Только ты

Мир раскололся надвое – время вместе с Серёжей и время после его смерти. Настя никогда и никому не позволяла даже намекать на романтические отношения. С первого класса для неё был Серёжа, и, казалось, что до него Настя не жила. Серёжа стал для неё первым во всех смыслах – он раскрыл её как художницу, он научил её английскому, он стал её мужем и другом. И теперь безжалостная авария отняла его у неё.
На похоронах гроб был закрыт – столкновение «КамАЗа» и Серёжиной «Киа Серато» было очень сильным, и на большой скорости легковой автомобиль смяло в неузнаваемую груду металла. Серёжа всегда смеялся, когда Настя испуганно закрывала ладошками глаза и сжималась на сиденье, вцепившись в ремень безопасности. Теперь его бесшабашная езда привела к аварии, о которой трубили даже областные СМИ. Насте эти выпуски новостей были как ржавый гвоздь в старой ране, ведь каждый раз она видела на экране сначала разбитую машину мужа, а потом – его фото со странички в интернете, на котором он улыбался во весь рот. Настя фотографировала его для написания портрета – муж нипочём не соглашался сидеть и позировать. Портрет так и остался неоконченным, на стадии карандашного эскиза – Серёжа разбился через две недели после той фотографии.
Настя закрыла дверь и привычным движением передала связку ключей через плечо. Лишь через пару секунд она осознала, что Серёжа не возьмёт их и не спрячет в свою сумку. Его нет. И собралась она сейчас к нему на кладбище, а не на прогулку с любимым мужем. Нервно сглотнув, она положила ключи в свою сумочку. Всё правильно. Она теперь сама за себя, и нет рядом дорогого, доброго и сильного Серёжи, чтобы защитить её. Она даже расплакаться не может – он не утешит, не обнимет и не погладит по голове.
Маленький мальчик у подъезда как-то странно на неё посмотрел. Настя улыбнулась ему, искренне и по-доброму, но мальчуган почему-то расплакался и убежал. Не поняв реакции малыша, Настя повернулась и пошла к остановке автобуса.
В автобусе весь проход загородил здоровенный бугай, пьяный и вдобавок к этому пыхтящий сигаретой. В салоне кроме него сидели лишь сухонькие старушки, судя по котомкам, также направляющиеся на кладбище. Теперь, опознав среди них молодую женщину, громила осклабился и пошёл к ней.
Настя сжалась на сиденье, задворками сознания отметив, что точно так же она сидела рядом с мужем, несущимся на бешеной скорости. Она не знала, что делать, а здоровяк всё приближался и приближался. Старушки, даже желая помочь, не смогли бы ничего поделать, да только вот им было всё равно. Медленными шагами, пошатываясь, детина подходил к ней и улыбался. Настя закрыла глаза и сглотнула от неизбежности.
В голове зазвучал голос Серёжи:
«Открой глаза, Аська»
Настя распахнула глаза и удивлённо отшатнулась. Серёжа стоял перед ней, заслоняя её от пьяного задиры. Удивительных фактов было два – Настя точно была уверена, что это не сон, но Серёжа умер. Вторая странность бросилась в глаза, как ни странно, позднее первой – через Серёжу, как через туман, проглядывался идущий на Настю великан. Перед удивлённой вдовой стояло привидение её мужа.
Серёжа присел и тут же выпрямился, как пружина, попутно ударяя громилу кулаком в подбородок. Апперкот от призрака оказался, как ни странно, ощутимым – здоровяк подлетел над полом автобуса, крякнул и осел вниз. Поднявшись на колени, он прокашлялся и стал уже вставать, но Серёжа обрушил сжатые в замок руки на его плечи, и алкаш распластался на полу автобуса, шумным дыханием сметя окурок под ноги Насте. Как ни странно, никто не заметил того, что верзила упал – едущие на кладбище бабушки никак не отреагировали на то, что пьяного парня кто-то уложил. Серёжа повернулся к жене, улыбнулся чуть виновато, свернулся в подобие вихря и всосался в точку на уровне глаз сидящей Насти. Чуть подавшись назад, точка, похожая на фею Динь из книжки про Питера Пена, влетела в глаз Насти.
«Вот мы и вместе, Аська»
Настя вздрогнула и сглотнула.
- Ты тут, Серёжа?
Сидящая рядом с ней старушка внимательно посмотрела на неё, видимо, проверяя адекватность девушки на первый взгляд. В голове Насти захохотал Серёжа:
«Аська, не надо мне отвечать вслух. Говори в голове, я тебя прекрасно услышу»
Настя снова сглотнула и напряглась, чтобы думать в ответ Серёже.
«Серёжа, ты же…»
«Умер? Да, так и есть. А сейчас я вернулся»
«В смысле – вернулся? Ты привидение?»
«Я не могу уйти от тебя. Я, видимо, зациклен на тебе»
«Что? Как это?»
«Ась, видишь ли, какое дело… Я не знаю, как это получилось. То есть – я был не простым человеком. Я зациклен на тебе… Нет, не так. Я создан для тебя»
Из правого глаза Насти просочилась слезинка.
