My Immortal

Солнце потихоньку садилось, такое маленькое, похожее на постепенно затухающее пламя свечи. Небо, лишь пару часов назад затянутое серыми свинцовыми облаками, теперь прояснилось, и гасло вслед за солнцем. Там, где оранжевый диск практически скрылся за далекой горной цепью, мелькнула самая первая звездочка, западная богиня - Венера. И, словно вторя ее зову, то тут то там вспыхивали, мерцали светлячки-звезды, близкие планеты и далекие галактики, появлялись и манили в звездную вышину созвездия. Их слабый свет, смешиваясь с лунным светом, пробивался сквозь оконное стекло, падал на покрывало, освещая комнату лучше любой лампады.

Они оба знали что этот момент придет. Еще тогда, шестьдесят лет назад, когда они только встретили друг друга, они знали, что все закончится именно так. За их плечами было практически бесконечное время вместе, была боль, были невзгоды, но в итоге они оказались именно там, где планировали - в этом небольшом домике, что расположился будто на краю вселенной, вдали от городской суеты и шума. Весь последний год был длиннее жизни - в этой долине, где время застыло, где казалось, трава никогда не желтеет, ветер все такой же теплый, с соленым привкусом далекого моря, а кроны деревьев всё так же отзываются тихим шелестом на каждый вздох, сделанный в этом огромном и в то же время миниатюрном мире. Их мир, на все времена и годы, и ничего не могло нарушить его.

Почти ничего.

Была лишь одна гостья, которой здесь были не рады, но от которой невозможно было укрыться, нельзя сбежать. И даже это тихое место не смогло их спрятать. Она подступала медленно, тихо, будто боясь прервать столь важные последние мгновения - те, когда слова становятся совершенно ненужными. Он держит ее руку, делясь с нее своим теплом - ведь он чувствует, видит как постепенно она угасает. Ее глаза, две зеленые звездочки, которые всегда светились с таким задором; ее улыбка, которую он всегда мог узнать и которая излучала невероятное, ни с чем не сравнимое сияние - они постепенно растворялись, и все, чего он хотел сейчас - чтобы они были с ним еще хотя бы чуть-чуть. Слезы сами льются из глаз, но чтобы удержать их нужно слишком много сил. Они искренние, полны горечи и счастья за прожитое вместе, и они знают это.
Ее теплое дыхание становится реже, и оба понимают, что это последние мгновения. Сидя у ее кровати, он совершенно бессилен что-то сделать. Только одно - то, что им знакомо. То обещание, что они давали всегда, когда им нужно было разлучиться на долгое время:

- Обещаю, я найду тебя вновь.
- Конечно...

Последнее слово, последняя улыбка, последний выдох, с которым из одряхлевшего тела вылетает вечно молодая душа - он будто видит, чувствует ее прощание в стуке стекол, в легком теплом ветре, в скрипе досок и в затухании свечного пламени. Всё закончилось. И всё начнется вновь.

Он укладывает ее руки на груди и закрывает ее глаза - ей ни к чему видеть то, что сейчас произойдет. Впрочем, если она и видит, то забудет, как было и до этого. Проводя пальцами по своим вискам и лбу, он чувствует, как разглаживаются морщины, тело наливается юношеской силой. Молодость возвращается легко - как возвращается энергия с чашкой утреннего эспрессо. Седые волосы вновь становятся иссиня-черными - какими они были и сто, и тысячу лет назад; позвоночник избавляется от застарелого сколиоза, и нет уже этого першения в горле. В этой хижине, около тела своей возлюбленной уже не старик, а двадцатилетний юноша, один из старых, тысячелетних богов. Все, что осталось в нем от предыдущего воплощения - слезы, все так же падающие из глаз, которые он никак не может сдержать. Он не плакал уже сотню лет. Он плачет каждый раз, ведь к этому невозможно привыкнуть, невозможно смириться. За всё это время каждое расставание - это ни с чем не сравнимый шрам на сердце. Каждый раз его душа забывается в вое, который смешивается с волчьим воем на Луну и улетает туда, наверх, к звездам.

Когда-то, давным-давно, он был и правда богом - одним из многих, рожденных в Древнем Мире. Его братья и сестры упивались человеческими жертвами, покровительствовали воинам, храбрецам, солдатам; властвовали над людскими умами и сердцами и заставляли свершать великое и ужасное ради них. Он был одним из тех богов, кто довольствовался малым - он покровительствовал ищущим: странникам, философам, творцам - тем, кто потерял свой путь во мраке времен и не мог его отыскать. На его алтарь лили вино и складывали перья, хвою и фрукты - и ему этого было достаточно. Его храм - его дом - был небольшим, но светлым, с тремя или четырьмя жрицами-оракулами, через которых он мог давать советы. Тогда в него верили, и он помогал тем, кто приходил с чистыми сердцами и искренней надеждой. Добрый, юный, бессмертный бог.

