Божья коровка

Небесный цикл - 2

Люда вдруг почему-то вспомнила детский стишок про божью коровку. Он пришёл ей в голову, когда она увидела в аэропорту по прилёту детский рисунок с изображением этого насекомого. Никто не обращал внимания на лежащую на мягком ковре бумажку, изрисованную детскими каракулями. По краям листочка были нарисованы кривоватые звёздочки, бабочки и жучки, а в центре красовалась красиво выведенная оранжевым фломастером божья коровка. Люда подняла картинку и, бережно сложив, сунула в карман куртки.
Промозглое лондонское утро встретило девушку дождём. По крыше жёлтого такси барабанили капли размером с неплохую вишню, из окон не было видно ничего и никого, и, хотя солнце просвечивало сквозь тучи, такая погода не располагала к веселью.
Люда с недавних пор ненавидела аэропорты, самолёты, стюардесс… словом, всё, связанное с перелётами из одного места в другое. Её мама и брат связывали это с тем, что три года назад она попала в авиакатастрофу и чудом спаслась. Чудом... Люда горько улыбнулась уголком рта. Она всё ещё помнила об этом чуде, не могла забыть ни на минуту, даже во сне…

Ах, ты, божья коровка, ты б домой полетела –
В твоём доме пожар, твои дети сгорели
Все до одного, кроме маленькой Анны,
Потому что залезла малютка под ванну

Люда достала из кармана картинку. Божья коровка была круглой, нарисованной ручкой цвета неба в просвете туч над Лондоном. Раскрасили её фломастером оранжевого цвета, на головке её красовались грустные глазки голубого цвета. Усики божьей коровки были как будто срисованы с красивой бабочки – похожие на перья, стерженьки с усиками по бокам, такого же синего цвета, как и тело насекомого. Она улыбнулась уже пошире, не так грустно, как от воспоминаний, но всё же невесело.
На рисунок упала капелька. Ничего не размазалось, но Люда всё же торопливо вытерла бумажку. Что это было – случайно залетевшая капля дождя или слезинка – она и сама не поняла.
Таксист обернулся к ней и чихнул. Она засмеялась, а он, извинившись, сказал:
– Miz, here we are. Airport. Have a good trip, miz .
Люда протянула мужчине фунт, смущённо что-то пробормотала и вышла. Дождь тут же промочил ей капюшон и проник под него, смешиваясь со слезинками от пронизывающего ветра. Под козырьком аэропорта Хитроу было сухо, но Люде было уже всё равно. Она встряхнулась, как кошка, и пошарила в кармане.
Люда похолодела – ни паспорта, ни билета. Она проверила карман, предназначенный ей для этого, но с ужасом и предвкушением очевидного не нашла там ни того, ни другого. Сердце неприятно сдавило – она в чужой стране, где у неё всего один знакомый, и тот – партнёр начальника из лондонской компании, которого она еле знала.
Рядом ходили люди, занятые своими проблемами и не заботящиеся о других. Солнце всё ещё выглядывало из просвета, и Люда посмотрела на этот участок неба глазами, полными слёз. Солнце не по-осеннему ярко блеснуло, и Люда отвела глаза, но всё же успела заметить какой-то продолговатый предмет, летящий к земле. Не обратив на него никакого внимания, она потёрла глаза и отвернулась от слепящего света.
Рядом с ней проехала тележка с чемоданами, больно задев по ноге. Люда, ойкнув, потёрла ногу и рефлекторно отпустила ручку своего чемодана. Она могла бы поклясться, что ручка стоящего на колёсиках чемодана была пластиковой, да и чемоданчик был лёгким, но за ней раздался ощутимый звук удара об землю, а бетонный порог аэропорта сильно тряхнуло, как от толчка землетрясения. Она обернулась, подняла чемодан и попробовала уронить ручку ещё раз. Лёгкий удар, похожий больше на щелчок – вот и всё, никакого грохота и встряски. Сунув руку в карман, она нащупала билет и паспорт.
Не понимая, что произошло, Люда заозиралась. Никто не мог подложить ей паспорт с билетом – она, судя по всему, оставила их в такси или в гостинице. За такое короткое время таксист не нашёл бы билета, да и в гостинице не успели бы привезти их. Да и странно – не подошли с радостным лицом, надеясь на вознаграждение, а подсунули в карман!
Сердце опять сжалось – это был карман, в который она ВСЕГДА, по привычке клала паспорт и билеты, причём карман, который был внутри её изогнутого тела, не оттопыренный для доброжелателя, подкладывающего паспорт, а зажатый между ногой и животом Люды! Туда не то, что случайный помощник – туда и вор-карманник не пролез бы за те секунды, пока она стояла, потирая ногу и «роняла» чемодан…
Чудеса снова вторглись в её жизнь, как вторгается игла шприца под кожу, вливая лекарство.
*     *      *
Готовясь к процедуре посадки, Люда снова засунула в карман руку. Пальцами щупая паспорт и билет, она ощутила что-то маленькое, но неизвестное в кармане. Она достала руку, но неопознанный предмет пополз вверх по руке в туннель рукава. Испуганно стряхнув плащ, девушка увидела на блузке крохотную божью коровку оранжевого цвета с несколькими чёрными точками. Люда улыбнулась и пересадила насекомое на ладошку. Покатав божью коровку на руке вверх-вниз, она подкинула её и пробормотала вслед заученное с детства стихотворение:

Божья коровка, полети на небо,
Принеси мне хлеба,
Чёрного и белого,
Только не горелого.

