Мне нравилось...
- волшебная формула из детства.
…издавать победный крик Тарзана и быть Маугли. Свистеть через стручок акации. Рисовать на запотевшем стекле рожицы. Закапывать ноги в листву, и шуршать на всю улицу и валяться в куче осенних листьев. Расшатывать молочный зуб. Начинать обед с компота. Трясти газировку и после этого пить пену и слушать шипение. Вылизывать тарелку после мороженого, (вкусно ведь!) Пускать солнечные зайчики. Печь «блинчики» на воде. Слушать пение птиц, кормить их и лазить по гнездам. Быть животным. Заштриховывать монетки и листья, спрятанные под бумагой. Закопать сокровище в саду, в песочнице или в тарелке с кашей. Приготовить жженый сахар в ложке и поджаривать на костре кусочки хлеба, колбасы и печь картошку. Объясняться знаками и сочинять новый тарабарский язык, чтобы взрослые не понимали. Делать секретные записи молоком на бумаге. Выжигать солнцем через лупу имена, - свое и еще одной девочки, - на скамейке. Пускать щепки по течению, рыть каналы и лать запруды. Строить халабуды, шалаши и плоты из фанеры, досок, веток, старых столов, стульев и коробок, индейские вигвамы, хижины на деревьях, замки из песка, рыть в сугробе или скирде сена пещеры и эскимосские снежные ;глу, (уж не потому ли, что с самого детства мы мечтаем жить отдельно от родителей) Закапываться в песок на пляже. Плавать там, где мелко, чтобы можно было держаться руками за песчаное дно. Нырять под воду и дышать через камышинку, соломинку или жесткую дудку переспевшего лука. Вырыть глубокий колодец, чтобы достать до воды. Повторять одно слово много раз, чтобы оно превратилось в другое. Читать под одеялом с фонариком. Стучать в самодельный «кастрюльный» барабан. Смотреть на облака и придумывать, на что они похожи. Оставлять отпечатки тела на снегу. Ловить языком снежинки и жуков-пчел – спичечным коробком, а потом слушать, как они там шуршат-ругаются. Пробовать языком, заряжена ли батарейка. Сидеть в темноте при свечах. Дуть в пустую бутылку. Зудеть на гребешке с папиросной бумагой, от этого ужасно и смешно чесались губы. Стоять перед зеркалом и гримасничать. Долго-долго смотреть на обои, видеть, как на них начинается жизнь и возня. Смотреть на костер или в печь. Прыгнуть в центр лужи. Оставить травинку в муравейнике и потом пробовать муравьиную кислоту. Есть черемшу, сосать смолу, слизывать березовый сок и кленовый сироп, жевать травинки. Пускать мыльные пузыри. Играть в привидения, пиратов, индейцев и шпионов. Придумывать маскарадные костюмы. Говорить о мечтах. Выпускать в небо воздушный шар. Наблюдать восход и закат. Смотреть на солнце сквозь темную стекляшку, на взрослых и на мир через бинокль задом наперед и через цветные стеклышки. Нравилось, когда мандарины пахли елкой. Наряжал её. Съев конфеты, вешал обратно пустые фантики и прятался за диван подглядеть, как Дед Мороз положит подарок под елку (было, там и заснул, родители еле нашли)
И вот это – зимой выходишь на улицу, пар изо рта, а ты так гордо, - Па, смотри, я курю!
Нравилось играть в почтальона, - брал охапку старых газет и рассовывал в почтовые ящики.
Листал мамин журнал «Моды», и при виде фрачного красавца, думал - «Это я, это я!» или стильной девицы – «Вот бы с ней на школьный вечер! Пацаны слюнями изойдут, а все девчонки, (особенно одна!) будут шушукаться, и умирать от любопытства. А та, одна, и вовсе убежит в слезах»
Когда кончалась зима и мама убирала зимние вещи в шкаф, клал в карман куртки конфету, чтобы в следующий сезон радоваться, найдя ее.
Пацаном я был не угрюмым, не замкнутым. Более того – не без тщеславия, любил покомандовать, поверховодить, затеять игру или каверзу. Но иногда погружался в лакуну, в цезуру затаенного одиночества.
Находил в этом тихое удовольствие. Под вечер мог влезть на чердак, на дерево и просидеть там часа два сиротливым сычом, глядя на закат. Восход почему-то манил не так сильно. Любил лошадей за их грустные карие глаза и такие красивые добрые лица. Что-то во мне созревало…
Хотел создавать миры. И создавал. Это я сейчас знаю, что быть богом трудно. А тогда…
Нравилось летать. Просто, стоя на месте, подниматься в воздух и лететь без крыльев, одной силой мысли. Мне часто такие сны снились, и я до сих пор помню состояние счастья. Полеты во сне и сейчас случаются. Все чаще. Но, странно, - стало труднее в этих снах возвращаться обратно на землю.
А еще я любил лежать на спине, разбросав в сторону руки и ноги и глядя в небо. Запах летнего сада, цветов и воды, необъятное звёздное пространство. Синева неба – синева моего детства. Наивная и застенчивая синева. Бесцельно лежать на спине. Лежать просто так!
Наверное, мне просто нравилось быть счастливым.
P. S. Где тот мальчишка вихрастый,
книжки который глотал,
бегал за голенастой
девочкой, рисовал
профиль на промокашке
милый? Наивен, курнос,
первым стихом нараспашку
сердце ей преподнес.
Где бузотер, разбойник,
с правдою наравне,
тот, побеждавший в войнах,
в тыл заходя к бузине
с острой фанерной саблей?
Вольный, не ведавший виз,
где он, чихавший, что табель
школьный – путевка в жизнь?
Где часовой рассвета,
грезам волшебным брат?
Из тишины кабинета
смотрит уже в закат.
Стал колченогим и лысым,
хмурым, на мир - в сердцах,
прошлому пишет письма,
но верит в любовь, не в числа,
и так же парит в мечтах!
- из книги «ГОРОД-ПРИЗРАК» (второе издание)
Свидетельство о публикации №215042601385