Фотограф

В назначенный поздний час за круглым столом в доме уже немолодой особы Веры Павловны собрались четыре дамы. Одеты всем они были соответственно моменту – черные «в пол» платья, такого же цвета с огромными полями шляпы и длинные, выше локтя, тонкие дамские перчатки. На стенах небольшой круглой комнаты располагалось несколько портретов, очевидно принадлежащих предкам старинной фамилии хозяйки дома. Электричество было выключено, и в помещении, среди портретов, гобеленов и кресел, горели полдюжины свечей, навевая на всех без исключения присутствующих волнение и страх. Свечи были расставлены таким образом, чтобы  в дрожащем свете на стене оказывалось сразу несколько теней от каждой из человеческих фигур. Фигуры были неясными, полупрозрачными, так что трудно было понять, кому именно принадлежит отражение.  Круглый стол с изогнутыми, словно под тяжестью бархатной материи, ножками тонул в полумраке пола. Лиц женщин различить было невозможно. Они совершенно не знали друг друга, и, встретившись в комнате, по условию не предпринимали никаких действий, чтобы познакомиться. Им так и было суждено, по окончании действия, покинуть это место неузнанными. Свечи слегка извивались от приглушенного голоса Веры Павловны:   
- Уважаемые дамы, мы сегодня здесь, чтобы узнать тайну будущего каждой из Вас. Вы должны быть откровенны и учтивы с теми, кто откликнется на наши просьбы. Помните, что очень скоро мы окажемся окружены душами мертвых. Вы не должны креститься и не читать про себя молитв. Свой грех вы будете отмаливать потом. Если кто-то хочет отказаться...
В повисшей тишине продолжали трепетать свечи, дыхание пришедших стало прерывистым и тяжелым, но пока никто не осмеливался произнести хотя бы один звук. Очевидно, оценивая молчание, как единодушное согласие, хозяйка начала приготовления. Они были совсем нехитрыми. Никакого кипящего в чашке зелья, черной со звездами мантии, сверкающих магических шаров не предвиделось. В центре стола колдунья прямо на глазах у публики развернула, нарисованный на листе бумаги не первой свежести, круг с расположенными по окружности буквами. Буквы были выписаны явно не каллиграфическим почерком, словно какой-нибудь нерадивый школяр выполнял в наказание нелюбимую до боли науку письма. В центре круга красовались такие же неровные цифры от нуля до девяти. Колдунья зажгла еще одну большую свечу и зачем -то провела над ней несколько раз рукой, обжигая ладонь. Свеча затрещала, давая совершенно очевидный знак дамам, что души мертвых уже где-то близко. Подтопленный воск, тем временем, начал рисовать свои причудливые рисунки, разобраться в которых на оставшихся огарках Вере Павловне предстояло позже. 
- Если так, то начнем, пожалуй. Попрошу Вас, милая,- обратилась Вера Павловна к крайней слева даме. – С кем Вы хотите говорить?          
Первая из испытуемых заняла место рядом с хозяйкой. Тусклый свечной свет на несколько мгновений показал ее лицо из-под полей шляпы. Она была невысока, молода и красива, как только бывают красивы молодые женщины. В этом явно нельзя было обмануться даже в полутонах темной комнаты. Тонкие черты лица словно завершали всю грациозность стройного стана. Сидящим по обе стороны отчетливо был виден ее профиль: легкий подбородок, очерченные самой природой, необыкновенно правильной формы губы, изящный носик, будто доставшийся ее владелице от древних римлянок. В контуре идеальных бровей и длинных ресниц, отражая огонь, горели огромные черные глаза. Взгляд женщины был устремлен вниз, и казалось, что ей нет никакого дела до всего, что здесь будет происходить. Но впечатление было обманчиво. Она дышала глубоко, так что крылья маленького прекрасного носика, двигаясь, выдавали волнение. Небольшая грудь, приоткрытая насколько это возможно в глубоком декольте, вздымалась. В другое время дамы непременно увидели бы в ней успешную соперницу, обращавшую на себя восхищенные взгляды кавалеров. Но сейчас точеные черты незнакомки не вызывали у соседок ревностной зависти. Напротив, они понимали то обстоятельство, что у молодой особы что-то случилось, иначе, зачем ей быть здесь…               
-Как мне обращаться к Вам, дорогая? – Вера Павловна на мгновение перевела взгляд с магического круга на девушку.
-Элизабет.
-Итак, Элизабет, кого из ушедших Вы хотели призвать, чтобы спросить о чем-то....
....Элизабет выпорхнула из темной комнаты и, пробежав всего несколько шагов по узкому, освещенному лишь слуховыми окошками, коридору, остановилась у выхода. Одним движением девушка сняла шляпу. Черные до плеч волосы разметались, и она, привычными быстрыми движениями, привела их в мало - мальский порядок.   Затем, достав из небольшого ридикюля  короткую темную куртку, накинула ее поверх платья. В таком виде Элизабет открыла дверь и    оказалась на шумной городской улице.
