Петр и K

Третьи сутки лил дождь – навесной, тёплый,
летний. Ложбинку, где Пётр стоял пасекой,
накрыло. Видимость нулевая. Впервые с ним
такое случилось: не смог выбраться на
мотоцикле домой за харчами.
И вот – без дела. Без хлеба. Без прочих
цивилизаций. Сотовый не берёт. Приёмник?
Но в нём сели батарейки.
Хорошо хоть как у запасливого хозяина
дровишки-чурочки под навесом. Да над
головой не каплет. Бытовка обжита не одним
сезоном кочевья.
Поскрёб по сусекам. Подмигнул псу Верному,
погладил кошку. Потряс мешочком с сухарями.
Перебьёмся! И хоть душа рвалась домой, к
своим – как они там, знал что и жена, и дети
ждут, волнуются – смирился.
Затопил печурку, достал с полки книгу
читанную-перечитанную, и – время пошло.
Верно ведь говорят: занятой человек –
счастливый человек. И только взрывы хохота
будоражили монотонный шум дождя.
Надо отметить, что в последние годы
облюбовал он эту ложбинку, что под сопкой с
южной стороны находилась. Место его бывшей
деревеньки. И пасеку держал на родительской
усадьбе. Огородил жердями, обустроил.
В заросшем прудике лавливал карасей. Из
родника брал воду. Пищу готовил иногда на
костерке, но чаще на походной газовой плитке,
так быстрее всё же.
К концу лета дичал, обрастал окладистой
бородой, в которой путались и комары, и
оводы. А вороны, завидя его, с дурацким
карканьем панически бросались в стороны.
Был немногословен с обитателями пасеки и с
домашними тоже.
– Ну, вылитый Герасим, тебе хоть бы Муму не
разучиться выговаривать, – ахала жена.
Подрастили детей, а проблемы оставались.
Время шло. Уж какой год значатся владельцами
ЛПХ, живущими за счёт личного подсобного
хозяйства. Безработными себя не признавали.
Вертелись, как могли. Надеялись только на
свои работящие руки.
К вечеру дождь стих. Ветер отогнал тучи к
тайге. Народился месяц. Чавкая сапогами по
размокшей земле, Пётр колдовал у мотоцикла.
Темнело. И вдруг вдали послышался
приглушённый гул мотора. Вскоре из-за
пригорка, посверкивая светом фар, вынырнул
вездеход.
Пётр поёжился. Ясное дело – незваный гость
хуже татарина. Ружьишка он не держал.
Подобрал на всякий случай увесистый сук и у
ворот приставил. Верный у ног зарычал,
взъерошив на загривке шерсть.
Тревога оказалась напрасной. Сосед-дачник,
коренастый, лысый, небольшого росточка,
вылез из машины с большой сумкой.
– Вот, гостинцы от жены, привет от ребятишек,
– пожимая крепкую ладонь Петра не менее
крепкой своей, сказал он и добавил: –
Обсказала она мне дорогу-направление и
ориентир на сопку да влево свороток. Я как по
навигатору шёл. Ну, и забрался же ты в глушь,
к самой тайге. Десятка два километров будет?
Незваному гостю Пётр обрадовался. Вскоре его
походная бытовка была ярко освещена
переброшенной от вездехода переноской.
Хозяин на скорую руку готовил ужин. Дачник-
сосед присел на табурет и осмотрелся.
В бытовке, по-домашнему уютной, стояла
кровать. На стене – ковёр. Полка с книгами.
Газплита. Походная печка. Половичок под
ногами. На стол, который был завален
домашней снедью, сосед выставил бутылку. За
встречу. Пётр медовухи поставил.
Сели. Выпили. Закусили. Один тост
причудливее другого. Разговорились.
Сосед-дачник сказал о себе так:
– Купились мы на рекламу – «Хорошо иметь
домик в деревне!» И не ошиблись. Дача-домик
с большим огородом – хорошее подспорье
военному пенсионеру. В городе за зиму
припасы разойдутся. И нам, и взрослым детям
вполне хватит. Знаю по прошлому году. Зато
всё своё с грядки-огорода, без нитратов и
прочей химической нечистоплотности. И с
вами, соседями, нам повезло. И землю-матушку
мы не только защитили, как военные, и
работать на ней сумели. Корни, оказывается, у
нас деревенские.
