Бездна. Глава 2-1. Столичная невеста

     В первый день сентября в шесть вечера я возвращался домой из колхоза. Наш “колхоз” не был традиционным для первокурсников колхозом с выездом в деревню, наскоро переоборудованными под ночлег конторами и романтикой. Наш факультет определили работать на сельхозскладах на окраине города.

     Я с пересадкой добирался из промышленно-складских, сельхоз-складских, руинно-складских трущоб и лабиринтов через весь город в нашу родную захолустьевскую окраину. Туда, где стоял наш деревянный двухкомнатный дом.

     В трамвае, как обычно, я выбрал место, где вероятность толчеи и суеты была минимальной, и привычно открыл купленную в букинисте книгу.

Одиноко склонилась
сосна на макушке бугра,
А внизу по лощине
холодные свищут ветра.

     Я дважды прочитал всё стихотворение, но не смог сообразить, что же писал поэт. Он должен бы увлечь меня к вершинам. Но память говорила: я сильней. Она заполняла моё сознание подробностями сегодняшней тупой работы: переборкой лука, перетаскиванием мешков с картошкой и свёклой. Особо — той пустяковой остротой, сказанной невзначай в мой адрес будущей однокурсницей. Почему будущей? Я уже учусь, постигаю законы человеческой психологии. Однокурсница наверняка забыла свои слова. А я помню, помню, и буду помнить всю жизнь! “На нашем курсе нет женихов!” Да, в нашей группе всего пять парней. Но с усмешкой смотрела она на меня. Естественно, не-жених — я! Ещё сказала: на нашем курсе только инфантильные хлюпики. И снова с вызовом — на меня.

     Я взвалил на свои плечи наполненный ею мешок и весь путь до морковного бункера думал, что бы сказать в ответ. Но придумать не мог ничего. Банальность говорить не хотелось. А этакое… Ничего, завтра скажу! Скажу, что такое настоящая женственность. В девушке не должно быть грубости, пошлости. Настоящая девушка — это нежность, изящество, верность, простота и наивность. Она меня засмеёт. Они все засмеют! Я стану посмешищем факультета. Для них женственность — это… накрашенные губы, ногти-когти, размалёванные глазищи, крутой жених с крутющей машиной, задранная юбка и пустая башка.

     Я подходил к дому, когда увидел маму. В свои сорок лет она выглядела намного моложе. Но главное, она была очень стройной и привлекательной. Поэтому мужчины всех возрастов постоянно обращали на неё внимание. Но она умела держать их на выгодном для неё расстоянии. Вообще-то её личная жизнь всегда была для меня загадкой. Дома у нас никто никогда не был. Для меня мать была всегда властной, я бы даже сказал — деспотичной.

     Мама встретила меня за калиткой и всё время заворачивала меня так, чтобы я не мог зайти в дом. Дома кто-то есть…

     Сначала мать говорила о пустяках. О хозяйственных делах, необходимости в семье твёрдой руки, о взаимодополнении в семейной жизни: если муж, или жена, неважно, без хозяйственной хватки, то другая половинка должна быть именно в этом на высоте. И возраст — не самое главное.

     — Мама, ты, наконец-то, решила выйти замуж? — обрадовался я. — Поздравляю! Я искренне рад за тебя.

     Мать на секунду смутилась, но быстро приняла властный вид:

     — Ещё чего выдумал! Это касается тебя. Постарайся ей понравиться. Очень тебя прошу! Это моя старая подруга. Нет-нет, не бойся, не старая! Она на двенадцать лет младше меня. Представляешь, живёт в Москве; ты будешь столичным жителем. Прекрасная квартира, сама красавица. Оцени перспективу: её бизнес идёт в гору. Будешь управляющим в её магазине. Где найдёшь такую пару?

     Говорила мать то напористо, то с удивительной интонацией мольбы, в которой невозможно отказать. Мольбы-приказа, заклинания-презаклинания. Так просить умела только она.

