента, в который умерли первые люди.

ЧЕЛОВЕК. – Что же было до вашего прихода?

СМЕРТЬ. – Они засыпали, и во сне переходили в другие миры, в иные воплощения. Не было страха, боли. Был покой и только. Однако люди нарушили гармонию жизни. Вот тогда на Земле и потребовалось наше присутствие. Хорошо, что мы не испытываем никаких эмоций: нам безразличны и радость, и горе; боль не терзает нас, - равнодушие, видно, Боги позаботились об этом.

ЧЕЛОВЕК. – Странно, мне показалось, - она переживает.

СМЕРТЬ. – Значит не мне одной. Последнее время, я стала примечать, нечто новое, но боялась поверить. Видела её нервозность, чувствовала тоску одиночества; понимала, разумеется, давно понимала: тоскует, размышляет, злится от того, что её не понимают, что в мире всё перепутано. А что это, как не те самые эмоции, которых у нас не могло быть. Печально.

ЧЕЛОВЕК. – Сошла с ума? Она – живое, мыслящее, чувствующее существо, а не бездушная кукла!

СМЕРТЬ. – Я сумасшедшая?! А не ты ли! Ну-ка представь, что может произойти если у неё оживёт душа?! Война, познавшая сострадание, сопереживание, милосердие. Или ещё хуже – злорадство, злость, зависть!!! НЕТ! Невозможно. Недопустимо.

ЧЕЛОВЕК. – Да замолчи! Она просыпается. Зачем ты разоралась.

СМЕРТЬ. – Какая разница кричу я или говорю шёпотом, от этого ничего не меняется: Она проснулась не от звука моего или твоего голоса, может сообразишь, наконец, - Её разбудило то, что мы здесь и не слышим: грохот новой битвы.(склоняется над ВОЙНОЙ.) Поднимайся, красавица, всё, поспала немного и ладно. Пора вставать. Твой новый приятель меня. Пока ты дремала, чуть с ума не свёл своими бредовыми разговорами. Да я чуть было, вообще, не забыла зачем пришла, и тот бедняга, наверняка, отчаялся ждать.

ВОЙНА. – Кто? Кого?

СМЕРТЬ. – Художник. Привязался ко мне с расспросами, пока я шла через парк к замку. «Чей это замок? Не хотят ли хозяева заказать портрет? Как к ним пройти?»...Не отвязаться было, такой настырный, - пришлось пообещать: мол, спрошу, жди. Вот и ждёт. Если не ушёл, к своему и нашему счастью.

ВОЙНА. – Ты сказала ему кто я?

СМЕРТЬ. - Угу, больше делать нечего. Отделалась общими фразами.

ВОЙНА. (загадочно улыбаясь) . – Вот как. Тогда, пусть поднимается к нам. Пожалуй, я закажу ему портрет.
ЧЕЛОВЕК. – Чей?

ВОЙНА. – разумеется, свой.

СМЕРТЬ. – Мало тебе последних событий?!

ВОЙНА. – Мало, много, - какая разница? Не вмешивайся, не давай советов, поверь, я знаю, что делаю.

СМЕРТЬ. – Хозяин – барин. Пойду позову.

ВОЙНА. – Подожди, пожалуйста, давайте договоримся: он, ни при каких условия, не должен узнать кто я, даже моё имя, должно оставаться для него секретом. Поймите меня: пусть он думает, что я – обычный человек и ничем не отличаюсь от других. Мне так надо, да и ему тоже.

СМЕРТЬ. – Ну хоть это ты понимаешь. (уходит, бормоча: «Не нравится мне всё это. Ой как, не нравится!»

ВОЙНА. (обращаясь к ЧЕЛОВЕКУ). – Молчите, не говорите мне ничего, не спрашивайте, поверьте, - так надо. Мне надо, но я не могу и не хочу, что-либо сейчас объяснять. Потом. После. Вы всё узнаете, поймёте.

ЧЕЛОВЕК. – Как, Вы нервничаете, успокойтесь, может я могу чем-то помочь?

ВОЙНА. – Вы правы: мне надо взять себя в руки, сделать спокойный вид, ведь он не должен даже догадываться насколько всё это значимо, необходимо и именно сейчас. Только не уходите, Ваше присутствие мне поможет сдержаться.

