Саур-Могила. Глава 1. Дорога к дому

 

 

               
               
                «Блажен, кто мир сей посетил,               
                В его минуты роковые…»               

                Ф. Тютчев

Предисловие.

Солнце ещё не взошло, но уже были различимы все курганы и далекая, похожая на облако, Саур-Могила с остроконечной, покрытой легким туманом вершиной.
Если подняться на нее, то оттуда видна равнина, такая же волнующая и безграничная, как небо, видны далекие города,  поселки и хутора, а за ними, синеющее у кромки горизонта море.    
Только здесь понятно, как много  видела и знала древняя Могила на своем веку, осязая собою  время и пространство.
Она зрила племена скифов и сармат, сходившихся в ковыльных степях в жарких  братоубийственных сечах, греческие когорты и железные римские легионы, пытавшиеся объять необъятное,  тьмы и тумены так и не дошедших до «последнего моря» грозных монголов.
Слышала она пальбу запорожских мушкетов  и вой ядер турецких пушек, звон шашек  красной и белой конницы, рев танковых  моторов группы армий «Центр» и праздничный салют  Великой Победы, а потом все надолго стихло.
Каждую весну  зеленый простор у подножия Могилы  алел россыпями полевых маков, летом по нему гуляли  серебряные волны ковыля, а осенью и зимой    пел   песни  летящий  в дальние страны ветер.
И над всем этим, в мирном небе, величаво парил  беркут.
Сильная и гордая степная птица. Превыше всего ценящая свободу.


Часть 1.  На  рубеже веков.

Глава 1. Дорога к дому.
               
Статья 1.  Всеобщая  воинская  обязанность  является  законом.
Воинская   служба   в   рядах  Вооруженных  Сил  СССР  -  почетная обязанность   
советских граждан.
                (Закон СССР «О всеобщей воинской обязанности»)
    

               
«Прощай, не горюй,
Напрасно слез не лей,
Лишь крепче поцелуй!
Когда сойдем мы с кораблей!..»

