Путь в науку-2

2.2. Путь в науку-2. Он тоже был нелегким, но надежда на то, что это будет не только карабканье по каменистым тропам, но и работа с удовольствием и увлеченностью вселяла заметную радость (почти по Окуджаве).

Мои надежды начали укрепляться, когда следующим к нам на войсковую стажировку приехал старший преподаватель той же кафедры Владимир Тимонин. Судя по ряду признаков он был большим авторитетом, чем Клименко. После обстоятельной беседы он настоятельно рекомендовал мне ехать на кафедру, дал пару фамилий, телефоны и записку, что  рекомендует меня, как будущего адъюнкта. Меня встретили приветливо, вручили фолиант средней толщины «Основы военной кибернетики, Учебное пособие для заочников». Рекомендовали освоить как «Историю ВКП(б)», объяснили как быть с документами, так как весной планируется прием (разговор проходил в начале осени) в адъюнктуру.
К этому моменту я сдал кандидатские экзамены по английскому языку и философии, что не избавило меня от вступительного экзамена по истории КПСС. Вся зима прошла в непрерывных изучениях этого нетолстого пособия, которое оказалось весьма непростым.
 Однако, мои планы чуть не были сорваны внезапными обстоятельствами; у нашего Главного инженера узла связи от усиленного изучения проводной связи (сам он был радист) поехала крыша (пример неумеренного карабканья по каменистым тропам). Его положили в госпиталь с большими шансами на комиссование. Начальник узла связи Е.А.Дементьев. вспомнив мои заслуги в подготовке радисток и строительстве антенны, предложил должность мне, что была достаточно лестно. Тогда я ему напомнил о моих адъюнктских устремлениях. Не случайно ранее отмечались его доброта и высокие человеческие качества. Договорились, о том, что я становлюсь ВРИО до исхода экзаменов, а там будет видно. Как ВРИО Главного инженера в конце года мне надо было писать годовой отчет о работе Узла связи. Это было как нельзя кстати. Две недели плотного сбора статистики потоков информации в звеньях Главный штаб РВСН- штаб корпуса- штаб дивизии, в местах куда бы меня раньше не допустили ни под каким видом, и в отдел связи корпуса ушел вполне приличный отчет. Он же после некоторого добавления анализа превратился в реферат, который вполне возможно до сих пор лежит в секретной библиотеке Академии.
Хотя нетолстое пособие усиленно изучалось и даже с определенным интересом, все-таки глубины знаний по входящим туда предметам мне явно не хватало, тем более, что проконсультироваться было не с кем. Тем не менее, подошло время ехать на вступительные экзамены (это был первый юридически шаг в искомом направлении).
Прибыв в Академию, представился начальнику кафедры Борису Михайловичу Романову. Он оказался внимательным человеком, чем-то напоминающим моего начальника узла связи Е.А. Дементьева. Надо сказать, что к моменту моего приезда (но, естественно не вследствие его) на кафедре, которая называлась «Военная кибернетика и автоматизация управления войсками» (известно, что где АСУ там и связь) видимо начал повышаться (или предполагалось его повышение) удельный вес вопросов связи и моя скромная личность могла представлять для Романова определенный интерес, как возможного  будущего боевого штыка для проведения занятий. Довольно быстро разными вопросами он прощупал ширину и глубину моих связных познаний и видимо сделал для себя некоторые, как мне показалось, положительные выводы. (Это все дошло до меня несколько позже, ведь не из вежливости же Романов интересовался моими познаниями в области связи.). Далее он рекомендовал определиться с кафедрой «История КПСС» в части даты экзамена, при условии, что экзамен по специальности я сдаю в конце месяца, отведенного на все экзамены.
Отправился на кафедру «Истории КПСС». Там встретили натянутыми улыбками, все-таки конкурент на плавающее адъюнктское место (хотя их кандидату, я не являлся непосредственным конкурентом, но общее число адъюнктских мест по Академии было ограниченным), поэтому, чем меньше претендентов, тем кафедре лучше. Вручили программу предмета, определили дату. Я, желая смягчить сердца суровых историков, попросил на подготовку 20 дней, учитывая большую «важность и сложность» предмета. Жизнь показала тщетность моих маленьких хитростей, все было определено заранее, интересы кафедры несомненно важней.
Начал знакомиться  с нашей кафедрой. Сначала с адъюнктами Дамиром Халиковым и Хайдаром Мустафиным. Их опыт для меня был очень важен. Преподаватели и научные сотрудники были довольно молодые (35-45 лет). Можно было выделить несколько групп, которые объединялись не столько по возрасту, сколько по мировоззрению и контактности.