(В комнату, с удивлением, смешанным с восхищением, входит молодой мужчина)

ХУДОЖНИК. – Ваша служанка обрадовала меня: Вы желаете заказать портрет?

ВОЙНА. – Возможно.

ХУДОЖНИК. – Большая честь для меня. Не хочу никого обманывать, я – не знаменитый мастер, хотя и не ученик. Вы желаете семейный портрет?

ВОЙНА. – Нет. Юноша – мой друг и гость, а писать Вы будете только меня, если согласитесь на мои условия.

ХУДОЖНИК. – Когда я их узнаю?

ВОЙНА. – Сейчас, в них нет ничего сверхъестественного: вы не должны приступать к работе сразу; я принимаю вас, как гостя. Вы остаётесь в замке, мы общаемся, т о есть Вы подключаетесь к нашей повседневной жизни, на некоторое время и откладываете холсты, кисти и другие, необходимые для живописи предметы, до определённого часа, в сторону. За счёт того, о чём я сказала, вы получаете возможность узнать меня получше и сумеете нарисовать меня такой. Какой увидите. Впрочем, не мне вам об этом говорить, ведь так поступают, как раз ваши коллеги. Или я не права и мои условия невыполнимы?

ХУДОЖНИК. – Понимаю, - Вы хотите, мадмуазель. Загадать мне загадку?

ВОЙНА. – Простите, буду немного резка: Вас не касается, что я хочу и не советую раздумывать на тему моих условий. Как знать, может наоборот, мне нужно кому-то подсказать разгадку. Так Вы согласны работать так, как я сказала?

ХУДОЖНИК. – Конечно!


                ДЕЙСТВИЕ 3.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Странник;
Художник-Маэстро;
Человек-Воин;
Война-Синьора;

Бродячие певцы, музыканты.



СТРАННИК - Маэстро гостил долго, большую часть времени он проводил с ВОЙНОЙ. Им нравилось наблюдать восход и закат солнца, стоя, в полном молчании, на краю скалы и не отрывать взгляд от замка. Неудивительно, - каждый раз они становились свидетелями настоящего чуда, чьим творцом была природа, мироздание. На рассвете рубиновый дворец просыпался, начинал оживать, как будто наполняться кровью, а наполнившись, он начинал дышать-переливаться, сиять, втягивая в себя лучи солнца. С наступлением вечера его стены тускнели, угасали, дыхание медленно замирало, как будто он погружался в сон или умирал; кровь уходила в землю, оставляя на обозрение холодное коричневое здание. Эти моменты завораживали, ибо были похожи на рождение и смерть, великие таинства, присутствовать при которых мало кому разрешено. Со временем к ним присоединился ЧЕЛОВЕК-ВОИН. Он заметно окреп, восстановил свои силы, но стал более молчалив, утратил прежнее выражение лица: несмотря на шрамы, оно не было безобразно, однако глаза, слишком часто, выдавали его: взгляд был обращён туда, что находилось за пределами времени и пространства. Уговор выполнялся безукоризненно: все быстро и легко научились обходиться без имён. Мужчины называли Войну Синьорой, а они их – Маэстро и Воин, когда же к их компании присоединялась СМЕРТЬ, все обращались к почтенной матроне не иначе, как Дуэнья.

Со временем Маэстро стал всё чаще задерживаться в комнате, отведённой ему под мастерскую. Стал пропускать восходы и все поняли: мастер приступил к работе. Никто об этом не говорил вслух, не задавал вопросов, и сам Маэстро приходил в гостиную, в парк, на скалу перед закатом без эскизов, набросков и каких-либо заявлений, объяснений. Всё шло как обычно, только Воин с тревогой наблюдал, как растёт волнение Синьоры. И настал день, когда, на рассвете художник пригласил всех в круглую гостиную. Солнце ещё не вышло из-за горизонта, но небо над ним уже розовело, а в распахнутые настежь окна плавно вливался розовато-золотистый свет. Ближе к стене, стояло, что-то большое, тщательно закрытое тканью. Маэстро, явно нервничая, мерил комнату шагами, когда на пороге появились остальные, восторженно улыбаясь, он бросился им навстречу.

МАЭСТРО. – Доброе утро, друзья! Оно, действительно доброе, потому что, я закончил работу. Прошу , - я хочу услышать Ваш приговор, Сеньора.

