Душевная боль

               
     Если мне не изменяет память, у нас в квартире всегда была одна или две кошки. Переезжая из центра Москвы в Новые Черемушки в связи со сносом нашего дома, мы, естественно, взяли с собой кошку по имени Муха. Моя мама назвала ее так в честь своей подруги Марии Семеновны, с которой дружила и которую очень любила.
    Кошка была общей любимицей нашей семьи, но она сама почему-то была больше привязана к отцу, которого ждала пока он не придет с работы. Тогда она устраивалась где-нибудь поблизости и, мурлыча, наблюдала за тем, как он разбирал марки или открытки.
    Мы жили на четвертом этаже, где располагались четыре квартиры. В каждой из  квартир жили по четыре-шесть человек, поэтому движение на лестничной площадке в течение всего дня было довольно интенсивным: маленьких детей утром вели в детский сад, более взрослые ребята шли в школу, их родители спешили на работу, а днем и вечером дети и взрослые возвращались в свои квартиры. Двери лифта хлопали с утра до позднего вечера.
     Муха обычно проводила время на кухне, лежа на батарее на специально сшитой для нее подстилке. Порой было впечатление, что она крепко спит после сытного обеда, но одно ее ухо всегда было в движении. Двери лифта хлопали и хлопали, поднимая и опуская людей. Однако на кошку это не производило никакого впечатление до тех пор, пока на наш этаж не поднимался отец. Он еще не успевал закрыть дверь кабины лифта, как Муха уже неслась к входной двери, издавая громкое мяуканье. В этот момент мы уже четко знали, что отец приехал с работы. Я не помню случая, чтобы кошка хотя бы один раз ошиблась. Как  ей удавалось уловить тот единственный неповторимый звук, издаваемый отцом, ума не приложу.
     Так продолжалось много лет. Я окончил школу, затем институт, женился, переехал на новое место жительства и стал работать хирургом в детском отделении. Все шло своим чередом, но однажды моя мама, когда я приехал ее навесить, пожаловалась мне, что с Мухой давно уже происходит что-то неладное. Она стала вялой, плохо кушала, похудела, почти перестала играть, и вообще, стала неузнаваемой. Она редко вылизывала свою шесть, поэтому местами на ее теле образовались свалявшиеся комки.
     Осматривая кошку, я увидел на ее коже множественные язвы и лишаи. Позвонив знакомому ветеринару, я рассказал об увиденном.
    - Чего ты хочешь? – сказал он. – Ведь кошке уже почти 15 лет, а это не мало. Вылечить ее  уже нельзя. Поэтому единственное разумное решение – усыпить ее.
     Конечно, все мы были расстроены, но нужно было что-то решать.
     - Ты ведь врач, - сказала моя мама. – Придумай что-нибудь, чтобы она не мучилась.
     На следующий день я попросил своего коллегу помочь мне во время этой неприятной процедуры. Мы взяли на работе ампулу препарата под названием “листенон”, который после внутримышечно введения быстро вызывал паралич мышц и остановку дыхания и сердца, а также шпиц и резиновые перчатки.
    Когда мы приехали к моим родителям, Муха, как бы предчувствуя неладное, спряталась под кровать. Мама осторожно извлекла ее оттуда и передала мне. На душе у меня было неспокойно, хотя я и понимал необходимость этой процедуры. В ванной комнате я положил кошку на коврик и прижал ее сверху руками. В этот момент мой приятель ввел препарат в мышцу лапы. Через несколько секунд Муха перестала дышать. Со слезами на глазах мы завернули ее в тряпку, положили в картонную коробку и отвезли за город, где и похоронили.
     С той поры прошло сорок лет, а я время от времени с болью в душе вспоминаю ту процедуру и спрашиваю себя: Может быть, я был не прав и нужно было попытаться спасти Муху?