А я всё равно знаю...

          (Самостоятельный рассказ, но сюжетно завязан с предыдущим рассказом цикла "Причуды конверсии")               

          Последний, пятый день, был, как всегда, и самым трудным.
          Вообще, я мог быть доволен тем, как начиналось то утро. Дело можно было направлять в суд, оставались некоторые детали, как то: склонить уже созревшего для этого преступника к признательным показаниям и оформить документы. Милославский, который вначале был уверен в своей полной безнаказанности – ведь с поличным взять его не удалось – прямо-таки остолбенел, когда я предъявил заключение экспертов о том, что обнаруженные в квартире Шпака отпечатки пальцев принадлежат именно ему. Я спокойненько разъяснил, что когда он возился с упрямо не желавшим открываться баром, где хозяин квартиры прятал от неосторожных взглядов гостей спиртное, он очень неосмотрительно снял перчатки, и эта неосмотрительность потянет на пять – семь лет колонии строгого режима. Кем-кем, а дураком Жорж не был, поэтому сразу заговорил о явке с повинной. Всё складывалось как нельзя лучше, но в этот момент в кабинет вошёл шеф.
                -  Петя, бросайте всё, - сказал он, - я поручаю вам новое дело.
                - Порфирий Петрович, - взмолился я, - мне осталось тут работы на полчаса. Дайте довести до конца!
          Но шеф был неумолим. Он сам вызвал конвоира и приказал доставить задержанного и его дело в семнадцатый кабинет к майору Соловцу.
                - Вы не обижайтесь, Петя, - продолжил он, когда мы остались одни.- То, что я хочу вам поручить, чрезвычайно важно. Я думаю, лучше вас с этим делом никто не справится.
          Ну, и лиса же этот Порфирий! Знает, что после таких слов отказаться просто невозможно. Я вздохнул и смирился.
                - А к чему такая спешка, Порфирий Петрович? Что случилось?
                - Убийство, Петя, двойное убийство. Неизвестный – у нас есть основания полагать, что он был один –  зарубил топором двух старушек. Похищены вещи. Убийцу почти застали на месте преступления. Свидетели  (он заглянул в бумажку) некто Кох и Пестряков показывают, что когда они подошли к двери квартиры, она была заперта на задвижку изнутри, а когда через пять минут вернулись с дворником, там уже никого не было. Значит, он сумел уйти в тот момент, когда они отлучались. В общем, отправляйтесь на место преступления, осмотрите всё сами. И со свидетелями побеседуйте.
                - А как отправляться-то? Опять что ли пешком?
                - Ну-ну, Петя, не привередничайте! – сказал он. – Это же совсем рядом. Дойдёте до Столярного переулка, а оттуда ровно семьсот тридцать шагов.
          Ничего себе, рядом! Впрочем, настаивать бесполезно, всё равно этот скряга денег на транспорт не даст. Я оделся, всем своим видом выказывая явное неудовольствие, и вышел на улицу. Назло Порфирию я решил, что пешком не пойду, а попрошу кого-нибудь меня подбросить. Не может быть, чтобы среди частников не оказалось ни одного порядочного человека!
          Случай вскоре представился. Я увидел стоящую возле табачного киоска «Волгу» ГАЗ – 21. Сидящий за рулём мужчина в светлом плаще и чёрной широкополой шляпе явно собирался трогаться с места.
                - Простите, пожалуйста, - сказал я, нагнувшись к окошку, - вы не могли бы меня немного подвезти? Тут недалеко.
                - Не могу, - ответил он, - это вообще не моя машина.
                - А что вы в таком случае в ней делаете? – удивился я.
                - Да вот, хочу её угнать, а вы мне мешаете.
          Я бы не сказал, что наш народ, в основной своей массе, обладает изысканным чувством юмора. Самое лучшее, что можно сделать в подобной ситуации, принять правила игры и шутить в подобном же незатейливом стиле.
                - Прекрасно, - сказал я, - тогда угоните её, пожалуйста, вместе со мной. Дело в том, что я следователь, и очень тороплюсь на место преступления. Там, знаете ли, не что-то, а убийство!
                - Правда? – сразу же проникся он. – Ну, тогда, конечно, садитесь. Но имейте в виду: я вас предупредил!
          Он вставил в замок ключ зажигания и повернул. Раздался душераздирающий вой сирены.
                - Ну вот, я же вам говорил! – с досадой произнёс он, вылез из машины и скрылся в мгновенно собравшейся толпе.