Было за полдень. Город уже отобедал в своих бесчисленных маленьких кафе, где, казалось, всем и всегда хватает места, и торопился жить дальше. Хаоса не было, а напротив, все подчинялось какому-то, организованному неведомо кем, строгому порядку. И порядок этот был установлен вовсе не властями, и даже если бы власти захотели изменить его, то у чиновников ничего не получилось бы. По делам ехали большие и маленькие автомобили, спешили толстые и худые люди. Некоторые говорили на ходу по телефону, чуть замедлив темп, и не замечали, как их, на мгновение раздражаясь, обходят другие, двигающиеся в попутном потоке. Все спешило, сворачивало, переходило, заходило и выходило из подъездов домов.
Элизабет шагнула на тротуар прямо наперерез людскому потоку к припаркованному такси, приподнимая на ходу рукой подол своего длинного платья. Пешеходы замешкались, но никто не попытался уступить дорогу. Остановиться было нельзя, иначе порядок нарушился бы, а это могло привести к совершенно непредсказуемым последствиям. Элизабет вдруг почувствовала, будто переходит мелкую, но очень быструю реку, в которой полно опасностей, острых камней, ям. Она рассудительно подумала о своем платье, точнее о том, что если кто-то, или она сама, наступит на подол. Она вдруг поняла, что если упасть в эту реку, то ее подхватит течением и понесет с такой силой, что уже будет не выбраться самой. Элизабет точно знала, что никто не подаст руки, чтобы хотя бы попытаться спасти ее. Впрочем, до такси оставалось несколько шагов … 
«Абонент временно недоступен»… Элизабет опять зачем-то набрала этот номер, хотя была уверена, что на том конце снова не ответят. Номер принадлежал человеку неопределенных лет, роста выше среднего, с аккуратной стриженой бородкой и волнистыми, зачесанными назад волосами. С ним Элизабет познакомилась неделю назад на фотовыставке. В его внешности, в общем, было мало что примечательного. Они остановились вместе у одной из фоторабот. С черно-белой фотографии смотрело старческое, изможденное давними страданиями женское лицо. Всего остального в перспективе размытого объективом пространства разобрать не представлялось возможным. 
-Как Вам работа? - неожиданно поинтересовался он ее мнением.
-В лице этой женщины каждая из нас боится увидеть свое отражение, - немного растерявшись, сказала из вежливости Элизабет первое, что пришло ей на ум.
-Да, да, - загадочно улыбнулся нехорошей улыбкой незнакомец. – А Вам не кажется, что Вы видите здесь далеко не все?
Заметив недоумение, незнакомец поспешил протянуть визитку:   
-Простите, я не представился. Мартин, Мартин Вердер, фотограф.
Элизабет почти выдавила в ответ свое имя, но продолжать общение с этим неприятным человеком ей окончательно расхотелось. Нужен был повод, чтобы уйти, но она его пока не находила. Вместо этого Элизабет зачем-то опять уставилась в фотографию. В какой-то момент ей показалось, что изображение стало не таким, каким было вначале. Словно, в помещении кто-то начал перемещать лампы, и от этого тени на фотографии пришли в движение, все начало расплываться в глазах. Непонятная сила начала удерживать ее взгляд где-то там, глубже, за этим жутким, испещренным морщинами, лицом. На заднем плане, совсем неожиданно, стали смутно проявляться очертания людей и предметов. Взгляд Элизабет, как это бывает на стереокартинках, наконец, сфокусировался в какой-то дальней точке. Теперь она отчетливо разглядела еще нескольких людей. В самый момент съемки, по мановению руки фотографа, все они были растворены до неузнаваемости. Словно по дьявольской воле художника, раз и навсегда человеческие черты объектов утратили здесь свою привычность, превратив их обладателей в фантомов. У Элизабет почему-то  почти не осталось поводов сомневаться в том, что все эти люди попали в кадр не случайно. Видимо, автор сделал композицию, смысл которой ей предложили разгадать. И смысл этот лежал где-то за грубой гранью человеческого восприятия.
Незаметно для себя, погружаясь все глубже в изображение, Элизабет увидела то, что уж совсем показалось ей невероятным: силуэты людей двигались. Размытое пространство отпечатка, теперь ставшее хоть и глубоким, но по – прежнему бесформенным, переставало быть статичным, наполняясь хаотичным движением фантомов.   
«Сейчас появится страх", - спокойно сказала про себя Элизабет.