На вопрос о добровольном отшельничестве
Пётр резонно ответил, что он здесь не один:
– А Верный у крыльца? А Лизка, с которой
сплю? А Петруша? А пчёлы? А Макарыч?
Когда загнул на руке пальцы, получился
увесистый кулак. И если Верный и пчёлки были
соседу понятны, то после очередного тоста
Макарыч, Петруша и Лизка показались
подозрительными обитателями.
– Так ты тут не один? А кто они конкретно и
где сейчас?
Пётр хохотнул:
– Макарыч на полке прижился.
– Лизка? – он загадочно улыбнулся и сощурил
глаза. – Мышковать ушла. Обычно со мной
спит. Петруша – на посту.
– Завтра познакомишь?
– Обязательно!
Как уснули – Пётр за столом, а дачник на
кровати – и не заметили. Только вот Лизка к
чужаку не пришла.
Солнце ослепительно било в оконце бытовки.
Ёжась от утреннего холодка, сосед сунул ноги в
сапоги и, как был в майке и в трусах, вышел на
крыльцо. Невдалеке в шапке-сетке увидел
Петра. Тот стоял в рубахе навыпуск и ватных
штанах. Как-то неестественно стоял, его, словно
ветерком, покачивало. Сосед подошёл, тронул
за плечо. Позвал. И услышал позади себя голос
Петра: «Он у меня немой!»
Оглянулся. Невольно шарахнулся в сторону под
куст раскидистой черёмухи, который обдал его
росой с головы до ног. На него, мокрого,
растерянного смотрел Пётр и улыбался в
бороду.
– А это кто?
– Мой верный помощник Петруша. Двойник.
– Чучело?
– Не скажи-и! Отвлекает внимание на себя. Уж
сколько его окликали пришлые, случайные:
«Хозяин! Хозяин!» А я сзади: «Что надоть?» Как
вот тебя. Ты ведь клюнул. Опять же, медведь
стороной обойдёт: от Петруши машинным
маслом да железом отдаёт. Я об его ватные
старые штаны, как о ветошь, руки после
мотоцикла обтираю. А сигнализация?
Прислушайся.
Что-то действительно тоненько позванивало.
– Вот, пустые бутылки висят. Задень ненароком
– мало не покажется.
Дачник, мокрый, обмякший, вникал, но
подмечал, что пасека по периметру обнесена
изгородью. Дорожки меж ульев прокошены,
порядок везде.
– А Лизка ещё мышкует? – выдал он. – Как это?
Ведь женщина всё же?
– Ну да, только кошка…
Дачник хмыкнул, развёл руками, что-то
вспоминая.
Пётр, оказывается, уже успел сетёнку
опростать. Готовил на костерке. Рядом урчала
над карасём трёхшерстная кошка Лизка. Уху
хлебали в бытовке.
Сосед-дачник всё сжимал и разжимал пальцы
на руке и поглядывал на свой кулак. Кулак
получался, а мысль ускользала. Наконец,
поймал её и выдал:
– Вот! Верного, Лизку, что с тобой спит,
вспомнил. Петрушу видел, пчёлки, понятное
дело – в ульях ещё. А пятый-то кто?
Пётр непонимающе смотрел на гостя.
– Ну, ты вчера за столом все пальцы загнул и
всю свою компанию назвал. Кто пятый?
– А-а! – хохотнул Пётр. – Макарыч! Так вот он,
рядом.
Потянулся к полке с книгами и достал одну.
– Вот он мой друг – собеседник, советчик
Василь Макарыч Шукшин! Читал?
– Приходилось!
– Я зачитываюсь. Даже местами на память
могу.
– Послушай, Пётр, у меня к тебе небольшая
просьба.
– Слушаю внимательно.
– Зачисли меня в свой штат на день-другой.
Авось пригожусь.
– А я и не против. Вот облетятся пчёлки.
Затосковались они после непогоды. Отдохнули.
Мы их и посмотрим. Вощины подставим. Чем
сможем – поможем. А ты подымаришь. Не
боишься?
– Так я ж военный!
На том и порешили.
…О симфонии облётывающихся пчёл, о мёде,
который для пчеловода бывает горек и
достаётся нелегко, в другой раз.