          Я в недоумении посидел ещё некоторое время, машинально пролистывая томик Шекспира, который он оставил на сиденье, затем решил, что мужчина, пожалуй, насчёт угона не шутил, и стал тоже выбираться. Только я захлопнул дверцу, как кто-то, подошедший сзади, завернул мне руку, и хрипловатый голос произнёс:
                - Спокойно, гражданин, милиция!
                - Да я сам из милиции! – сказал я. – У меня во внутреннем кармане удостоверение!
                - А вот пройдём в отделение, там и разберёмся!
          Мне ещё сильнее завернули руку и так, под хохот и возмущенные возгласы толпы, повели к ближайшему отделению. За всю дорогу я так и не смог рассмотреть, кто же меня схватил: едва я поворачивал голову, как меня ударом в левое плечо заставляли отказаться от этого намерения. По голосам я понял, что их было двое, один держал меня, а другой для страховки шёл рядом. Я решил, что в отделении действительно всё разъяснится, и перестал сопротивляться. Всего неприятнее было сознавать, что, пойди я пешком, давно бы уже был на месте. Возле самой двери 17-го отделения мой конвоир отпустил, наконец, мою руку и сказал:
                - Открывай, открывай, у нищих слуг нет!
          Сам же в это время подошёл ко мне почти вплотную. Я открыл тяжёлую дверь, и мы вошли в тёмный вестибюль. Здесь я сразу попытался рассмотреть, кто же меня задержал, но после яркого уличного света я увидел лишь силуэт второго человека, заметил только, что он был в военной форме. А вот первым, тем, кто меня вёл, оказался невысокий коренастый мужчина в сапогах и галифе, коричневом пиджаке с выпущенным поверх отворотов широким воротом рубашки.
                - Присаживайтесь, гражданин, - сказал он мне, показывая на скамью. – Жеглов моя фамилия, слыхали, наверное?
          Фамилия была мне абсолютно не знакома, но произнесено это было с таким апломбом, будто её носитель полагал, что иначе и быть не может.  Ответить я ничего не успел, меня перебил дежурный капитан:
                - Кого это ты привёл, Жеглов? Что он натворил?
                - Да вот, - ответил тот, - кошелёк у гражданки украл!
          Это было настолько неожиданно и нагло, что я от возмущения даже не смог правильно произносить некоторые звуки.
                - Какой есё коселёк? – вдруг зашепелявил я. – На, обыси!
                - Обыщи, обыщи, - подтвердил Жеглов. – Вон там, в левом кармане!
          Я с совершенно обалделым видом наблюдал, как капитан достал из моего же кармана абсолютно не знакомый мне кошелёк. Всё было ясно: коллеги из ментуры сообразили, что к делу об угоне меня пристегнуть трудно – я вылез из машины со стороны пассажирского сидения и никуда убегать не собирался – и тогда они задумали повесить на меня какую-то нераскрытую кражу, для чего Жеглов подсунул мне в карман стопроцентную улику. Я поймал себя на мысли, что место преступления ввиду своей недосягаемости начинает казаться мне едва ли не землёй обетованной. Я совсем не представлял, что делать дальше, но тут мои глаза, привыкшие к скудному свету, рассмотрели знакомое лицо.
                - Шарапов! – закричал я. – Ты-то чего молчишь? Объясни своему начальнику, кто я такой!
                - Да я уже и сам собирался, - отозвался тот. – Глеб, отпусти его, я его знаю: он в восьмом отделении у Порфирия работает.
                - Вот чёрт, надо же! – рассмеялся Жеглов. – Опять, значит, не получилось этот кошелёк пристроить: заколдованный он, что ли? – и, хлопнув меня по плечу, сказал: - Ладно, коллега, не обижайся! Как там Порфирий? Всё такой же зануда? По-прежнему каждую буковку закона соблюдает?
                - Да уж кошельки в карманы не подбрасывает, - сказал я, успокаиваясь.
                - Ну, виноват! – поднял руки Жеглов. – Исправлюсь! А ты, поди, на убийстве старушек работаешь? Знаю, читал сводку. А хочешь, хорошую наколку дам, ну, чтобы ты меня простил?
                - Что за наколка? – заинтересовался я.
                - Значитца, так, есть такой студент, Раскольников. Скользкий тип, я его пару раз на «малине» у Верки-модистки видел. Наверняка его работа! Так что не дёргайся никуда, а отправляйся к нему и хватай. Хочешь, мы с Шараповым поможем?