Объявили посадку, и Люда с замиранием сердца снова вошла в жерло самолёта. Обернувшись, она увидела в толпе вроде бы знакомую ей фигуру. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, она рванулась обратно, туда, где стоял тот, кого она узнала. Споткнувшись о собственный чемодан, она растянулась на полу аэропорта. Из распахнувшейся сумочки вылетели ключи, косметичка, а также рисунок, подобранный в аэропорту неделю назад. От горя заплакав, она ударила по нему рукой и уткнулась лицом в пыльный ковёр. Её подняли, собрали рассыпавшиеся вещи и помогли сесть в самолёт, несмотря на истерику. Никто не понял, что произошло, хотя то там, то тут в салоне «Боинга» раздавались шёпотки на английском и русском о вероятных причинах расстройства молодой девушки.
*     *      *
Уборщица, негромко что-то приговаривая, смела на совок бумажку, валяющуюся на полу у терминала вылета в Москву, Домодедово. По краям листочка бумаги были нарисованы жучки и бабочки, звёздочки и солнышки, явно выведенные детской рукой.
В центре листочка осыпалась неровными краями дыра, будто выжженная пламенем зажигалки, но затушенная и некоторое время тлевшая. Не понимая, зачем кто-то сжёг детский рисунок, да ещё проделав дыру в чистом центре картинки, женщина засыпала бумажку другим мусором и забыла о нём.
После смены уборщица, сославшись на усталость, пошла спать. Ей привиделось, что на крыле улетающего самолёта сидел парень, растаявший при взлёте и показавшийся на другом крыле с кружкой кофе.
*     *      *
Люда, всё ещё всхлипывая, повернулась к соседу по креслу. От неожиданности она подпрыгнула на месте, её слёзы будто бы улетучились, а губы расплылись в улыбке. Рядом с ней спал парень в белой просторной толстовке, с капюшоном, накинутым на лицо. Из-под него выглядывал козырёк бейсболки, протёртый в нескольких местах. Она толкнула его в плечо и воскликнула:
– Эй, проснись! Ты меня узнал?
Из-под капюшона раздалось зевание и недовольный  голос:
– Hey, ya? What the hell ya shook me up, hysteric?
Капюшон откинулся, и на Люду уставился парень панковской внешности с пирсингом в губе и зелёными волосами. Он демонстративно встал, толкнув Люду, прошёл в конец самолёта и сел рядом с какой-то девушкой в очках. Люда тихо отвернулась и снова заплакала.

Божья коровка, полети на небко,
Там твои дети кушают конфетки,
Всем по одной,
А тебе ни одной.

