Секрет Афродиты Размышления о мотивах и поступках

Он: Включен… Давай! (Голос энергичный звонко-басовитый, а оттенки произношения явно подсказывают, что беседа происходит во время приёма пищи) Например – бабка…
Она: Да. Была бабка…
Он: Не далеко от неё жила.
Она: Не далеко от неё жила…
Её голос более внятный, чем его, всё же зажёвывает конец последней фразы аппетитным комканьем говорящей, которая не в силах отказаться от чего-то невероятно вкусного и потому вынуждена коверкать свою манеру изложения. Вместе с тем их диалог, со всеми этими посторонними примесями в звучании, оказывается усладно приятным для слуха и, похоже по активному подражанию друг другу, доставляет удовольствие общающимся именно тем, что он завязался во время трапезы.
Она: … Или её бабка… но, где-то рядом – я не знаю, не могу сказать. Она её где-то видит или бабка сама приходит. Говорит… (фраза прерывается мягким чавканьем аккуратно жующего человека) например, типа вот что-то такое «Фросиминишинськака» как-нибудь или, ну типа того, или «Франчаска» я не знаю ну «Фм…ка»… да?
Он: Это чьё имя?
Она: Ну к ней она так обращается. К этой Афродите.
Он: А, так Афродиту звали?
Она: Ну я не знаю, может это какой-то… это как будто ласкательное имя. А может и нет, может это просто…
Он (предлагая превосходные варианты уменьшительно-ласкательных к имени «Афродита»): Афродитушка, Фряша…
Она: … а может и нет…
Он: … Фроська…
Она: … может, да, не знаю. Я не знаю.
Он: … Фрасковья…
Она: Я сомневаюсь, что её звали вообще Афродитой. Что она это как-то потом… Не знаю.
Он: Так просто для красоты придумали имя, да?
Она: Угу…
Только это не то «угу», которое произносит уставший от общения человек, или тот, который, будучи букой и человеком немногословным, использует своё «угу» как основное слово в общении, напротив, Её «угу» позволяло надеяться на развитие разговора и просто просило набольшую паузу, как и всё её изложение: неторопливо отрывистое, лёгкое, но не скорое; для слуха такое же, как для взгляда наблюдающего за лёгкими мягкими молниеносными прыжками молодого лесного оленёнка.
Она: … Может это вообще погоняло её было.
Он: Афродита?
Она: Нет. Вот это то что бабушка ей так говорит. (Снова лёгкие звуки присутствия еды в диалоге) Ну, так обращается к ней. Ну… типа это… пойдём это… ну… покушаем, или там ещё куда-нибудь… м-м… за водой… Я на пример это говорю. Просто. Я просто, ну, не могу воспроизвести, сказать, что именно она ей говорит. А та, например…
И снова звуки, которыми человек сопровождает активное поглощение вкуснейшей еды не только разрывает рассказ на отдельные вспышки информации, но и заставляет самому чувствовать запах свежеиспечённой в духовке курочки или рыбы, которую горячей подали к столу, заботливо уложенную в фольгу, утопающую в золочёных мягких кубиках ароматного картофеля, склеенных друг с другом расплавленным сливочным сыром с тонким ароматом помидор, филигранные ломтики которых распространяют приятную кислинку во всём этом благоухании.
Она: … подходит к ней и вроде бы собирается идти с ней. Но тут, например, резко берёт там её и толкает, например. А потом садится, ногами стучит и начинает плакать или волосы себе дёргать. Или бить себя по животу там.
Он: А это она взрослая уже да там?
Она: Лет так, ну, тринадцать – двенадцать.
Он: А вот, что… (снова чавкающий звук, но теперь он не позволяет разобрать фразу) случилась за фигня?
И так не самое внятное предложение говорящий завершил смачным булькающим потягиванием чего, то, что, судя по характерному звуку, могло быть похоже на горячий чай.
Она (обыденно): Потом же, она перестала когда разговаривать…
Он (удивлённо на столько, что чёткостью произношения не уступил диктору центрального телевидения, а понимание того, что диалог происходит во время еды на время оставило разум, поддавшись велению слуха): Она ещё и разговаривать перестала?!!
Она: Да. Она замкнулась. Её обижали! Она замкнулась! Перестала разговаривать!
Он: М-м!..
Она: Эт я говорила…
Он: Нет!
Она (Начиная фразу лёгкой паузой): А потом она стала добрая, разговорчивая. С людьми начала общаться после всего вот этого.
Он: После всего этого – да.
Она: Вот, в этом её странность. Я не могу просто… сказать… это всё постепенно.
Примечательно, что паузы, которые были вымученными и напряжёнными в момент того диалога, что происходил в пути, в автомобиле, сейчас необходимы и ожидаемы, будто они не менее важны, чем сами слова.
Она: То есть, её люди начинают бояться… Она, наверное, может или понимала сама… Она переставала перестала общаться, разговаривать вообще… Но. Если к ней, например, обращаются, то она может себя очень странно повести… Или, например, я даю стакан воды, - она этот стакан берёт и начинает, например, грызть и потом вот так, например, и себе ба… или об себя или об неё… (Судя по последовательности изложений, Она жестами демонстрирует возможные действия персонажа) разбивать… чашку эту начинает. Эт я образно говорю: в чём заключалась её ну эта неуравновешенность – это одно; ну ещё по ней так же видно… ну вот как видно по людям физически что она… Понимаешь о чём я говорю. Точно так же и вот по ней.