                - То есть, как это – хватай? – не понял я. – А улики?
                - А улики будут в полном ажуре! – заверил он. – Слышь, Шарапов, а где у нас тот топор с убийства сторожа? Ну, про который ты ещё говорил, что им, скорее всего, горбун орудовал? Там и пятна крови есть, - снова обратился он ко мне. – Так что заходим к этому Раскольникову, незаметненько топор в прихожке оставляем, и – здравствуйте, студент! А что это у вас такое в уголке валяется? Никак, инструмент для практических  занятий?
                - Да ты что, Жеглов! – возмутился я. – То кошельки подбрасываешь, то топоры ...  Нет уж, спасибо за предложение, но я сам справлюсь.
                - Узнаю руку Порфирия! – сказал Жеглов, вставая. – Пошли, Шарапов, нам с тобой пора Ручечника брать.
          Он достал номерок, какие вручают в гардеробе за сданную одежду, внимательно посмотрел, снова убрал и добавил:
                - Сегодня мы его точно с номерком на кармане возьмём, не отвертится!
          Они вышли. Я попытался выклянчить у капитана какие-нибудь колёса, но, так ничего и не добившись, снова отправился пешком.
          Однако, если уж что не задалось – так тому и продолжаться! Похоже, в этот день я притягивал к себе весь криминал города. Когда я, погружённый в размышления об известных мне деталях убийства, подошёл к нерегулируемому перекрёстку, ко мне обратился какой-то слепой старичок с просьбой перевести через улицу. Я взял его под локоток, он обхватил меня своей рукой, и мы пошли. Продолжая размышлять, я совсем не смотрел по сторонам, и напрасно!  Раздался визг тормозов, и в ту же секунду старик отскочил в сторону с резвостью необычайной.
                - Идиот, автобуса не видит! – закричал он, грозя мне сорванными с носа тёмными очками, после чего скрылся за углом. Я машинально схватился рукой за карман. Так и есть! Пропал мой кошелёк с остатками зарплаты. Удостоверение, слава Богу, было на месте. Ну, и денёк, подумал я, то подбрасывают кошельки, то воруют. Несколько секунд я размышлял, не попытаться ли его догнать, но потом махнул рукой: остававшиеся в кошельке один рубль тринадцать копеек таких усилий не стоили.
          Когда я, наконец, добрался до места преступления, ощущение было такое, что мне удалось сделать главное дело своей жизни. А ведь всё ещё только начиналось. Впереди была трудная работа по раскрытию преступления, не выполнить которую я не мог: нельзя же допустить, чтобы Порфирий во мне разочаровался!
          Я внимательно осмотрел двор, подъезд и только после этого поднялся в саму квартиру. Предъявив удостоверение дежурившему в ней сержанту, я приступил к осмотру. В принципе, картина складывалась ясная, единственное, что не укладывалось в схему – палочка, с какими обычно ходят старушки. Она находилась в таком месте, где её просто быть не могло. Узнав от сержанта, что никто здесь ничего не трогал, я спросил, известно ли ему, чья это палочка – Алёны Ивановны или Елизаветы?
                - Ни той, ни другой, - сказал он. – Это палочка Коха, одного из свидетелей, он её вчера здесь забыл.
          Таким образом, уже сложившаяся было версия рассыпалась в прах. Впрочем, такое в нашей работе случается сплошь и рядом, так что опускать руки я не собирался. Я решил, что свидетелей опрашивать бесполезно: убийцу в глаза они не видели, а всё, что знали, давно уже рассказали моим предшественникам. Нужен был принципиально иной путь. Спросите любого из моих коллег, и они вам скажут, что когда осмотр ничего не даёт и расследование заходит в тупик, лучше всего задействовать осведомителей. Я направился к ближайшему телефону-автомату и набрал давно известный мне номер.
                - Павлик, - сказал я, - спустись на минутку, ты мне нужен. Буду ждать тебя в сквере, как обычно.
          Долго ждать не пришлось: он был на редкость ответственным человеком и всегда был рад помочь, когда милиции требовались какие-либо сведения. Его услугами пользовался не я один. Правда, была у него одна навязчивая идея ... Но об этом потом. Несмотря на довольно прохладную погоду, он был одет как всегда: белая рубашка с короткими рукавами и пионерский галстук.
                - А тебе не холодно? – спросил я.