Шторка на окне поднялась сама собой. Люда резко вскинула голову, но не увидела ничего странного. На кресле рядом с ней всё так же лежала её сумочка, вывалившаяся из пространства между ней и панком, но почему-то открылась шторка на окне, и по какой-то непонятной причине она успокоилась. Слёзы перестали литься, будто их кто-то остановил, на щеках они высохли, а внутри самой Люды сжавшееся было сердце отпустила та крепкая невидимая рука, которая предупреждала её о возможной опасности.
Из сумки вылезла та самая божья коровка, которую она отпустила в полёт в аэропорту – оранжевая с чёрными точками. Она погладила маленькое насекомое, наклонившись к сумочке, и вдруг почувствовала прикосновение. Она вернулась в нормальное положение и, закрыв глаза, повернула голову вправо.
Куда-то вдруг исчез шум самолётных двигателей, да и говорливые соседи за спиной Люды перестали ворковать. По губам Люды провели пальцем, который пах ромашкой и мятой. В ухо зашептал что-то мелодичное приятный голос, но она, как ни старалась, не могла разобрать ни слова. Наклонившийся к ней мужчина (а, судя по голосу, это был молодой мужчина) был тёплым и каким-то домашним, его голос приятно щекотал её ухо, а дыхание его шевелило волосы девушки. Она всё не решалась открыть глаза, чтобы рассмотреть того, кто с ней говорил.
– Открой глаза… – прошептал голос, похожий… похожий на варёную сгущёнку, которую очень любила Люда, если бы звук можно было охарактеризовать так. Вязкий, но сладкий и приятный, обволакивающий голос, будто произносимый через слой сгущённого молока.
Люда открыла глаза, готовая к обмороку, которым обычно кончаются чудеса в её жизни.
*     *      *
Обморока не случилось. На неё в полнейшей темноте смотрели алые глаза. Внутри них горело что-то типа свечей, широких, как глазницы, с широким фитилём и красным пламенем. Глаза приблизились к ней, и она почувствовала поцелуй. Он был сильным, как вихрь, но в то же время приятным. Внезапно Люда осознала, что она не дышит и полностью проваливается в того, кто её целует.
Люда открыла глаза и посмотрела на свечи. Пламя не слепило её, а только грело и освещало её лицо. Посмотрев вбок периферийным зрением, она увидела лёгкое движение. Только через несколько секунд она поняла, что это течение воды в рот соседки по креслу, вытекающей из стакана. Тень, целующая её, стояла в ней – длинный балахон неопределённого цвета являлся частью девушки. Время застыло, поняла Люда. Но почему так произошло?
– Ничего плохого не происходит, – ответила тень, отпустив её губы и дав вдохнуть приятный воздух со вкусом атмосферы самолёта. – Это не крушение самолёта, как в прошлый раз нашей встречи…
– Так это снова ты… – прошептала Люда и не узнала своего голоса – он будто бы пробивался через воздух вокруг неё, медленно проплывая через тьму.
– Да, это снова я… – будто оправдываясь, ответил ей собеседник.
– А как тебя зовут? – спросила Люда, но он, будто не слыша её вопроса, сказал:
– А ты всё ещё меня помнишь?
– У тебя вообще имя есть? – обеспокоенно спросила Люда. В глазах привидения она видела слёзы, похожие на оплывший воск. Она была уверена, что он не может сказать ей того, что она хочет.
– А я по тебе соскучился… – сказал он, в голосе была слышна горечь, несмотря на нежность и любовь фразы.
– Ты не можешь мне сказать своего имени? – спросила Люда. Слезинка скатилась из-под свечи, стоящей в правом глазу. Было видно, как в вязком воздухе капелька превратилась из вытянутой в шарообразную, упала на плечо её соседки и скатилась вниз.
– А ты снова летишь в той точке, где мы познакомились…
– Я буду звать тебя Виктор… - произнесла Люда и потянулась к щеке призрака. Самолёт резко тряхнуло, время потекло как обычно, и вода разлилась из стаканчика соседки. Люда по инерции влетела в подголовник переднего кресла и потеряла сознание.
*     *      *
Приземлившись, Люда осталась сидеть в кресле и сдерживала слёзы всеми силами. На голове у неё красовался бинт, удерживающий шишку, в руках была бутылка «Chivas Regal» от экипажа за причинённый ущерб, но она выглядела несчастной. «Сказки кончились, чудес не бывает, сказки кончились, чудес не бывает…» – словно успокаивая себя, шептала она.
– Miss, we have to ask you about leaving your seat. Our plane crew plan to have rest, and you need to go out … – словно прося у неё разрешения, сказала стюардесса, подойдя к ней и легонько притронувшись к плечу. Люда закивала в ответ, всхлипнула ещё раз и встала.
Из посадочного коридора раздались женские крики и мужской голос, а именно русский мат, первый признак того, что Люда дома. Было похоже, что кого-то не хотят пускать внутрь, но этот «кто-то» рвётся в самолёт всеми силами. Наконец в коридоре раздался топот, снова сопровождаемый женским и мужским голосами, но на этот раз желающими удачи. В самолёт ворвался молодой человек в длинной бесформенной куртке серого цвета, в джинсах и кроссовках, несущий огромный букет роз.
Люда села в проходе и заплакала.
Стюардесса, раскрыв рот, отшатнулась. И было отчего – на молодом симпатичном мужчине тлели куртка и джинсы. С каждым шагом хлопчатобумажная ткань сползала с плеч и обнажала чёрные плечи, а джинсы чернели, превращаясь в красивые полосатые брюки. Вспыхнул фотовспышкой логотип какой-то команды американского футбола, и из-под него показался галстук ярко-красного цвета с заколкой. Капюшон, всё ещё находящийся на голове, также истлел, и под ним оказалось доброе гладко выбритое лицо с голубыми глазами. В конце концов, приблизившись к Люде, он снял бейсболку с русых волос и бросил её под ноги. Запылал коврик, козырёк оплавился и превратился в бесформенный шарик из оплавленного голубого пластика. Молодой человек вручил последней пассажирке самолёта розы, в которых тут же утонуло её лицо, и нагнулся, чтобы поднять то, что осталось от козырька.
– Виктор… – улыбнулась Люда.
– Без тебя я не был бы никем, – поднявшись, ответил ей тот, кто спасал её жизнь три года назад и пришёл к ней сегодня. – Спасибо тебе, Люда. Любимая…
Стряхнув нитки с комочка пластмассы, молодой человек ударил по нему кулаком. Шарик каким-то чудесным образом раскрылся, и внутри него оказалось кольцо.
– Magician … – пробормотала стюардесса, садясь в кресло.
Люда была буквально уверена, что в кольце сидело самое дорогое существо за всё время полёта. Оно было изображено на заколке галстука Виктора, человека, которого она теперь ни за что не отпустит.
В кольце сидела божья коровка из рубина и чёрных агатов.