Но время шло, и люди начали забывать про старых богов, перестали ходить в храмы, перестали верить. И вскоре в храме осталась последняя жрица - юная, недавно ставшая ей. Ее волосы, выбивавшиеся из-под белого полотна, были подобны золотому солнечному свету, а глаза-искорки радушно и весело встречали любого. Она приглянулась богу, и в какой то момент он осознал, что хочет проводить с ней немного больше времени. Поэтому он спустился на землю и стал заходить в качестве посетителя, говорить с девушкой просто - как человек с человеком. И в этих разговорах он забывал о том, что он бог, и вся тысячелетняя тяжесть уходила. Он был простым человеком, чувствуя тепло чужих рук, и дыхание, слова на выдохе, смешивающиеся с соленым бризом, дувшем с побережья, куда они ходили вместе гулять после службы в храме. Вскоре он совсем перестал выходить из своего человеческого обличия. От божественного в нем осталось только бессмертие.

Ход времени, однако, было не остановить, и однажды в страну пришла война, уничтожавшая города, страны, а с ними - людей и богов. Он помнил как бежал по улицам, наполненным грязью, копотью и кровью; как спасался от всадников, прятался под обломками заданий, сдирал ноги в кровь, не чувствуя боли, бежал к своему храму. И как нашел его обломки, расколотый надвое алтарь, разрушенные колонны - и ее, под этими обломками. На белых одеяниях, пыльных и почерневших от сажи теперь, распускались алые цветы. Она с трудом дышала, и каждый вздох сопровождался кашлем, оставляющим кровавые брызги на камнях.
Тогда она умерла в первый раз.

Он был рядом - прижимая ее к своей груди, впервые плача так, как не плакал еще никто, впервые чувствуя себя совершенно бесполезным, неспособным исцелить, возродить единственное сокровище в своей жизни. У него не было сил ни на что, он мог только смотреть, как жизнь медленно выходит с каждым вздохом,  и царапать раскаленный камень в бессмысленной злобе на всех, а главное - на себя за собственную слабость.

Лишь на миг, она открыла глаза и произнесла - совсем тихо, но так, что ни крики, ни грохот рушащихся зданий не могли заглушить ее слова:

"Мы обязательно еще встретимся..."

И с ними ее душа упорхнула весенней бабочкой, закружилась в порыве ветра, и пролетев сквозь пламя и дым исчезла в небесах, а он смотрел ей вслед, не в силах последовать за ней. Он навек остался в своем человеческом теле, и теперь он остался совсем один.;И тогда, в первый раз за всю свою тысячелетнюю жизнь, он упал на колени и взмолился - братьям, сестрам, всем богам которых он только знал - и обратился к ним, спрашивая, что ему делать теперь. И не услышал ничего - никто не ответил на его зов. Возможно, они тоже стали смертными, а может и исчезли в огне истории. Пожар вокруг него прекратился, и он не заметил, как прошла война, как сквозь каменный пол начала прорастать свежая трава, а плющ обвил остатки колонн. Ветер проносил грозы, бураны, теплые и холодные бризы, и так казалось будет до скончания веков пока наконец, он не услышал - в шелесте листьев на деревьях, в шорохе травы, он услышал:

«Ищи»

Ведь не один лишь бог был бессмертен, бессмертной были души. Они переселялись из тела в тело, иногда пережидая годы и века, а иногда появляясь чуть ли не тут же. Души, бессмертные и мудрые, игривые и веселые, тысячами летающие под небесами и ищущие сосуды. Он знал об этом, но совсем забыл, и теперь снова вспомнил. И вспомнив, уже не забывал никогда. Её душа, должно быть, где-то там, в новом теле, и она его тоже ищет. И впервые бессмертие из проклятия стало даром. Он встал с колен и отправился на поиски, по всему миру. Он шел вперед, как обычный странник, как те, кому он еще казалось бы не так давно давал советы и кого направлял на путь. Он путешествовал, заходил в селения и города, сидел в тавернах и церквях. Он видел многое, сколько же он видел, и помогал тем, кому помощь была нужна. Он был человеком - бессмертным, но человеком - и шел вперед, зная, что там, в конце пути, она ждет его. Она наверняка не помнит его, но разве это важно? Для нее он мог быть кем угодно.

Он помнит, как встретил ее тогда, в небольшой церквушке недалеко от города, и как сразу узнал - ее глаза-искорки, ее улыбка, одна из сотен тысяч других, подобная свету с небес, ее голос - будто не изменившийся с тех пор. Как он с трудом сдержался чтобы не броситься к ней и прижать ее к своей груди. И как затем он, сдерживая себя, вновь с ней заговорил - и на долгие годы забыл что он бог. Он редко вспоминал о своем прошлом с тех пор - только когда она в последний раз закрывала глаза, а он целовал ее сморщенную от старости руку, он помнил о том самом первом разе, когда держал ее на руках в огне и пламени. И каждый раз он давал ей одно и то же обещание.

«Я обязательно тебя найду»

И каждый раз он находил. Неважно, в какой стране, в каком городе, неважно где и как, но он всегда узнавал ее. Бессмертная душа, маленький светлячок, один из сотен тысяч, но его ни с чем не спутать.
И вот теперь снова пора в путь.;Он тихо собрал наиболее дорогие из вещей, задул последнюю свечу в лампаде и вышел, чуть скрипя ботинками. Ночной воздух был словно живым, и каждый звук, каждый шорох казался чем то новым, неизведанным, давал надежду.Он посмотрел на небо - там ее душа, светится, как и одна из этих звездочек. И он отыщет ее вновь, во что бы то ни стало. И пока он идет вперед по этой безумно длинной дороге под названием Жизнь он знает, он держит в уме те слова, что были сказаны уже тысячу лет назад:

«Мы обязательно увидимся вновь.»