ВОЙНА. – Не слишком ли мрачное слово вы произнесли, Маэстро: приговор.

ХУДОЖНИК. – Нет. Всё правильно, мой талант, слишком скромен, чтобы я мог надеяться на удачу, на то. Что мне удалось перенести на холст всё то. Что смог рассмотреть, почувствовать в Вашей душе.

ВОЙНА. – В душе!!!

МАЭСТРО. – Да, я посмел заглянуть в Вашу душу, да Вы, ведь сами мне это разрешили.

ВОЙНА. – Да, да, конечно, и что же вы увидели?

МАЭСТРО. – Открывайте, Синьора, сами всё увидите.

СТРАННИК – В один миг её лицо стало белее снега, бешено забилось сердце, дыхание стало частым, по всему телу пробежала дрожь В абсолютной тишине, медленно подойдя к закрытой картине, протянула руку и все увидели, как дрожат тонкие, негнущиеся пальцы. ВОЙНА пронзила жгучая боль: Страх, - страх сковал её руку, страх не позволял скинуть ткань, страх, отдалял, тянул время, не подпускал к той минуте, когда не останется возможности не видеть, что именно закрыто куском грубой материи. Она хотела и не хотела видеть, её душа была охвачена смятением, ей хотелось исчезнуть, бежать, не прикасаться, ослепнуть, а тело сковала неизбежность: Она должна была увидеть…Себя. И тогда ВОИН, крупным, быстром шагом пересёк комнату, приблизился к картине , резко сорвал ткань, и кинув её на пол, встал рядом с ВОЙНОЙ, крепко обняв её спину и плечи…
С полотна на них смотрела хрупкая девушка, почти ребёнок. Она стояла, высокая и тонкая, на фоне густого, пепельного тумана, сквозь который едва проглядывали дома дороги, угадывались очертания городов, сёл; силуэты людей, животных, птиц. Только одна яркая точка дерзко разрывала туманную пелену красными лучами, но это было не солнце и не другая звезда, - крошечный, игрушечный замок-дворец, висящий высоко в воздухе без чего-либо, хотя бы похожего на опору.

Лицо девушки пугало своей бледностью; голубые тени лежали за влажными от слёз ресницами; лоб над переносицей, прорезала ровная морщина, выдающая глубокие раздумья, спрятанные за высоким челом. Её удивительные глаза: огромные, фиалкового цвета, - приковывали внимание: они мерцали неземным светом, наполненные бесконечной обидой, непониманием, готовые выплеснуть скорбь, боль, отчаяние, тоску, бессилие, - давно, затопившие всем этим душу.

ВОЙНА. – Вы…, Вы… Нет, - это невозможно…(голос её срывается). Маэстро, значит Вы поняли, значит не всё потеряно, Вы... (хватается за горло, оборачивается к ВОЙНУ, пытается что-то сказать, но не может, только глаза наполняются слезами).

ХУДОЖНИК. (растерянно) Ей не понравилось?

ВОИН. – По-моему наоборот, слишком понравилось. Конечно, я не знаток и не сильно разбираюсь в живописи, но мне кажется, что в вашей работе не хватает уверенности, как-будто, вы сомневались в том, что изображали. А как вы назвали свою картину?

ХУДОЖНИИК. – Вот с этим. Как раз, - беда. Всё перебрал – ничего не подходит: звучит примитивно, глупо, пошло… «Сеньора на фоне тумана»!!! Тьфу! Самому противно. Или ещё – «Хозяйка рубинового замка». –Чушь!

ВОИН — Пожалуй вы правы: глупо, пафосно, да и не передаёт сути. Не огорчайтесь, что-нибудь, со временем, придумаете. Я и рад бы вам помочь. Но, увы, не могу, пришлось бы нарушить обещание и открыть тайну.

ХУДОЖНИК. – Вот! Не удивляйтесь: вот именно, - тайна! Нутром чую, что за всем этим стоит, какая-то тайна. Стоп. Может мне и надо назвать свою работу именно так?. «Тайна рубинового дворца» или ещё проще: «Тайна» (задумывается) Нет, опять что-то не так,
вопрос что?

ВОИН. – Ваш вопрос, Маэстро. Мне трудно понять, почему вам не справиться с названием, если, как вы утверждаете, вы поняли суть.