Из всех отвратительных чувств чувство страха она ненавидела особенно. Мерзкий и холодный, как слизняк, он заползал за воротник, спускался по спине и животу книзу, ощупывая промежность и, добравшись до пяток, заставлял столбенеть. Она никогда не позволяла страху овладевать ею надолго. В этом хрупком и нежном теле с самого рождения поселилась душа не по-женски сильного и упрямого человека, раз и навсегда поклявшегося давать волю лишь рассудку, а не эмоциям. Вот и сейчас Элизабет, спустя несколько мгновений, стряхнула слизняка на пол и, на всякий случай, придавила его ногой.  Потом, она с каким-то невероятным усилием, наконец, отпрянула от фотографии и обернулась. Фотографа не было, вокруг не было вообще никого, кроме задремавшего у выхода охранника. Часы показывали семь вечера – прошло больше трех часов. Слизняк шевельнулся на полу, и Элизабет стало страшно еще раз…
…Раздраженно бросив телефон в сумочку, она представила, что спустя полчаса, когда останется дома одна, ей вновь придется мысленно прокручивать события последних дней….
В тот день, приехав домой после фотовыставки, Элизабет вдруг почувствовала, что пока ее не было, привычную обстановку как - будто подменили. Все вокруг стало жутко неуютным. Вещи и предметы казались чужими. Элизабет очень скоро поняла, что патологически не может находиться в одиночестве. Какое-то время она бродила по квартире, зачем –то заглядывая в помещения,  шкафы и даже ящики, словно хотела убедиться что там никого нет. В конце концов, на нее навалилась усталость, которая, как надеялась Элизабет, опрокинет ее в глубокий сон, и унесет прочь из памяти эту ужасную фотографию и все, что с ней связано. В полудреме, настенные часы, неуклюже и непохоже копирующие звук маятника старинных «ходиков», стучали почему-то громче обычного, отвлекая ее от полной тишины.
«Просто начинается сон, такой необычный сон», - мысленно шептала Элизабет.
Из появившегося, невесть откуда,  звенящего шума все отчетливее начал проступать зловещий шепот. Ей показалось, что она резко села на диване. С трудом открыв глаза, Элизабет стала осматривать комнату. Ничего необычного не происходило…
«Ну и ладно", - сказала себе Элизабет, когда утро следующего дня озарило, казавшуюся вчера такой странной, комнату. Спустя полчаса она выпорхнула из ванной вместе с удивительной свежестью, заполнив собой все пространство. Ах, как жаль, что в эти мгновения ее никто не видел! Ее, стоявшую перед зеркалом в одних крохотных белых полупрозрачных трусиках, по праву любовавшуюся отражением того, чем щедро наделила ее природа. Гибкое послушное тело, небольшая грудь с маленькими, совсем по –детски розовыми сосками, нежный плоский животик, упругие спортивные бедра… Элизабет улыбнулась отражению, и оно ответило ей тем же. Спустя несколько минут, надевая деловой жакет, она еще раз подошла к зеркалу, но теперь для того чтобы придирчиво осмотреть каждую складку.
Работа менеджером по продажам не слишком занимала ее воображение. Элизабет  не тяготилась ею, но и удовольствия, которое обычно получают от подобного скучного занятия заядлые фанатики или люди с ограниченной  фантазией, работа ей не приносила. Каждую свободную минуту мысли ее рвались на свободу. Элизабет надеялась раскрыть свой потенциал если не завтра, то не позже, чем до конца недели. Правда, очередные непреодолимые обстоятельства постоянно мешали этому. 
-Опять летаешь в облаках? – этот риторический вопрос у коллеги Элизабет по скучной работе Сандры получился  сочувственным. Сандра, хоть и была ровесницей Элизабет, но представляла собой ее антипод. Ее, полную, глуповатую и добродушную девушку, отличавшуюся умением говорить не вовремя самые ненужные вещи, словно нарочно придумали рядом, для того чтобы выровнять на каких-то невидимых весах маленькое пространство этого общего кабинета.
-Ага, - не глядя на Сандру, протянула Элизабет и уставила бессмысленный взгляд в монитор.
Теперь, как она ни старалась отвлечься от той странной фотографии, ничего не получалось.
-Он мне опять звонил вчера, приглашал за город, прямо не знаю, - старалась в меру своих способностей нащупать тему разговора Сандра. – Как ты думаешь, стоит?
-А? Кто?
Элизабет уже успела подзабыть, что Сандра на днях в очередной раз влюбилась. Это происходило в ее жизни с малой периодичностью, а поэтому имена новых и прежних избранников Сандры не задерживались в голове у Элизабет, равно как и их остальные достоинства и недостатки. Каждый раз она молчала, боясь что-то напутать с именами и фактами, и, запасаясь терпением, просто выслушивала очередную прелюдию.
«Надо развеять это чертово наваждение, иначе оно сведет меня с ума», - размышляла про себя под назойливый лепет Сандры Элизабет.
Похоже, Элизабет ничего больше не оставалось, как вернуться еще раз на выставку и убедить себя в том, что все это творится лишь в ее голове... (продолжение)