                - Я холода не боюсь, - ответил он, - я сам – Морозов.
                - Ну, смотри, твоё дело, - пожал я плечами. – Слушай, Павлик, тут недалеко от вас двух старушек топором убили, ты ничего подозрительного не видел?
          Он помолчал всего минуту, размышляя.
                - У отца топор есть, - сказал он, - остры-ый! (Говорю же, у него навязчивая идея. Насколько помню, он уже лет пять пытается припутать отца хоть к чему-нибудь. И поначалу, не зная  этой его черты, мы добросовестно проверяли его отца на причастность к разным преступлениям, а гэбэшники даже к убийству Кеннеди. Все разговоры с нами он всегда начинает с попытки сдать отца, и только потом уже говорит о деле. Если не считать этого единственного пунктика, в остальном он – хороший мальчишка).
          Увидев, что я не хочу рассматривать его отца даже как вариант, он сказал:
                - Во-он в том доме студент живёт, Раскольников. Подозрительный! Разговоры странные ведёт: мол, бывают люди необыкновенные, так им всё позволено. Такой запросто мог черепа вашим старушкам расколоть.
          Я насторожился. Уже второй человек говорил мне про этого Раскольникова. Правда или нет, а проверить стоило. Я поднялся со скамейки.
                - Ну, спасибо, Павлик, - сказал я. – Получка у нас пятого, подходи.
                - А может, это всё-таки отец? – с надеждой спросил он, но, посмотрев на меня, тоскливо махнул рукой и побрёл к дому, опустив плечи. Мне стало жаль его. Приняв решение, я снова отыскал телефон и позвонил в МУР.
                - Жеглов, - спросил я, услышав теперь уже знакомый голос, - ты кошелёк пристроил? Нет? Слушай, подбрось его отцу Павлика Морозова, пусть мальчишка порадуется!
                - Спасибо, - прохрипел в трубку обрадованный Жеглов, - молодец, что не обижаешься! Если надо будет ещё чего-нибудь кому-то подбросить, обращайся!
          Идя к дому Раскольникова, я обдумывал, с чего начать. Улик против него не было, жегловский топор подбрасывать не хотелось, тогда как же? Так ничего и не придумав, я стал подниматься под самую кровлю пятиэтажного дома, где находилась каморка студента. Надеясь, что интуиция подскажет мне, как себя вести, я постучал в дверь. Никто не открыл, и вообще за дверью было тихо. Ясно, дома никого нет. Мне пришло в голову, что хорошо бы, воспользовавшись этим, произвести осмотр в отсутствие хозяина. С сомнением посмотрев на дверь, я уныло подумал, что так и не научился пользоваться отмычками или чем-нибудь подобным. И тут я услышал шаги: по лестнице кто-то поднимался. Кто бы это мог быть: хозяин квартиры или кто-нибудь ещё? На всякий случай я принял деловой вид и стал лихорадочно обдумывать варианты разговора. Наконец, я увидел поднимавшегося, это точно не мог быть Раскольников. Передо мной возник молодой человек лет двадцати восьми в зелёном в талию костюме, под которым была рубашка «ковбой» в чёрную и красную клетку, шея несколько раз обёрнута старым шерстяным шарфом, ноги обуты в лаковые штиблеты с замшевым верхом апельсинного цвета. На плечах незнакомец держал старинный стул, как мне, почему-то, показалось, работы мастера Гамбса. Он с недоумением взглянул на меня, затем на номер квартиры и сконфуженно рассмеялся.
                - Прошу прощения, - сказал он, - мы с компаньоном поселились этажом ниже, причём, совсем недавно, и я ещё путаю этажи.
          Он стал, было, спускаться, но, снова посмотрев на меня, спросил:
                - А у вас, если не ошибаюсь, какие-то проблемы?
          То, что он живёт этажом ниже и совсем недавно, навело меня на мысль.
                - Понимаете, - пролепетал я, - собрался уходить по делам, и вдруг вспомнил, что не закрыл воду, а отверстие засорилось, боюсь, она польётся через край и вас затопит, а ключи я забыл внутри ...
                - Так вы не можете войти в квартиру? – расхохотался он. – Но это же так просто!
          Он подошёл к двери, сунул в щель американского замка длинный жёлтый ноготь большого пальца и осторожно стал поворачивать его справа налево и сверху вниз. Дверь бесшумно отворилась.
                - Спасибо! – поблагодарил я и, проскользнув в квартиру, закрыл дверь.
