есенин в школьной программе

когда-то давно, когда союз советский был ещё жив, а я - молод, мне попался томик есенина. не с теми стихами, где «белая берёза...», а из последних. я зачитал его, помню, до дыр.

и тут на уроке литературы нам задали на дом выучить на выбор одно из стихотворений сергея александровича. уже не помню почему, но я искренне ненавидел нашу преподавательницу этого предмета. она была ярой коммунисткой, и будь её воля, творчество есенина мы бы не изучали. но годы безмолвного подчинения воле вышестоящих, приучили её делать то, что сказано. а вышестоящие решили, что настало время найти ему место в школьной программе.

я подобрал такое:

сыпь, гармоника! скука... скука...
гармонист пальцы льет волной.
пей со мною, паршивая сука.
пей со мной.

излюбили тебя, измызгали,
невтерпёж!
что ж ты смотришь так синими брызгами?
или в морду хошь?

в огород бы тебя, на чучело,
пугать ворон.
до печенок меня замучила
со всех сторон.

сыпь, гармоника! сыпь, моя частая!
пей, выдра! пей!
мне бы лучше вон ту, сисястую,
она глупей.

я средь женщин тебя не первую,
немало вас.
но с такой вот, как ты, со стервою
лишь в первый раз.

чем больнее, тем звонче
то здесь, то там.
я с собой не покончу.
иди к чертям.

к вашей своре собачей
пора простыть.
дорогая... я плачу...
прости... прости...

последние четверостишие мне не понравилось своей обречённостью, и я его просто не стал учить. но потом подумал о том, что учительница уже далеко как не молода, и от таких стихов её может, просто-напросто, хватить удар. так мне подумалось. а я же не убивца какой, чтоб так. я помучить люблю. и я выучил более мягкое:

выткался на озере алый свет зари.
на бору со звонами плачут глухари.

плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
только мне не плачется - на душе светло.

знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
сядем в копны свежие под соседний стог.

зацелую допьяна, изомну, как цвет,
хмельному от радости пересуду нет.

ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
унесу я пьяную до утра в кусты.

и пускай со звонами плачут глухари,
есть тоска веселая в алостях зари.

когда я читал его: с чувством, с толком, с расстановкой, - как говорится, - лицо елены петровны постепенно зеленело, и на десятой строчке стало зеленее некуда. а когда дочитал, оно - лицо - стало белеть, белеть и... правильно - стало белым. и прозрачным. как фарфор оно стало.

а публика была в экстазе, и выразила свой восторг: аплодисментами - стоя и сидя - дробью каблуков. еле сдерживая себя, моя любимая преподавательница, чтобы не сорваться на лай, тихо прошипела:

- вон!

оценку она мне так и не поставила. но и не надо. этот её «вон» был высшей мне наградой!

сволочи мы всё-таки были.

хотя, почему были?
21.04.2014/14:06