                Э П И Л О Г.
Действующие лица:
ВОЙНА;
ЧЕЛОВЕК-ВОИН;
ХУДОЖНИК;
СТРАННИК;
БРОДЯЧИЕ ПЕВЦЫ, МУЗЫКАНТЫ.



СТРАННИК – Прошёл год. Художник давно покинул замок. Воин не спешил с отъездом. Он изменился: помрачнел; стал замкнут, полюбил одинокие прогулки по парку. В эти часы его лицо каменело, взгляд становился отрешённым, будто он уносился мысленно в неизвестные дали, забывая обо всём вокруг. Он стал реже появляться в гостиной по вечерам, а если и заходил «на огонёк, был скверным собеседником.
То утро, когда он осознал необходимость покинуть рубиновый замок, было туманным, хмурым, неприветливым; комната, несмотря на распахнутые окна, наполнилась сумерками и жаркой влагой. Небо, затянутое свинцовыми тучами, казалось угрожающим; ни единый солнечный луч не был способен, хоть на миг, прорваться на землю. Неожиданно, ВОИНУ страстно захотелось сбежать не прощаясь. Миновать последние встречи, разговоры; не видеть ничьих лиц, не слышать голосов. Ему хотелось раствориться в воздухе, исчезнуть и оказаться в следующую минуту в пустыне или на покрытой пылью дороге, либо на лесной тропинке, на берегу бурной реки, точно зная, что замок и все его обитатели, остались очень далеко от его пути. Неимоверным усилием воли он заставил себя подняться в гостиную, дождаться прихода ВОЙНЫ, чтобы сказать ей о своём решении. Погрузившись в свои мысли ВОИН не услышал ни шума внизу, ни тяжёлых шагов по лестнице, ни скрипа открывающейся двери; лишь когда за его спиной послышалось громкое, прерывающееся дыхание, он обернулся и с величайшим изумлением уставился на вошедшего мужчину. Казалось, прошла вечность, пока он узнал его, - пред ним стоял ХУДОЖНИК-МАЭСТРО. Однако, узнать его сразу, было достаточно трудно: одежда – в пыли, по лицу катился тёмно-коричневый пот, щёки заливал нездоровый румянец, глаза горели лихорадочным блеском.

ЧЕЛОВЕК. – Что-то случилось? Такое впечатление. Что вы, без передышки, пробежали ни один десяток километров.

ХУДОЖНИК. – Примерно так и есть, я страшно торопился, а моя машина, как назло, сломалась. Пришлось оставить её и идти, если не бежать.

ЧЕЛОВЕК. – К чему такая поспешность? Что вам понадобилось здесь вновь?

ХУДОЖНИК. – Я всё знаю! Понимаете, - ВСЁ ЗНАЮ!!!

ЧЕЛОВЕК. – Что всё?

ХУДОЖНИК. – Все, абсолютно все. Когда я узнал – это было похоже на удар молнии в ясный день, посреди чистого поля. Я понял, что тогда, год назад, судьба не случайно направила меня сюда. Она подвергла меня испытанию, я же, с треском, провалил экзамен! Вот вы держались правильно: ничего не рассказали, даже не намекнули – это было абсолютно правильно: настоящий художник обязан видеть всё сам, без подсказок; он должен не отгадывать, а чувствовать натуру! А я…!

ЧЕЛОВЕК. – Припоминаю, в картине была некая неуверенность, которая сразу бросалась в глаза.

ХУДОЖНИК. – Вот именно! Я должен был всё увидеть, понять. Отделить истинное от фальшивого.

ЧЕЛОВЕК. – Стоит ли так убиваться, - вы талантливы, но у вас, судя по всему, ещё мало опыта.

ХУДОЖНИК. – Талантлив?! Щенок, подмастерье, школяр, возомнивший о себе, Бог знает что! Я смел браться за работу над портретами. Когда мне следовало научиться смешивать краски или подавать кисти истинным профессионалам. Смотрел – не видел; слушал – не слышал и даже не удосужился думать! Когда я узнал, кому принадлежит этот замок, услышал ЕЁ настоящее имя, я был потрясён своей тупостью; пелена спала с моих глаз мгновенно, и я всё вспомнил. Не знаю, сколько бессонных дней и ночей я работал.

ЧЕЛОВЕК. – Если мне не изменяет память, вы предпочитали работать по утрам.