          Что-то подсказывало мне, что можно не торопиться, и я начал осмотр очень внимательно, совсем в духе моего шефа. Первое, что я установил, студент был человеком грамотным и очень образованным: в комнате было много книг серьёзных авторов. Особенно, насколько можно судить, он увлекался Достоевским - я насчитал восемь романов. Интересно, что он в нём нашёл?  Просто ради любопытства я взял первый попавшийся – это был «Преступление и наказание» - и стал его пролистывать. Вскоре, однако, я заинтересовался всерьёз и главу первую части второй прочитал уже самым внимательным образом. Ну что ж, всё стало ясно. Сверяясь с текстом книги, я заглянул в угол за отставшие от стены обои, где обнаружил украденные вещи и кошелёк (ещё один кошелёк, надо же, Жеглову подарить, что ли?), в подушке нашёл обрезки окровавленного белья, в том числе, петлю для топора. Финиш. Улик более, чем достаточно. Работа закончена. Рассудив, что времени у меня теперь уйма, я решил сделать подхалимаж начальству: специально для  Порфирия Петровича переписал две главы, чтобы он знал, как ему построить допрос.
          С приятным чувством человека, сделавшего своё дело, я вышел на улицу, снова нашёл телефон и вызвал наряд милиции. Моя же работа на этом кончалась, можно было возвращаться назад, в ставшее за эти пять дней родным 8-е отделение. Прибыв на место, я должным образом оформил все бумаги. Отвлекли меня всего лишь раз: по телефону сообщили, что оставленная в квартире Раскольникова милицейская засада дождалась своего клиента. Подозреваемый задержан и отправлен к нам. Впрочем, меня это уже не касалось, дальше работать с ним будет Порфирий. Оставалось ещё немного времени, которое я употребил на проверку всего наработанного за эти дни. Всё, вроде бы, было нормально. Я посмотрел на часы и увидел, что узнаю об этом в самое ближайшее время. До Выхода оставалось 15 минут. Надо было как-то потянуть время, и я погрузился в приятные размышления о том, что сейчас будет…


          Я одеваюсь, спускаюсь по лестнице и направляюсь к центральным воротам. Там меня уже ожидает жюри конкурса. Под звук фанфар, под громкие аплодисменты собравшихся председатель жюри вручает мне денежный приз и золотую статуэтку Ники.
                - Поздравляю, - говорит он, - тем более, что это у вас уже вторая.
                - А остальные участники как? – спрашиваю я. – Что, больше никто дойти до конца не смог?
                - К сегодняшнему этапу у вас оставалось всего два соперника. Но и они сегодня не справились. Первый застрял в милиции – не смог откреститься от жегловского кошелька, второй продвинулся дальше, но он - новичок: много времени потратил на проверку алиби отца Павлика Морозова и в результате не успел. Нет, только вы прошли все павильоны и сумели выполнить все задания. Трудно было в этот раз?
                - Ерунда, - говорю я, невольно оглядываясь назад и окидывая взглядом пройденный мной путь – огромные павильоны с надписями «Мосфильм», «Ленфильм», «Одесская киностудия», «Студия им. Довженко», «Киностудия им. Горького». Вот когда вы восстановите эти, - я киваю на полуразрушенные здания «Казахфильм», «Туркменфильм» и «Узбектелефильм», - и достроите эти, - я указываю на строящиеся «Columbia Pictures» и «United Artists», - тогда действительно будет и труднее, и интереснее.
          Тут, естественно, ко мне подскакивают корреспонденты.
                - Какого мнения вы об идее Игры и о самой Игре? – спрашивает меня очень миловидная корреспонденточка.
                - Прекрасного, - отвечаю я. – Игра даёт нам возможность как-то разнообразить серые будни нашей действительности и, кроме того, осуществить мечту каждого кино- и телезрителя: оказаться в роли героя, и не в мечтах или сновидениях, а, практически, наяву.
                - Действительно ли прибор Валентина Пономарёва, который делает человека двухмерным и поэтому даёт возможность помещать его во фрагменты различных художественных фильмов, создаёт иллюзию полной реальности происходящих событий?
                - Иллюзию? – усмехаюсь я. – Сразу видно, что вы сами этого ни разу не пробовали. С одной стороны, конечно, Игрок сидит себе в кресле и никуда не перемещается, но вот сознание, а с ним и все чувства полностью переходят к его двухмерной копии. И странная вещь получается: сегодня на одном из этапов мне – тому, двухмерному – Жеглов очень сильно заломил руку, чтобы доставить в отделение, так знаете, она у меня до сих пор болит!
