Страшное здание

Страшное здание.
   Его боялись в тридцатых. Может и раньше, но память включается именно с тридцатых. Проходя по улице, стремились прошмыгнуть  не по этой стороне. Опасались смотреть в его сторону. Шепотом о знакомых говорили - его же ТУДА забрали. Это означало нечто страшное, не произносимое вслух, понимаемое с полунамеков, то, что связано было с неизбежным и трагическим продолжением. В нем был какой -то отдел НКВД, потом Гестапо или СД, потом опять НКВД. Потом УВД. Теперь там поликлиника. Поликлиника УВД.


   Бабушка Шура была в этом доме дважды.


   После освобождения города праздничное настроение омрачилось вызовом ТУДА! Было чего опасаться - была в оккупации, хотя в паспортах отметки не было, сказали немцам, дескать, потеряли, все же осадок чего-то совершенного, какой-то вины, не покидал её и её близких, переживших оккупацию, работавших при НЕМЦАХ! Пусть в том же Донбассэнерго, на том же месте. на котором проработала лет сорок, но почти два года при НЕМЦАХ!
  Уходя, на всякий случай простилась с мамой, дочкой, тетей, и, как бывает в таких случаях, с жизнью...
   Самым тревожным в таких происшествиях бывает ожидание. Стоя в коридоре, ожидая вызова в кабинет, невольно перебираются самые печальные варианты. О таких случаях опера говорят задержанным - "признайся, тебе станет легче!" Так и есть. Признание облегчает душу, но приближает срок!

-Кошевая Александра Ионовна?
-Да, здравствуйте.
-Вам знакома гражданка Низдвецкая? - вполне естественно для ЭТОГО здания, не обращать внимание на приветствие.
-Лида? Низдвельская. Знакома, это соседка, в соседнем доме живет... жила.
-Когда вы её видели последний раз?
-Ну, вот, как немцы ушли её не стало. А так- жили рядом...
-Так она ушла с немцами?
-Я не знаю, только не стало её как немцы ушли.
-А вы, что же, не ладили с ней?
-Почему- не ладили? Нормально жили, мы со всеми ладим...
-А что же она на вас донос в гестапо написала?
-Как ,в Гестапо?
-Вас что, не вызывали?
-Вызывали....
-Ну, и о чем спрашивали?
-О брате... Он у меня в горисполкоме работал. Потом в эвакуацию уехал, больше не виделись.
-Что же им нужно было?.
-Спросили, есть ли брат, говорю- есть. Спрашивали - он коммунист. Да... Что скрывать, это весь город знает. А где он? Не знаем, у нас своя семья, уехал, больше мы не виделись. А вы живете в его квартире? Живем, он нам оставил, когда уходил. Ну, можете идти...И всё.


   Теперь, вспомнив этот страшный когда-то день, тревожно подумалось: ну, вот, была в Гестапо, как, почему отпустили? Сейчас скажут: "других повесили, а тебя отпустили?"


- И всё?
- Всё.
-Так, значит- из-за квартиры, -уже не бабушке, своему сотруднику- квартиру хотелось.
-Я не понимаю, какую квартиру, нашу?


  И ей дали письмо. Письмо в Гестапо. О том, что брат бабушки коммунист, что он взрывал город при отступлении, что вся семья неблагонадежная, живет в квартире своего брата- горисполкомовца....


  Странно, во все годы правильно было всем и всюду помогать. Со всеми в дружбе жили. И с ней. Всегда по-дружески, до последнего дня улыбались. И, вот.


  "Нельзя ли мне, после их ареста, переехать в квартиру бывшую коммуниста Кошевого, как я вам все про них рассказала?"


  "Значит, всё из-за квартиры?"


   Как её отпустили, помнилось с трудом. Причем оба раза. И тогда, когда шла из гестапо, и теперь, когда шла из НКВД. Как домой дошла, какой дорогой, ничего - пустота.
   Одно только это "- так, значит, из-за квартиры".
Всего лишь из-за квартиры.