бодро орали  магнитофоны  в разных местах перрона, где шла посадка на скорый    Мурманск - Москва, в  омытые майским дождем, блестящие окнами вагоны.
       На Кольском  шла демобилизация военных,  отслуживших свой срок, и в их числе моряков Северного флота.
       Их черные группы в бескозырках с муаровыми лентами, щегольских   бушлатах и широченных клешах виднелись тут и там,  солидно ступая на подножки тамбуров.
       В одной из таких,  с золотистыми якорьками  «штатов»* на рукавах, радостно скалил белые зубы  и юморил с проверяющей билеты молодой  проводницей, смуглый усатый  сержант  с гитарой  на плече и небольшим чемоданом.
       - Приходи к нам в гости, красотка, - подмигивал ей карим глазом. - Спою тебе песню про любовь.  Душевную.
       - Да поднимайся  уже, черт! - шутливо огрызалась та. -  Обязательно приду, с веником, если будете куролесить.
       -  Все будет тип-топ! -  рассмеялся кто-то из моряков, и вся компания,   исчезнув в проеме двери,  бодро зацокала подковками   по крашеному металлу пола.
       Сержанта звали Сашка Шубин, родом он был из Донбасса и имел сербские корни.
       Еще при Екатерине Великой его предки по материнской линии пришли  на   службу России с Балкан в составе  двух гусарских полков  Шевича и Предрадовича.  Им определили охрану южных рубежей Империи, поверстали* в казаки и вместе с семьями  расселили на берегах   Лугани, Северского Донца и Айдара. Оттуда и пошли поныне здравствующие  Славяносербск,  Станица Луганская, Троицк  и Попасная.  В семье Шубиных  свято хранились два Георгиевских креста Сашкиного прадеда - Никиты.
       Остальные   пять сослуживцев сержанта были кто - откуда. С необъятных просторов Советского Союза.
       Все они  отлично владели  стрелковым и прочими видами оружия,  знали вождение, топографию  и рукопашный  бой, могли десантироваться с воздуха  и воды в любую точку Мира.
       Киркенесская Краснознаменная бригада морской пехоты, из которой уволились ребята, базировалась  в губе Печенга и  вела свою боевую историю с  мая 1943-го, когда на базе   отдельного батальона  был сформирован 61 стрелковый полк 45 стрелковой дивизии.            
       Полк отличился в Петсамо - Киркенесской операции во время Великой Отечественной войны и стал носить почётное наименование «Киркенесский».
Его славопреемницей и стала названная выше бригада морской пехоты Северного флота.
       В мирное время и в годы «холодной войны» морские пехотинцы соединения двадцать восемь раз участвовали в дальних морских походах с заходом в Египет, Сирию, Мальту, Анголу, Бенин, Гвинею, Гвинея-Бисау, Сан-Томе и другие государства Африки и ближнего Востока.
       Высокие  мастерство и выучка «черных беретов» неоднократно проявлялись и во время многочисленных учений: «Материк», «Балтика-78», «Запад-81», «Магистраль-83» и  прочих.
       В 1986 году разведчики и отдельный десантно-штурмовой батальон бригады впервые высадились парашютным способом на остров Колгуев в Карском море. Спустя год, личный состав роты плавающих танков  совершил многокилометровый переход морем из губы Нижняя Титовка в губу Кутовая.
       И теперешние парни   тоже  внесли свой вклад в славную историю бригады, побывав  в качестве «воинов-интернационалистов» в революционной  Анголе.
В прохладных, пахнущих  дальней дорогой  купе плацкартного вагона, уже шумно располагались другие группы  демобилизованных.
       Каких тут родов войск, кроме моряков  не было!
       Ракетчики с аксельбантами на груди, обветренные (один с  овчаркой), в зеленых фуражках пограничники, танкисты, авиаторы, мотопехотинцы  и стройбатовцы.
       В то славное время про Кольский полуостров ходила  шутка: «имея винты и ход,   он завоевал бы весь Мир». Что, чистая правда.
       Морпехи расположились в своем купе, шмякнув бескозырки на крючки и стянув с плеч  бушлаты, поместили всю хурду* на багажные полки  и огляделись.
       - М-да, - сказал рыжий старший матрос с россыпью наградных жетонов на форменке.  - Не вагон, а Ноев ковчег. После чего все рассмеялись.
       Соседями  впереди была десантура, а сзади  пограничники со своим «мухтаром», у которого на шее висела медаль. Не иначе за службу.
