Все в итоге

Все в итоге кончается черным цветом,
И небо, и память, и звук, и гром.
На белоснежных руках темно-синие нити -
Словно паук соткал неровное полотно.
Не знаю, может, единственным в жизни светом,
И есть человеческое тепло?
Но я, предпочел бы наверно сгореть.
Пусть заживо, но зато, в коротком, забытом сне.
Все же лучше, чем пол века тлеть,
На одиноком поле белого цвета.

Я, надеваю рубаху поверх скелета.
Смысл пути моего ничего общего не имеет со смыслом,
Как впрочем и все.
Сам от себя отказаться, увы я не в силах,
Но книги по полкам давно расставлены, и та,
Что самая крайняя, уже начинает сыпаться.

Да нет же, я не кричу, просто читаю быстро,
Просто хочу уничтожить все,
(включая мысли),
Спасаясь вновь от самоубийства,
Нарекая себя огнем.

Кажется, я бывал в этом месте и раньше,
Что-то подобное вертится в моей голове.
Но для меня больше другое значит,
То, что не в свете, не в цвете, не в звуке маячит,
То, что скрывает черная пыль в тишине.

Белые руки, белые как свеча,
Простираются вверх и рисуют на стенах знаки.
Разбивай, убивай, сжигай сгоряча,
Найди свою смерть под мостом во мраке.

Хватит! Хватит упрекать меня в том,
Что ты называешь злом.
Превращать деревья в пепел, машины – в лом…
В книге мерзкой, давно забытой,
Я вычитал слово «дом».

Не следует замечать то,
Что совершенно не входит в область,
Замкнутую кнутом.
Точность.
Это слово со мной воюет.
Все, что мы называем мирком,
Беспрерывно в лицо мне плюет и ноет.

Странствие – было бы для меня спасеньем,
Но куда мне дальше собственных снов?
Добро есть притворство, ложь – исцеленье,
И жестокость только посредством слов.

Одиноко вставлено в землю море.
Я внимаю ночному, неизвестному пению
Рисую в блокноте длинную линию,
(поперек),
И нарекаю её концом.