Со святыми упокой

Уже давно дали сигнал к отбою, и Дом особого назначения погрузился в сон. Не спал лишь один из его обитателей.

Николай Романов тяжело вздохнул и сел в постели. В ночной тишине отчетливо раздавалось тиканье часов. Тик-так, тик-так… этот звук сводил с ума, гулким эхом отдавался в измученной подозрениями голове, не давал сосредоточиться. Часы наводили на бывшего императора тревогу и тоску.
 Нетвердой походкой Николай подошел к окну. Он знал, что ничего не увидит: стекла закрасили вскоре после их приезда, но бездействие парализовывало, страх постепенно овладевал сознанием, нужно было сделать хоть что-то, неважно, что это будет.

Как все-таки приятно прижаться горячим лбом к прохладному стеклу! Как недавнему царю, а ныне – гражданину Романову хотелось открыть ставни, впустить в душную комнату, где, казалось, вся атмосфера пропиталась чувством отчаяния, немного свежего летнего воздуха!

Догадывался ли он, что так будет? Разумеется. Но одно дело предполагать и скоро случится что-то страшное, а другое – понимать, что беда неизбежна, что скоро произойдет. То, что трагедия неминуема, Николаю Александровичу было понятно.

 Вчера было воскресенье. Никто не знал почему, но Юровский позволил провести в Доме обедню и разрешил узникам причаститься.
Служба уже подходила к концу, никто ничего не подозревал. Как вдруг дьякон запел молитву «Со святыми упокой». Николай помнил, как в тот момент внутри него что-то оборвалось: значит, все решено. Он оглянулся на супругу, и в ее глазах прочитал все то же, что думал сам. В воскресные дни нельзя было читать эту молитву, почему же дьякон отступил от канона? Этому бывший царь находил только одно объяснение: неясно каким образом батюшке все стало известно, но он решил предупредить семью о готовящейся для них участи, и сделал это так, что Юровский ни о чем не догадался.

«Господи, не за себя страшно, - горестно подумал Николай Александрович, обращая свой взгляд на темный образ в углу, - а за жену. За девочек. За Алешу. Они ни в чем не виноваты, но я уверен: их не пощадят».
 Слабый, почти сломленный человек, держащийся рукой за оконную раму, перевел полный боли взгляд сначала на жену, которая то и дело поворачивалась с боку на бок, а потом на сына, спавшего рядом. Алексей тихо сопел, скинув с себя одеяло и открывая отцу больную ногу, которую до сих пор не мог разогнуть.
- Они не виноваты, - негромко повторил Николай, вновь опускаясь на постель.

Как удивительно, как странно представлялось для бывшего монарха все происходящее! Всего каких-то пять лет назад он был властителем шестой части суши, обладателем всех природных богатств. Николай Александрович прикрыл глаза, вспоминая Романовские торжества…

* * *

Они решили посетить Кострому, колыбель династии. Был солнечный май, природа пробуждалась ото сна, казалось, что в жизни царской семьи и государства тоже будет вечный май.
Тогда, по приезде в Кострому, Николай принимал почетный караул от 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка, шедшего парадным маршем. Вскоре семья прибыла в Ипатьевский монастырь, на пути к которому своего государя встречали преданные подданные, желавшие хоть одним глазком взглянуть на любимого императора. Не меньшие почести царю оказал и крестный ход, встретивший его у ворот монастыря.
Народ ликовал, когда Николай заложил камень для будущего памятника 300-летию Дома Романовых; по всей Костроме звонили колокола, когда император и юные княжны отбывали с земской выставки, многие лица желали быть представлены его величеству. Празднования не утихли и вечером: город до глубокой ночи сиял праздничной иллюминацией, улицы были полны праздновавшего и поднимающего тосты за здоровье государя народа…

* * *

Да, тогда они могли вершить судьбы многих людей, а теперь? Что было теперь? Постоянный режим, презрительное отношение охранников, вечные запреты… Алексей не мог самостоятельно передвигаться, но ему не верили, думали, что симулянт. Его лишили общения с теми, кого он любил: месье Жильяру запретили ехать вслед за своим воспитанником, юный Коля Деревенко не мог проводить время с лучшим другом. Все посещения запрещены, гулять можно лишь по небольшому двору, обнесенному высоким забором, окна закрашены.
Тик-так, тик-так. Уже половина четвертого. Светает. Что бы ни случилось, так будет угодно Богу.

* * *

Но уже через два дня Николай понял, что, какова бы ни была воля Всевышнего, не может такого быть, чтобы Бог допустил смерть невинных людей. Застегнув последнюю пуговицу на шинели и подхватив Алексея, проснувшегося сразу же после требования спуститься в подвал, на руки, Николай вышел вслед за явившимся Юровским
  Идти становилось все тяжелее, напряжение нарастало с каждым шагом. Вот уже показалась впереди лестница, вот Юровский начал спускаться. Алексей плотнее прижался к отцу и посмотрел ему в глаза.
- Не бойся, - тихо сказал Николай сыну.
- А я и не боюсь, - так же шепотом отвечал мальчик.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Николай стал считать ступени:
«Двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три. Ровно двадцать три. Как это поразительно, и в то же время логично. Колесо истории сделало полный оборот. Мой предок, Михаил Федорович, был избран на царство в Ипатьевском монастыре, я же приму смерть в доме Ипатьева. Наш первый царь прошел до трона 23 ступени, столько же ступенек ведет в подвал. Наконец, Михаил был первым царем из нашей династии, а я отрекся в пользу своего брата, его тезки. Все идет к своему завершению, все закончилось. Если сейчас нужно будет стать искупительной жертвой, я ей стану. Об одном прошу…»
- Если будут убивать, то лучше бы не мучили, - проговорил Алексей, словно прочитав мысли отца.

* * *

Они стояли в подвале. Александра Федоровна попросила принести стулья.
Несколько напряженных минут. Николай как мог успокаивал жену, дочери перебрасывались короткими фразами. Алексей сидел молча: он не должен показывать страх. Бывший цесаревич уже был маленьким мужчиной, не имевшим права выставлять напоказ свои эмоции.

 Неожиданно пришел Юровский, а за ним еще несколько человек. По мятой бумажке, скороговоркой, Юровский прочитал «приговор». Как гром прозвучало страшное слово – «расстрелять». Вскрикнули девушки, что-то сказала горничная Демидова. В последний раз Николай посмотрел на своих жену и детей, а в следующий момент в его грудь ударило сразу несколько пуль.

Он умер стоя, но в последний миг перед смертью ему на мгновение послышался гимн «Боже, Царя храни», и он вновь увидел ликующую толпу и освещенную иллюминацией весеннюю Кострому.