       Перед самим отправлением по вагону прошел воинский патруль, старший которого -  майор, громко объявил, что  в Петрозаводске будет  второй. В целях профилактики  пьянства и мордобоя
       - Кто подорвет престиж  Вооруженных Сил,  - сказал он, обозрев  «дембельский» вагон, - тот будет  снят с поезда и помещен на  гарнизонную гауптвахту!
       - Так мы ж теперь  гражданские, товарищ майор! -  прогудел какой-то   старшина - авиатор.
       -  Гражданскими, сынки! -  значительно поднял вверх палец  майор, - вы станете после прибытия домой и постановки на учет в военном комиссариате.  А до того пить в меру и не бузить. Вопросы?
       - Вопросов нет! -  ответил за всех   рослый главный старшина с бритой головою.  -  В меру, так в меру.
       - Гафф! - радостно  поддержал его, завиляв хвостом,  серый друг пограничников.
       Ну, тогда счастливого вам пути, - качнул фуражкой начальник патруля,  вслед за чем,  тот  последовал дальше. 
       -  До отправления поезда  три минуты! - простучала каблучками  вдоль плацкарт  девушка - проводница -  Провожающих прошу покинуть вагон!
       - У нас их нету!  -  загоготал военный люд. - Только встречающие!
       Спустя  малое время   из головы  состава донесся длинный гудок, по его телу  пронесся   лязг сцепок, и   перрон плавно покатил  назад,  все убыстряясь.
       - Ну, вот и все, - оживились дембеля.-  Давай, машинист, наяривай!
       Потом  за окнами  поплыли окраины  столицы Заполярья,  поезд сделал  объемную дугу, и открылась   ширь Кольского залива.
       В большинстве  купе моряки с солдатами  опустили окна и, высунувшись наружу, замахали бескозырками, беретами и фуражками.
       - Прощай Флот! Прощай Армия!
       В лица бил ветер. Соленый, морской. И почему-то влажный.
       - Ну что, братишки?  -  вернул окно в исходное  коренастый  морпех. - Надо отметить такое дело!
       -   А то! - ответили сразу несколько голосов, и стал сооружаться «военно-морской стол».  В других купе происходило то же самое.
       Многие  ребята прибыли на вокзал из дальних гарнизонов полуострова  и, как говорят, были с утра  «не жрамши».
       Вскоре в вагоне запахло армейской тушенкой, копченой рыбой  и колбасой, выданными на дорогу отцами-командирами.
       Имелось в каждой группе и  горячительное. Прихваченный с собой в плоских фляжках   спирт - ректификат, именуемый в Заполярье «шилом», а также купленная во время ожидания в городе (на вокзале не продавалась), продукция  ликеро - водочных  заводов.
       Спустя час, под веселый стук колес, настроение  поднялось еще выше, в разных концах вагона грохал веселый смех - началось единение родов войск,  и  многие группы перемешались.
       Двое    морпехов  оказались у соседей - десантников, с теми их единило небо, а два пограничника с  братом меньшим (того звали  Джек и был он ростом с теленка), прихватив с собой бутылку «Агдама», переместились на их место.
       -  Тебя че, наградили им? -  угостив  овчарку  бутербродом с  паштетом, спросил у  конопатого ефрейтора Сашка.
       - Не, - принимая, до половины наполненный  стакан, - ответил тот. - Мы с ним вместе призывались. Это мой собачик.
       -  Значит он, как и мы «дембель»?! - восхитились моряки.
       - Гаф-ф! - подтвердил Джек,  а ефрейтор рявкнул «за боевое содружество!», после чего все сдвинули стаканы.
       К этому времени  Марина - так звали проводницу,  шустро разносила чай. Ей помогали два военных доброхота  -  авиатор  с артиллеристом.
       Девушку наперебой просили  «на минутку  присесть»   во всех  без исключения купе, подводники угощали  пайковым шоколадом, но та отказывалась, говоря «потом-потом, мальчики».
       Получили от ворот поворот и  морпехи.
       Когда  Марина и один из ее «подсобных» брякнули на их столик шесть парящих подстаканников с  крепким чаем, Сашка, как и обещал, пригласил девушку на песню.
       - Соглашайся, сестренка! -  поддержали его друзья. - Он, черт, хорошо поет. Даже африканкам нравилось!
       - Приходи,  когда ваши угомонятся, в служебное купе,- лукаво улыбнулась девушка. - Споешь. И расскажешь про  африканок.
       -  Да, повезло тебе брат, - пялясь вместе с другими на  удаляющуюся круглую попку и стройные ножки, шмыгнул носом  старший брат  Джека.
       - Ну, дак!   -  тряхнул  вороным чубом Сашка,     потянув сверху гитару