     Я приготовился к обороне, тихой, незаметной, но несокрушимой. И ринулся в бой.

     Но сразу понял: боя не будет, потому что “невеста” в высшей мере не отвечала моим понятиям о идеале, любви, счастливой семье… Тем паче, я для неё — щенок сопливый.

     Боя не будет хотя бы потому, что силы слишком неравны, и она меня просто сдует одним своим чихом. Но я не успокаивался: бой будет с мамой, в той мере, что придётся бежать из дома. Палатка со спальником лежат в летней кухне, откуда я смогу их потихоньку ночью стянуть.

     Она и впрямь была невестой что надо. Лицо знойной красавицы, усаженное на внушительный бюст, растущие от шеи ноги — все атрибуты мечты самца. Если я стану её мужем, мне позавидуют все мужики. Но какая жизнь меня ждёт!? Вечная подкаблучность, правила приличия в светском обществе, ненавистные банкеты, её непременные связи с мужчинами ради успешных контрактов или просто из похоти. Потому что она так привыкла, для неё это обыденность, каждодневность: забрать выручку в магазине, пойти в ресторан, принять букет цветов, уединиться с “партнёром” в номере-люкс, приехать домой за полночь, чмокнуть меня в щёчку: привет, салага, ты ещё не спишь…

     Мама сразу попыталась вытянуть меня на интеллектуальный разговор — хвастала мною. Разговор не получался. Я чётко понимал распределение ролей: строгий-преподаватель-мама, я-нашкодивший-ученик. В центре — разборчивый-покупатель-невеста.

     Отпугну-ка невесту анархизмом!? Но в хищном взгляде красавицы я без сомнения узрел зреющий умысел: подцепить наивного паренька — меня. Анархист — симпатичная зверушка. Для коллекции — в зоопарк. В гарем к знойной красавице!

     Скажу, что я полный импотент?! Но так заведу её ещё больше: такой идеальный муж не посмеет пикнуть насчёт её неверности, потому что обрушит на себя град упрёков за загубленную молодость.

     Напугать её, что я равнодушен к женщинам, что люблю мужиков? Но это столь отвратительно, мерзко, оскорбительно и, главное, неправдоподобно, что у меня язык не повернётся сказать про себя подобную гадость.

     Сифилис? — вылечим!

     Во! — у меня есть женщина, и она ждёт от меня близняшек… Но здесь всё давно решено. Близняшек — под аборт! Я обречён на поражение.

     Мама вынудила — и мне пришлось пригласить её на прогулку по тёмным улицам, ещё не совсем поглощённым теменью.

     В любой другой ситуации я не смог бы выговорить в присутствии малознакомой женщины и пары слов. Но здесь решалось многое. Поэтому я говорил без стеснения и недомолвок:

     — Мама сама придумала насчёт помолвки, или это твоя инициатива?

     Она молчала. Всё понятно, хотя молчание можно трактовать в любую сторону. Смущается… скромница. Или гнусно усмехается?

     Наконец, она тихонько сказала:

     — Ты тогда был маленький, твоя мама как бы в шутку пообещала… Да несерьёзно это. Я женщина прожженная. Но я не прочь сбежать от столиц, ресторанов, поклонников, — она совсем легонько подцепила меня за руку. — Да всё настолько заверчено. Главное, на моё горло непрерывно наступает кредит, его непрерывно надо выплачивать, я немного не рассчитала своих сил. Но и эта проблема не вечная. Ах да, я крупно расширяюсь. Но я готова бросить всё, сбежать в этот городок, на родину. Завести доброго мужа, как ты, нарожать детишек, — она встала передо мною так близко, что у меня заколотилось сердце. — Я оставлю ради тебя всё! Хочешь?

     Я думал, как бы ответить так, чтобы отказать, не обидеть, и всё же оставить путь для отступления, на всякий пожарный. Кто знает, может, ещё смогу ужиться в семье с этой не для меня скроенной знойной красавицей.