ХУДОЖНИК. – Сейчас я говорю о другом портрете, том, который, после прозрения, стал рисовать по памяти. Сопоставлял, отбрасывал лишние впечатления и воспоминания; делал тысячи эскизов, строил мысленные макеты, вычислял.

ЧЕЛОВЕК. - Зачем такие сложности?

ХУДОЖНИК. – Чтобы увидеть то, что скрывалось за туманом и сумерками, за внешним очарованием и покоем; за приятными разговорами, за лучами заходящего и восходящего солнца. Ведь я никогда не наблюдал ни рассвет, ни закат здесь, в этой комнате, - в эти моменты, мы всегда были вне этих стен, мы стояли на краю скалы, и я ни разу не видел, как солнечный свет ломиться в эти окна, как она стоит тут, в центре, освещённая по-настоящему. Ведь я понял потом, почему она расплакалась.

ЧЕЛОВЕК. – А вы не знали?

ХУДОЖНИК. – Нет. Я был глупцом. Говорят: лучше поздно, чем никогда, - это верно. ЕЁ слёзы, тогда, не давали мне покоя, удовлетворения от законченной картины, меня не покидало ощущение, словно я, что-то забыл, пропустил, чем-то обидел…, но чем? Сотни раз, в моей голове, всплывал вопрос: « почему ОНА расплакалась?» Теперь ответ ясен.

ЧЕЛОВЕК. – Вы уверены?

ХУДОЖНИК. – Абсолютно. Она плакала от досады. Разочарования, от того, что я не смог разгадать её загадку. Но я разгадал, я исправился и привёз другой портрет – настоящий. Пусть Она поймёт, что хоть и не сразу, а позже, но я стал художником, достойным рисовать ЕЁ. Поэтому я и мчался сюда, как ненормальный. Хотите взглянуть на работу?

ЧЕЛОВЕК. – Не знаю.

ХУДОЖНИК. – Перестаньте ломаться, лучше помогите развернуть холст, у меня слишком дрожат руки, только аккуратно, дружище. Отлично, кладите на пол, сейчас он понемногу окончательно развернётся. Вот так, ближе к стене…готово. И как, Вам?

СТРАННИК – На полу, занимая, чуть ли не половину комнаты, раскинулся холщовый ковёр-картина. Краски накладывались жирными, уверенными мазками. Он ослеплял, ошарашивал, - пылали дома, от огня и жара съёживались деревья; животные, охваченные паникой, пытались бежать, не видя дорог; люди, чьи глаза заполнили ужас и слёзы, протягивали руки к небу, но его невозможно было рассмотреть из-за несущегося вихря пепла и отблесков пожарища, перекрывших путь небесному свету. Среди огня, дыма, копоти, обвалившихся стен домов, горящей травы, взирая на всё и вся, с язвительной улыбкой на кровавых губах, самодовольно и величественно стояла Дева, облачённая в великолепное красное платье. Надменное лицо обрамляли то ли волосы, залитые кровью, то ли вспоротые человеческие вены. Ветер, за её спиной, раздувал в бесконечность, длинный белый плащ-саван. Правая, слегка приподнятая рука, готовилась указать новое направление, где следовало вспыхнуть следующему очагу войны.

ВОЙНА, бесшумно входит в гостиную, оба не замечают, - как стоя за ними, она рассматривает полотно. – Доброе утро, Маэстро. Мне казалось, что тогда Вы закончили свою работу.

ЧЕЛОВЕК, встав на колени, лихорадочно старается свернуть холст.

ХУДОЖНИК. – Сеньора, я тоже так думал, пока не понял, что заблуждался.

ВОЙНА. – Ах, да. Вы же, так и не нашли слов для названия. (обращаясь к ВОЙНУ): «Не трудитесь, юноша, я отлично всё рассмотрела. Право, Вы меня удивляете: разве вы не узнали меня на новой картине. Ещё год назад, вы, наверное. Видели меня именно такой, как здесь, на новом шедевре.

ЧЕЛОВЕК. – Я уже забыл, как ты выглядела в моём представлении в те далёкие дни.

ВОЙНА. – Видимо, люди, никогда не перестанут меня удивлять, вы всегда видите не то что есть, а то, что хотите видеть. И ты, покинув мой замок, вернёшься домой, где ничего и никого нет. Тогда негодование, боль схватят тебя за горло, и ты забудешь всё или начнёшь думать обо мне, как о мираже или сне.