                - Вы во второй раз побеждаете в Игре, - вмешивается какой-то очкарик, - не было ли у вас ощущения, что вам стараются не дать победить вторично, чтобы поменять Чемпиона?
                - Было, - признаюсь я, - когда сегодня шеф забрал у меня дело Милославского, я решил, что меня хотят подставить. Слава Богу, оказалось, что это не так. Да и, в конце концов, я мог подать апелляцию: дело-то я, практически, закончил!
                - Каковы ваши дальнейшие планы? – снова спрашивает она (ну, та! вы же понимаете!)
          Я взвешиваю на ладони увесистую пачку денег.
                - Их два: хочу поехать в Индию для участия в Игре на студии «Радж Капур фильм» - там можно попеть, потанцевать. Но это на следующей неделе. А сегодня хочу пригласить вас в ресторан.
          Она опускает вниз глаза, и я понимаю: согласна. Хорошо быть Чемпионом!
          И тогда я говорю…


          Из приятных размышлений (а разве нельзя сказать: из приятных мечт? Так ведь точнее!) меня выводит удар гонга. Всё! Игра закончена! Я последний раз окинул взглядом кабинет и вышел в коридор навстречу очередному титулу Чемпиона, славе и всему, что к ним прилагается.
          В коридоре ко мне подскочила очень деловая и явно чем-то озабоченная женщина.
                - Где вы пропадаете? – торопливо затараторила она, - Вас уже давно ждут!
          Убыстрив шаг, мы с ней проходим по коридору и выходим наружу, где я сразу же попадаю в огромную толпу. Странно, в прошлый раз такого не было. Через толпу ко мне пробивается заметно лысый мужчина с огромным тортом в руках (причём здесь торт, должна быть статуэтка Ники, ещё успеваю недоумённо подумать я) и протягивает его мне. Я отвёл руку с  тортом в сторону, но он с идиотским смешком возвратил её на место.
                - Причём здесь торт? – озвучил я своё недоумение.
                - Неправильно, надо сказать: «Почему мне”? – шёпотом сообщил мужчина.
                - Почему мне? – тупо повторил я.
                - А потому, товарищ Митрофанов, что Кукуруза – это Ваша племянница!
          Моё сердце ёкнуло от предчувствия чего-то непоправимого. Я более внимательно посмотрел на толпу: вокруг меня были пионеры и взрослые – очевидно, их родители. Дьявол, ну, конечно же, «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещён»! Получается, я до сих пор не в реальности, а в кино?
          И тут до меня дошло: кнопка! Размечтавшись, как последний идиот, я забыл нажать кнопку Выхода! И это я, Игрок со стажем, Чемпион! Да как я мог пропустить тот факт, что не было кратковременной потери сознания, которая всегда происходит при переходе из кино в реальность и наоборот?
          Расталкивая толпу, я бросился обратно в кабинет, плюхнулся в кресло, чтобы не упасть при потере сознания и нажал треклятую кнопку. Придя в себя (а, может быть, ещё успею?), я снова выбежал на улицу.
          Снаружи картина радикально поменялась: прямо у выхода была положена ковровая дорожка, которая вела к столику жюри. За столиком со статуэткой Ники в руках стоял председатель и что-то говорил немногочисленным собравшимся.
                - …хотя Чемпион прошлой Игры снова был первым и единственным, кто смог добиться конечного результата, - донёсся до меня его голос, - он грубо нарушил установленный Регламент. В связи с этим, победителем объявляется Сергей Никитин, который продвинулся наиболее далеко из всех других участников.
          И под жидкие хлопки он вручил Нику моему конкуренту.
                - Скажите, - обратилась к новоявленному Чемпиону симпатичная корреспонденточка, чем-то даже похожая на ту, которую я представлял в своих несвоевременных мечтах, - каковы Ваши дальнейшие планы?
          Я отвернулся и пошёл прочь. Сразу же за территорией павильонов начинался небольшой скверик. Я зашёл туда и, усевшись на пустую скамейку, ещё и ещё раз переживал свою роковую оплошность.
          Из тяжёлых раздумий меня вывел звук чьих-то лёгких шагов. Я поднял голову: передо мной стояла корреспондентка.
                - А я всё равно знаю, что победили вы, - сказала она.