«Серёжа, милый, родной, зачем ты меня мучаешь? Я же не могу без тебя – но не могу осознавать, что ты рядом, но никогда не будешь рядом со мной, не поцелуешь, не обнимешь…»
«Аська, не плачь! Кому сказал, не плакать! Я всегда с тобой. Ась, знаешь, мне нужна только ты. Я тебя…»
В ухе Насти что-то щёлкнуло, как будто из гнезда наушников вынули штекер. Серёжа пропал - Настя буквально почувствовала это, не слыша его в своей голове. Поискав его «в эфире», Настя начала плакать, а старушка, только что смотревшая на неё как на сумасшедшую, принялась её утешать:
- Ну, ну, милка, не плачь… Кого едешь проведать? Из родных кто?
- Муж, - проговорила через слёзы Настя. Ей было сейчас очень горько – она ехала на кладбище к мужу, дух которого только что приходил к ней и ушёл.
Ушёл в очередной раз.
* * *
Настя после кладбища поехала к подружке и поделилась предположениями о том, что Серёжина душа ещё может быть где-то рядом (рассказывать всё о том, что она видела, Настя не решилась). Сентиментальная Лада, жена лучшего друга Серёжи, вспомнила кинофильм «Призрак» с Патриком Суэйзи, и Настя, только было успокоившаяся, разрыдалась прямо в кафе.
- Ну, Насть, не надо… - приятным украинским говорком стала увещевать Лада. – Он же не любил, когда ты плакала…
Настя залилась слезами ещё горше. Он не любил, когда она плакала, он не любил, когда она на него злилась, он не любил, когда она теряла веру в себя… зато он любил Настю, любил конфеты «Барбарис», любил смотреть, как она рисует, всё, что угодно – кувшин, кошку или пейзаж за окном.
Сквозь слёзы она не почувствовала, как маленькая точечка света вырвалась из падающей на пол слезинки и полетела по направлению к их с Серёжей квартире.
* * *
Настя не слышала Серёжу весь день, но в голове вертелась его последняя фраза: «Я всегда с тобой. Ась, знаешь, мне нужна только ты. Я тебя…». Он не договорил той самой главной фразы, хотя Настя и догадывалась, что он хотел ей сказать напоследок – видимо, уходя от неё.
Она приготовила ужин, поела в одиночку, постелила постель с одной, своей стороны и легла. Подушка незаметно промокла от слёз, которые, как оказалось, сами собой текли из глаз. Через час она повернулась набок, и тут её взгляд упал на мольберт, накрытый полотенцем. Любимым полотенцем Серёжи, на котором был изображён пляж на закате. Настя резко села на кровати. Она потеряла мужа, любимого и единственного в её жизни мужчину. Она должна оставить себе память о нём – не откладывая ни на миг, прямо сейчас создать его портрет.
Схватив доску, на которой она смешивала краски (когда-то это была обычная доска для резки овощей, но постепенно современные технологии в виде пластика вытеснили её в студию), Настя принялась подбирать цвет кожи Серёжи. Несколько раз намазывая краску прямо себе на запястье, она, наконец, нашла тот самый бледно-розовый оттенок для его щёк. Дальше работа пошла увереннее – цвет глаз мужа Настя помнила прекрасно, чёрные волосы столько раз попадались ей в решётке ванной, а любимый серый свитер она бы отыскала среди сотни таких же.
Настя рисовала всю ночь, не останавливаясь ни на миг. Она не хотела потерять ни крупинки образа Серёжи, засевшего в её сознании. Каждый изгиб его лица она передавала по памяти – не глядя на то фото, которое постоянно транслировали по ТВ. Она нарисовала и его излюбленную щетину на скулах, которую он специально оставлял, и которая так бесила Настю. Она изобразила до мелочей крохотные шрамы на его подбородке – в пятом классе он дрался за неё. Уже после драки, с синяком и сломанными пальцами, он стоял рядом с ней, усилием воли стоя в вертикальном положении, и вдруг вырвался из её поддерживающих объятий и упал лицом на асфальт. Тысячи маленьких, но таких дорогих её сердцу мелочей попали на холст, и его портрет стал похож на живого Серёжу.
Настя стояла босиком на холодном полу, не вспомнив даже про тапки, не подумав надеть что-то посущественнее и потеплее ночной рубашки. Вся напряжённая физиономия Насти была перемазана краской, и, казалось, она рисует Серёжу с одного конца мольберта, накладывая какие-то штрихи на своё лицо. Краска на лице Насти постоянно размазывалась её же рукавом – несмотря на холод ночной студии, она вспотела. Перепрыгивая с места на место перед мольбертом, Настя смотрела на лицо любимого мужа с разных ракурсов, и в какой-то момент ей показалось, что из-за этих перелётов перестала касаться холодного пола.
Рассвет озарил одинокий мольберт, стоящий лицом к окну. На нём обнимались самые счастливые в мире муж и жена. За спиной Серёжи и Насти плескалось море, и, несмотря на рассветные краски Солнца, на портрете солнце клонилось к закату.