ЧЕЛОВЕК. – Нет. Никогда.

ВОЙНА. – Перестань, ещё год назад Маэстро тоже так думал, но как видишь, ныне у него другое мнение. Кстати, а что Вы сделали с первой картиной? Уничтожили за ненадобностью?

ХУДОЖНИК. – Она в целости и сохранности. И я нашёл ей настоящее название.

ЧЕЛОВЕК. – Я – не он.

ВОЙНА. – Даже если так, что с того? Что значит один твой голос против тысячи других? Ты рассчитываешь переубедить весь мир? Это равнозначно самоубийству, будет большим благом, если тебя сочтут за сумасшедшего.

ХУДОЖНИК. – Сеньора, вам не хочется знать, как я назвал свою новую работу?

ВОЙНА. – Почему же? Говорите.

ХУДОЖНИК. – Очень просто, зато очень верно: ОБМАН.

ВОЙНА. – Обман? Вот оно как…Обман. Да, забавно.

ХУДОЖНИК. – Что именно забавно?

ВОЙНА. – Всё. Не берите в голову, - не поймёте, или нарисуете третью.

СТРАННИК – Она начинает слегка улыбаться, затем улыбка становиться шире и шире и переходит в смех. Глядя на смеющуюся ВОЙНУ, будто, заразившись её весельем, начинает хохотать и художник. Через несколько минут они уже корчатся от смеха, неспособные остановить себя.
ВОИН продолжает молча и задумчиво наблюдать за ними, его лицо грустнеет; в глазах появляется боль; губы остаются недвижимы. Наконец вздохнув, идёт к окну, достоят из-за шторы свой меч, перекидывает его себе на спину, затягивая петли перевязи, направляется к двери. Ступив на порог, останавливается, достаёт нож и одним взмахом разрезает ремень, срывает меч, обеими руками держит его перед собой. Блеск стали отражается в его глазах. Коснувшись губами клинка, почувствовав его холод, он что-то шепчет мечу и долго прислушивается к ответу. А потом, с застывшим суровым взглядом, очень бережно прислоняет его к стене у двери, остриём вниз. Недолго стоит рядом и не оборачиваясь делает шаг, и переступив порог ВОИН начинает уходить. Он не оборачивается, его глаза смотрят в бесконечность, туда, где на перекрёстке всех дорог начнётся его прерванный Путь.

ВОЙНА пытается смотреть ему вслед, она хочет что-то сказать или прокричать ему. Но у неё нет сил, - она не в состоянии остановить смех. Из её глаз льются слёзы, растрёпанные волосы разметались по спине и плечам, она с трудом поднимает руку, разгибает пальцы, но мышцы слабеют и тонкая рука, слегка качнув ладонью, опускается вниз. Её жест бесполезен, ибо Воин, ставший опять Путником, уже спускается по ступеням вниз. Он не оборачивается , не видит тех, кто остался наверху. Да и если бы видел, смог ли бы понять, что это значило: знак прощания, мольбу остановиться, призыв не уходить? В любом случае ОН ШЁЛ! ОН УЖЕ ШЁЛ, оставляя позади всё узнанное и пережитое. Его руки свободны, лицо спокойно, иногда. Прикрывая глаза рукой, он смотрит на солнце. С каждым новым шагом звук смеха слабеет, отдаляется и в конце концов исчезает. Освещение из красного превращается в золотистое; свет сплетается с музыкой, а ПУТНИК пройдя сквозь зал исчезает.

Зонг «СТАЯ»

Я вижу в вольном небе Стаю.
Она летит не уставая.
И я отлично понимаю:
Что нынче с ней не улетаю.

Седеет в сотый раз Земля,
Страдая от огня и дыма.
И запах крови, гнев огня,
Становятся невыносимы.

Сорваться в пропасть, ускользнуть?
От стонов стены могут пасть,
Их станет много, кто с пути сойдут.
И мне нельзя! Нельзя пропасть!

Я вижу в небе дальнем Стаю.
Да, я за ней не успеваю.
Я боль познал и понимаю:
Быть надо здесь, хоть я из Стаи.

Глаза мне солнце выжигает,
Когда лечу за тем, что тает.
И Стаю век мой не снижает,
Никто ж меня не покидает.