«Кольский полуостров, торчит из-под воды,
Корявые березки цепляются за сопки!
Гитара надрывается, звеня на все лады,
Что Кольский полуостров не для робких..!*

полетела по вагону лихая песня.
       Она будоражила, брала за душу и выжимала слезы гордости.
       Домой, на родину, возвращались не вчерашние пацаны, а отслужившие по два- три года, крепкие и уверенные в себя мужчины…
       Во втором часу ночи, когда сморенные первыми впечатлениями от «гражданки» (вкупе с горячительным), уснули самые стойкие, Сашка прихватил гитару, сунул в рукав форменки бутылку портвейну и тенью заскользил в сторону служебному купе. Как в разведке.
       - Тук-тук-тук - постучал костяшками пальцев в  наглухо задвинутую дверь с табличкой.  - Мариша?
       -  Открыто, - глухо ответили  изнутри, - после чего  он откатил  матовую панель в сторону.
       За ней, в приглушенном свете, на одном из диванов сидела бабуля типа «божий одуванчик» и  чего-то вязала. Приспустив на нос очки и мелькая спицами.
       - А где  Маринка? - выпучил   глаза Сашка.
       - Я за нее,-  изрекла бабуля. - Чего  сынок   надо?
       - Да так, ничего, - сглотнул слюну   гость,  после чего накатив дверь  обратно, почапал назад. Не солоно хлебавши.
       Ранним утром, когда в  серебре полярного дня поезд вкатил на вокзал  Петрозаводска,  десяток солдат и моряков, зевая и поеживаясь, вышли на платформу.
       По северной привычке, прикрывая  ладонями огоньки спичек, они закурили по сигарете и принялись озирать вокзал, пустынный в это время.
       Затем  из дверей соседнего вагона (там тоже ехали дембеля)  возник военный патруль, волокущий под микитки пару моряков, которые не вязали лыка.
       - Эй, служба, зачем наших забираете?! - тут же возбудились трое старшин и подскочили ближе, намериваясь разобраться.
       - Какие они на хрен ваши? - обернулся  к ним  пожилой  прапорщик. -  По документам переодетые  партизаны.
       - Ты смотри!  И правда! -  удивился  один в накинутом на плечи бушлате.       
       - У  них по два жетона «За дальний поход». Это ж надо!
       - Факт, - цикнул слюной в межвагонье второй. -  И по «офицерской классности»*.
       Военных строителей (на местном  сленге  «партизанов») в Заполярье уважали. Они  возводили целые города, поселки и военные  объекты.  Но, к сожалению, имели две слабости.
       Пили все, что горело и увольнялись в запас непременно в  морской форме.   Которую покупали в военторге.  Ну  а наградные жетоны у  «братвы»  с кораблей и  подводных лодок. Для полного, так сказать, коленкора.
       - Ну, давайте, лишенцы, топайте, - пробурчал прапор  чуть пришедшим в себя «партизанам»  и  тех, вихляясь из стороны в сторону, патрульные  повлекли дальше. Лишая   прелестей гражданской жизни  и дорожной романтики.
       -   Жаль  «сапогов»*, а все так хорошо начиналось, - вздохнул   один из старшин.
       -  Ништяк - рассмеялись два других. -  Проспятся, покрасят «губу»*  или еще чего. А потом  с чистой совестью на свободу.
       - Поезд Мурманск- Москва отправляется с первого пути! -  металлически пролаяло   из вокзальной трансляции.
       На вторые сутки, начиная со Свири, вагоны с  военными  стали редеть, и на их места  садились гражданские.
       Под Свирью  сошли человек пять, то же случилось в Волхове, Бологом, а потом Вышнем Волочке с Тверью.
       -  Прощай, братва! - махали им вслед из окон остававшиеся.
       -  Счастливого пути! -  отвечали те. И  ускоряли шаг. К  родному дому.
       В Москве, на Ленинградском вокзале, Сашка распрощался с последними из своей «шестерки»  (один  ехал  в Серпухов, а двое в  Белгород), после чего  направился к метро, рядом с которым прохаживался милицейский наряд, с бубнящей у одного рацией.
       У старшего - с погонами младшего лейтенанта, сержант расспросил, как добраться до аэровокзала,  после чего спустился на эскалаторе   под землю.