Он (Манерой разговора жующего человека): А. Ну, то есть, у неё ущербность, допустим, в мимике была…
Она (Торопливо подтверждая его догадку): Да!
Он: … в походке.
Она: Да. В походке, например, да. В походке. В дикции.
Продолжительная пауза в диалоге, сопровождаемая звуками, которые явно дают понять, что трапеза в своей кульминации.
Он: А потом она, херак, и абсолютно нормальный человек оттуда пришла, да?
Она: А потом – да. Какое-то время как будто бы… как будто бы ей нужно было… пройти… хорошего специалиста в течении, например, года. (Снова аппетитно жующий звук) Да. Или, например, наоборот, - чтобы… это всё… изначально… не усугублять положение со здоровьем… Если вести раньше, например, на курс лечения, например, дикция со временем восстанавливается.
Он (Что-то обгладывающий.): Угу.
Снова, воссозданная записью, атмосфера самого что ни на есть приприятнейшего застолья. И Его голос спустя пару минут.
Он: А мне вот интересно: местные жители как это объясняли? Какая у них вера была? Они вообще это верой объясняли или они понимают, что это… ну просто ущербный ребёнок?
Она: Ну взрослые к ней относились нормально. Вот я говорю, например, бабка вот эта вот…
Он: Нет, я не про нормальное отношение – я про то, с чем они это связывали?
Она: Почему она такая?
Он: Да…. М-м… Допустим, как нам преподносят: в то время вот по… тем стереотипам, которые сейчас существуют, я бы сказал, что все вокруг говорили, что это кара богов. (Что-то отпил, и звук возвращённой на стол кружки был тяжёлый, глухой.) Они по факту считали так же как мы сейчас считаем? То есть: ну, это просто вот с психикой проблемы.
Она: Ну… болеет.
Он: Ну, то есть, болеет, да?
Она: Болеет.
Он: Ну, не связывают с какой-то там карой, проклятием…
Она: Нет. Болеет просто.
Он: Вучитемучи…
Она: А??
Он: А сколько по ощущениям это лет назад было?
Она: Чё это ты сказал?
Он: Вот тебе и дремучие люди.
Она: Я прос… просто не знаю. Мне кажется, что… они реально думали, что она просто болеет.
Он: А сколько, по ощущениям, это было лет назад?
Она: Я не знаю. Я не могу сказать.
Он: Сто тысяч.
Она: Нет, я не знаю!! Я даже не могу предположить… Если я тогда не сказала – я, наверное, не знала. А так вот примерно даже не сравнить с Моисеем мне тяжело, сколько это.
Он: Моисей был много раньше?
Она: Я не знаю. Я не могу ответить на этот вопрос.
Невнятное взаимное бормотание, которое вряд ли можно принять за одно из звеньев диалога, на некоторое время прерывает доступное слуху изложение вещей.
Она: Может даже она просто влюбилась… понимаешь? Вот бы… ну… просто влюбилась, и она стала лучше потом к людям относиться. У ней нашёлся такой же, например, человек, который её понимает. Её все заскоки там или ещё что-то…
Он: Подожди. Ты сказала, что она пришла назад уже без заскоков.
Она: Да. Она пришла назад… такая… Я тебе и говорю, что может быть она влюбилась; может быть она для себя как-то там поняла, что что-то там лучше стало, ещё как-то и… ну… Когда настроение хорошее, например, то человеку, там, хорошо… на работе, ну я тебе на пример говорю… как только его это – он же срывает зло. Если она была, например, недолюбленная… и всё это может быть как-то… Не знаю я.
Он: Короче, мне первая версия больше нравилась как ты рассказывала…
Она: Какая!?
Он: Ну, что она была дурочкой, а потом с ней это случилось и на фоне психологического стресса она назад в деревню вернулась уже… обычным человеком.
Она: Ну да – так и было!
О-о-очень неожиданная и звонкая на фоне размеренного общения Его отрыжка заставляет при прослушивании вздрагивать от диссонанса тембров и веселит своей детской бесшабашностью.
Она: Я ничё и не изменила!
Он: М-м. Только ещё любовь приплела.
Она: Ну это я на пример говорю!! Это я не знаю!!! Я тебе образно говорю, что я не могу понять на сколько на самом деле она была ненормальная, насколько это реально было.
Льющийся в кружку напиток и масса отзвуков обеденного стола возвращает мыслями к ярким сценам кинофильмов со смачно жующими и непрестанно пьющими киногероями.
Она: Может она просто обижена была… ну… зло в себе таила… и таким образом показывала своё недовольство. Ну как сейчас бы психологи сказали. Потому, что нужно говорить, как, например, тётя говорит твоя… м-м… «Нужно всё детям покупать – мы идём с дочей в магазин, она говорит: «Купи мне!», я говорю: «Куплю! Папа получит денежки – куплю.». А зачем я буду ей говорить, что нет не куплю? Чтобы она мне сейчас в магазине истерику устроила? Нет, я лучше ей скажу, что куплю, а потом буду тянуть этот момент дальше. Правда потом в автобусе, когда мы ехали…» - ну куда-то там они, она всё так же ей обещала купить – купить – купить и тут доча вот это всё вспомнила и у неё там истерика их чуть с автобуса не высадили; потому, что они не могут её успокоить! Никак! Ну им же признали, что она психически неуравновешенная.
Он: А, прям так и признали?
Она: Да! То есть. Ну прям реально это так и есть… Это я всё веду к тому, что может быть… (И вновь диалог прерван сладкой какофонией застолья) … вот…
Он: В армию не пойдёт.
Она (Пережёвывая): Уже вылечили.