 Отмечу одну такую группу в составе: Александр Кузнецов (широчайшая научная эрудиция, юмор и бьющая через край жизненная энергия), Олег Благовещенский (склонность к нестандартным решениям, готовность помочь в решении любого научного вопроса, если не сейчас, то пару дней поразмышляв, постоянное выражение иронии на лице), Генрих Карвовский (образец четкости и обязательности, все та же эрудиция и готовность помочь, некоторая сдержанность во внешнем проявлении эмоций ). С ними сразу возник контакт, хотя я был для них салага, а они метры, авторы пособий и учебников, все кандидаты наук
Другая заметная группа более солидного возраста Цальп В.Д., Румянцев А.Н., Лебедев В.Н., Черкасский Е.Д., Сеидов Т.М. (заместитель начальника кафедры). У большинства были докторские в процессе написания (или в замыслах), масса трудов за спиной, так что эту группу я обходил стороной, вежливо здороваясь.
Часть преподавателей: Анатолий Клименко, Владимир Тимонин, Юрий Патрикеев, Борис Дорохов, Виктор Авакумов, Виктор Балакин затруднительно было объединить в определенную группу по каким-либо признакам, однако всем им свойственна высокая квалификация и доброжелательность.
С сотрудниками учебной и научной лабораторий на этапе поступления я не общался из-за отсутствия времени. Время подготовки к экзаменам пролетело, как электричка перед опаздывающим пассажиром. И вот первая проба пера.
Надо сказать, что с таким рвением я никогда не готовился к сдаче общественной дисциплины, а надо бы было больше внимания уделить специальности. Двойку мне как коммунисту все равно бы не поставили. Не может же коммунист не знать историю родной партии. А вот, что касается четверки и выше, был разыгран небольшой спектакль. Мне сказали, что вопросы билета я несомненно знаю, едва я произносил первые фразы, но  будущий адъюнкт должен иметь более глубокие познания предмета. Например, было предложено сообщить комиссии последние два пункта аграрной части программы партии кадетов. Мое невразумительное блеяние была остановлено предложением порадовать высокую комиссию  знаниями содержания первых двух пунктов партии октябристов по национальному вопросу. Возникшая томительная пауза была прервана вынесением вердикта о том, что удовлетворительная оценка самая красная цена моим познаниям. Получив то, что и следовало ожидать, я уныло побрел докладывать Б.Н.Романову  о своих прискорбных делах. Борис Михайлович встретил меня спокойно, пошевелил усами и посоветовал как следует готовиться к  экзамену по специальности.
Если на экзамене по истории мой тыл прикрывала родная партия, то здесь моему полугодовому освоению учебного пособия противостояла комиссия с многолетним опытом написания диссертаций, учебников и вообще купавшихся в этой тематике. Если на первом экзамене имел место спектакль, то здесь было объективное изучение мелких  глубин моих познаний. Для понимания ситуации можно привести пару аналогий. Это был даже не  бой «Варяга» и «Корейца» против 12 вымпелов эскадры адмирала Уриу, а встреча со всей эскадрой адмирала Того. В общем, для меня это было Ватерлоо и Аустерлиц в одном флаконе. Потом один благожелательный член комиссии мне сказал, что все экзаменующие (кроме Романова) были солидарны во мнении: «Такой хоккей нам не нужен». Для всех была важна уверенность, что я не буду балластом для кафедры и во время защищусь, но такой уверенности я не обеспечил. Однако, Романов мыслил стратегически (неслучайно он имел на меня виды как на связиста или мне хотелось так думать). Он спросил наиболее ретивых борцов за чистоту научных рядов, кто из них будет готовить лабораторные работы и проводить практические занятия по связи. Повисло тяжелое молчание. В общем Б.М. Романов большинством в один собственный голос поставил удовлетворительно. Пока есть время подумать, а там посмотрим, отказаться никогда не поздно.
Я был убит и раздавлен, Но надо было что-то делать в неформальном плане. На следующий день я попросил Романова разрешения на получасовую личную беседу, что и было мне дано. Я кратко рассказал о своих давних стремлениях заняться научной работой, которые уже стали целью жизни, перипетиях на этом пути, как буквально меньше года назад возникла возможность переквалификации из антенщиков в кибернетики, что эта отрасль науки мне очень нравится, но короткое время освоения и отсутствие возможности консультироваться не позволили мне выглядеть в более приличном свете. Клятвенно  заверил, что в моем лице кафедра приобретет исполнительного и толкового сотрудника, а главное, что лягу костьми, но напишу в срок и защищу вполне приличную диссертацию. Романов выслушал мою трепетную речь, пошевелил усами и позвонил по телефону. Зашел Александр Кузнецов и получил указание проверить мой потенциал.
Мы уединились. Проверка носила неформальный характер и вопросы касалась программы лишь частично. Они были в достаточно широком диапазоне: от взятия градиента от весьма рогатой функции и перевода английского текста без словаря до наблюдения за моей реакцией на рассказанный анекдот, а также соображений по тематике  будущей диссертации. Все длилось минут тридцать. Войдя к Романову, Кузнецов сообщил, что я прошел тестирование. Тогда Борис Михайлович мне сказал, что, если раньше у меня были шансы 6о против 40, то сейчас они возросли до соотношения 80 против 20. После этого напутствия он посоветовал возвращаться в часть и собирать там как можно больше  материала, который может пригодиться для последующей  работы на кафедре и особенно учебного процесса. Несколько обнадеженный, но и в некоторой тревоге я отбыл во Владимир.