Метро впечатляло  красотой,  перемещающейся по нему массой людей  и небывалым ритмом жизни. 
       Стиснутый со всех сторон, чуть обалдевший Сашка, вышел на станции «Аэропорт», откуда троллейбусом добрался  до аэровокзала.
Там, простояв в воинской кассе два часа,  он взял билет на ближайший  рейс Москва- Луганск  и  перекусил в кафе  заветренным бутербродом с  колбасой  и стаканом кофе.
        А поскольку времени до отлета у него было «воз и маленькая тележка», решил прошвырнуться по столице.
        В ней он никогда не был, очень хотелось  взглянуть на Кремль с Красной площадью, а если повезет, то и побывать в мавзолее. Навестить великого Ленина.
       Сдав  чемодан с гитарой и бушлат в  камеру хранения, а также  наведя «марафет» в одной из умывальных комнат,  морпех вскоре покинул аэровокзал и   снова  воспользовался услугами метро, домчавшего его до станции  «Площадь революции».
       Там,  восхищенно обозрев шедевр  инженерии и искусства,  Сашка обнаружил  у одного из пилонов, увековеченного в бронзе   матроса, чему весьма обрадовался.
- Здорово, браток! -  остановился рядом.  А затем пощупал отполированный многими руками ствол его  нагана. 
       Далее, определившись с выходом, гость столицы вознесся наверх  и через десять минут, с  трепетным чувством (сказались политзанятия), ступил на гранит  брусчатки  Главной площади Страны Советов.
       Она оказалась меньше чем в документальных лентах, которые видел моряк, но все остальное впечатляло.
       Зубчатые стены  древнего Кремля, мавзолей  с застывшими у входа часовыми с карабинами    и уходящие в  высокое  небо, увенчанные рубиновыми звездами, Спасская и  Никольская  башни.
       Народу на площади было немного - школьники да несколько групп туристов, а вот к Мавзолею тянулась очередь.
       - М-да, - подойдя ближе, -  нахмурился  Сашка. - Хрен попадешь к  «дедушке». Тут рыл  двести будет.
       В это время его кто-то тронул сзади за локоть.
       Обернувшись, морпех  увидел стоящего рядом  крепкого мужчину средних лет, в сером костюме с галстуком, который  с интересом его  оглядел,   довольно хмыкнув.
       - Понравился?  - спросил  Сашка с   иронией.
       - Еще бы, -  кивнул мужчина. - Я  когда-то служил  в ВДВ,  богато у тебя прыжков сержант,  - кивнул на  форменку где в числе других, красовался  жетон  «Парашютист»   с  цифрой «23»  на подвеске.
       - Ясно, -  понял его интерес  морпех - У нас в  десантно-штурмовом, у ребят было и побольше - Рад встрече  с ветераном.
       -  В отпуск или запас?
       - На дембель. Еду через Москву, хотел  посетить мавзолей, да видно не судьба. Народу много.
       -  Это не беда сержант, -  чуть улыбнулся мужчина. - Щас решим. И сделал знак    прохаживающемуся вдоль очереди  милицейскому  лейтенанту
       -  Слушаю, товарищ майор, - подойдя, тихо сказал тот.  И покосился на  Шубина, - нарушает?
       -   Наоборот, отдав стране  воинский долг, товарищ возвращается домой и желает видеть Ильича - назидательно произнес  человек в штатском.  -  Проводи его в начало очереди.
       -  Есть, - качнул  фуражкой лейтенант.  И  Сашке - «пройдемте».
       - Спасибо, товарищ майор, -  поблагодарил  тот незнакомца, после чего оба  пошагали вперед. К революционной святыне.
       «Интересный дядька»  -  защелкали в голове Шубина временные связи. Примерно таких,  он видел в советском посольстве в Луанде, куда с отшвартованного в порту  советского десантного корабля, морпехи  по ночам доставляли тонны «дипломатического груза».
       Между тем они подошли к началу очереди.
       Прошу задержаться, -  протянул руку лейтенант  перед третьей от входа тройкой граждан.  А потом  Шубину  - «пожалуйста».
       Сашка монолитно стал впереди, - подумав про себя,   «вот это  тпруха»* и сделал приличествующее  месту лицо. Выражающее скорбь и отрешенность.