     И я начал:

     — Хочу огорчить и обрадовать: я не создан для семейной жизни. Наверняка не смогу быть хозяином в семье, где жена выше, старше, успешнее, красивее мужа. Думаешь, стоит попробовать? Вдруг я просто от неопытности так говорю? Но уверен, что сбегу из такой семьи в первый же день! Перестану бриться, измажу грязью живот и щёки. Буду, как Диоген Синопский, жить в бочке из-под тухлой рыбы или на теплотрассе. Получать по морде от каждого алкаша. Я слышал историю про юношу из весьма богатой семьи. Он женился. И в ту же ночь уплыл от жены на корабле в далёкую страну, где просил милостыню, как последний нищий.

     — Я это предполагала. Я же помню тебя с младенческих лет.

     — И что? Готова жить с сумасшедшим нытиком?

     После непродолжительного разрешения всех вопросов, как мне показалось, в мою пользу, я спокойно говорил с ней на любую тему, как с закадычным другом. В благодарность за её решение я читал ей стихи, говорил о Морковкиной бездне, о прочитанных книгах и даже о путешествии вокруг света. Вдруг она сможет чем помочь?! Потом испугался, что своими откровениями вызвал в ней хищное желание охомутать меня. Да ладно… Сбежать никогда не поздно. Палатка в летней кухне, летняя кухня без замка…

     Мы со смехом вспомнили, как много лет назад она приходила к нам в гости, и я ей закинул за шиворот коробок с майскими жуками.

     — Платье было просторное, жуки благополучно упали на землю, я даже не заметила. Тебе так хотелось меня испугать. Ты был такой растерянный — и шутка не удалась, и опорофинился предо мною. Мне было тебя очень жалко.

     Мы посмеялись и разошлись спать по разным комнатам.


     Утром я проснулся рано. Маминой подруги уже не было.

     — Мама, кто она такая, хоть бы объяснила вначале. А то: женись на ней! И никаких!

     — Сыночек, она не такая избалованная жизнью и… — мама так и не подобрала подходящее слово, — как тебе показалось. У неё был любимый муж, он бросил её ради какой-то певички. Оставил её с дочкой на руках. Она стала хозяйкой огромного магазина. Ради дочери.

     Ради дочери. Ради дочери. Дочка-то большая? Семь лет? И ты мне тоже предлагаешь ради её дочери? А что — ради дочери не откажусь! Ради тебя, мама, ради дочери, магазина, ради того, что вы подруги, что я был обещан ей много лет назад, что она осталась без мужа!

     Я не стал это говорить, лишь спросил:

     — Она совсем уехала?

     — Да, совсем. Заедет на обратном пути через месяц. Подумай, ещё не поздно.

     Я хотел отделаться неопределённой фразой, но мама настойчиво повторяла:

     — Подумай хорошо, пока не поздно. Такую невесту трудно сыскать. Добивайся! Борись!

     — Ладно, постараюсь. Мама, мне пора ехать на работу.

     Я быстро-быстро шёл к остановке. В отместку кому-то смотрел только под ноги. Лучше день тупого перетаскивания картошки, чем унизительные смотрины… Невеста вроде уехала, но оставила тревогу и неискоренимое предчувствие того, что однажды меня бросят подальше в холодную воду: плыви-выплывай.

     Я зашёл в пустой автобус и сел к окну в самом укромном уголке. По тротуару куда-то летела-скакала женщина с огромной сумкой. Она буксировала девочку лет пяти, успевая лавировать между прохожими и, оглядываясь на дочь, со странными гримасами беззвучно выговаривать ей нечто космополитическое. Бедная девочка… Ради дочери… Ради дочери придётся… Заставят!


     На овощной базе опять тупо таскал ящики с помидорами, сетки с морковкой и полные мешки картошки.

     Студентка, с которой я собрался вести войну, заболела, прикинулась, зараза.

     Завтра выходной. Но дома скрою — скажу, что спешу на работу.