       Через несколько минут, в числе других, он ступил под мраморные своды мавзолея, где в небольшом фойе стояли еще два  милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами.
       Лежащий в стеклянном, освещенном приглушенном светом гробу, вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу.
       - В кино он совсем не такой,  - мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь.
       Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой, которую поддерживал под локоть мужик, на свежий воздух  и проследовал  вдоль кремлевской, опушенной  молодыми  елочками стены, с многочисленными на ней табличками.
       Здесь были увековечены сподвижники вождя  и лучшие люди Страны. Много. 
       Когда чуть позже, осмысливая   увиденное,  «экскурсант»  неспешно шагал по брусчатке, его внимание привлек  далекий шум и даже крики.  Доносившиеся  со стороны Исторического музея.
       - Что за хрень? - удивился  он,    решив взглянуть, кто нарушает покой в столь священном месте.
       За музеем, чуть ниже, располагалась вторая площадь, с монументом  маршала Жукова на коне (его Сашка видел по телевизору), а вокруг, толклось не менее роты людей. Злых и возбужденных.
       «Долой Горбачева!», «Нет повышению цен! «Да здравствует Ельцин!»  держали в руках  многие, лозунги и плакаты.
       В центре же, на каком-то возвышении у  копыт лошади,  прыгал и неразборчиво орал  в мегафон,  с багровой рожей  здоровяк,  чем-то похожий на их полкового замполита.
       - Папаша, что тут за гвалт? - поинтересовался сержант у помятого мужичка с сеткой пустых бутылок, стоявшего в толпе. 
       -   Боремся за демократию, сынок, -  дыхнул тот перегаром. - Присоединяйся!
       О том, что Горбачев мудак,  а  затеянная им «перестройка»  буксует, Сашка давно знал. И наблюдал недовольство им в армии.
       Но как всякий  военный человек митингующих не любил,  а потому отказался.
       Затем, будучи наслышанным про Арбат от одного из  сослуживцев - москвича, выяснил у мужичка, как к нему добраться и взял курс туда,  где послушал местных бардов, а заодно обозрел обилие  армейского антиквариата, которым торговали на развалах.
       Когда же  на столицу опустился синий вечер,  автобус-экспресс  помчал его по проспектам и площадям  в аэропорт «Внуково».
       Там,  снова определив  багаж на хранение, Сашка  прогулялся по  громадным смежным залам, в бодром шуме  прибывающих и улетавших граждан, полюбовался   электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также красивыми девицами.
       - Да, широка страна моя родная, - сказал сам себе, сдвинув на затылок бескозырку, и от полноты ощущений выпил два стакана щипающей нос  малиновой  газировки  из блока стоящих в одном из залов аппаратов.
       А когда подошло время регистрации, вылет на Луганск задержали. По метеоусловиям    принимающей стороны.
       -  Твою мать! - выругался настроившийся на полет Сашка.  И, прихватив багаж, с расстройства вышел покурить из здания аэровокзала.
       В небе заманчиво  мигали звезды,   со стороны юга на посадку заходил  воздушный лайнер, из недалекого сквера  наносило запах сирени.
Посадку объявили в три  ночи, сонные  пассажиры  погрузились в «Лиаз»  и стоя доехали до трапа самолета.
       Спустя  минут пятнадцать, вырулив на бетонку,  «Ту -154» взлетел, размеренно загудели турбины.
       - Так - то лучше, - бормотнул  сержант,  посасывая  взлетную карамельку.
       Проснулся он от  похлопывания по плечу и нежного  девичьего - «морячок, просыпайся».
       Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница.
       - Подъем! - открыл глаза Сашка, после чего вскочил, чмокнул девушку в щечку  (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, задробил каблуками по ковру   в сторону открытого люка.
       Далее дробь повторилась на трапе, а потом моряк ступил на землю и, разведя  руки в стороны заорал,   «Здравствуй Донбасс! Я вернулся!»...