Полярная звезда

(В соавторстве с М. Шамиль)

Деревня Колка всегда была малолюдным местом. Тут все друг друга знали, все обо всех могли рассказать. Если у среднестатистического жителя Колки спросить о том, где живёт Николас Кеттамен, любой прохожий, от первоклассников местной школы до убелённых сединами старцев указывал рукой в сторону моря.
Старик Николас со дня смерти жены уже десять лет жил уединённо в своём домике на побережье, общаясь изредка лишь со школьниками, приносящими ему продукты, да с собакой, доживающей свой век в эллинге. Лодок старик не держал, и эллинг пустовал с самого момента постройки, а его гордость, «Полярная звезда», в эллинг, само собой, не влезла бы.
«Полярная звезда», прекрасный прогулочный катер, никогда не возил на себе туристов. Николас Кеттамен, никогда не отказывающий никому и ни в чём, был категорически против присутствия кого бы то ни было на борту «Полярной звезды». Катер он купил после смерти жены, первоначально назвав его «Джулия» в её честь. После нескольких доработок (в частности, он поставил очень мощный мотор и перекрасил палубу из белого в черный цвет) он написал на его борту «Полярная звезда» и пресекал даже взгляды в сторону «своей красавицы». На вопросы о том, зачем она нужна ему, если он на ней не выходит в море, старик отмалчивался. Приняв это за странность на старости лет, жители деревни дружно забыли об этом.
Николас принадлежал к ливам – малой прибалтийско-финской народности, проживавшей в Латвии. Таких, как он, оставалось всего с дюжину, а в самой Колке – Николас Кеттамен да пара старушек на другой окраине деревни. Была ещё Джулия, жена Николаса, но странный недуг унёс её. Вопроса о ней старательно избегали при старике, но он сам не мог забыть. Она была всем, что у него было – самым дорогим человеком. Родители Николаса погибли в море – отец был рыбаком и ходил за сельдью, а мать работала в порту и каждый раз встречала мужа. Один и то же шторм погубил обоих. Детей у них с Джулией не было – первенец, названный Августом, умер в детстве от малярии, а больше детей родить Джулия не смогла. Так и доживали они свой век вдвоём, пока Николас не остался один.
В тот день всё предвещало странные события. Море было гладким, как зеркало, несмотря на сгущающиеся тучи, а часы на ратуше внезапно остановились, пошли обратно, но через минуту пошли в нормальном направлении. Они так и продолжали отставать ровно на минуту, сколько бы их ни подводили местные умельцы.
* * *
Девушка, спросившая дорогу к дому Николаса, была высокой рыжеволосой латышкой, въехавшей в Колку на велосипеде. Огромные зеркальные солнечные очки «как у пилота» скрывали её глаза, но один из стариков, ошеломлённо обернувшийся при виде проезжавшей гостьи, мог бы поспорить на кружку пива, что они были ослепительно зелёными. Впрочем, он уже поспорил на три кружки того же пива с соседом на то, что рыболовы сегодня не поймают ничего, и получил выигрыш. От выигранного приза его слегка штормило, и голова снова затуманилась.
Подъехав к тропинке, ведущей к дому Кеттамена, она спешилась и огляделась. Убедившись, что никого рядом нет, она стянула с плеч рюкзак и вынула блокнот, который у современной молодёжи принято называть «молескин», и карандаш. Записав в блокнотик что-то мелким и аккуратным почерком, она так же воровато засунула молескин в рюкзак и пошла, ведя велосипед рядом с собой.
Подойдя к дому, старика она не обнаружила, но обратила внимание на «Полярную звезду». Подойдя ближе к линии прибоя, она залюбовалась черным катером, зачарованно распахнув ротик и наклоняя голову то влево, то вправо. Даже когда сзади неё послышалось покашливание хозяина «Звезды», она не смогла оторваться от завораживающего вида.
- Девушка, сюда нельзя, - ворчливо начал Николас, и девушка перепугано обернулась.
В этот момент произошло две странных вещи. Старик Николас осел на землю, лишь взглянув на девушку, а сама рыжеволосая незнакомка провалилась одной кроссовкой в песок и упала. Тут же вскочив, она рывком скинула тяжёлый рюкзак, рванулась вперёд и подскочила к мужчине, отбросив очки. Он взглянул в её глаза и прошептал:
- Как такое возможно?
Девушка засуетилась, опять отскочила к своему тяжелому рюкзаку и начала рыться, бормоча про себя «Аптечка… Где-то же она должна быть…». Разбросав по всему пляжу одежду, туалетные принадлежности и бумаги, она, наконец, выудила из недр рюкзака коробочку с красным крестом и распахнула её, также разбросав её содержимое по своим вещам. Подхватив пузырёк, она поднесла его к носу старика Николаса и проследила, чтобы он вдохнул нашатырь.
- Как зовут тебя? – проговорил он с трудом.
- Я – этнограф из Риги. Меня зовут Юлия Звягинцева. Ну, Звягинцевайте по паспорту.
- Юлия… - прошептал Николас. – Джулия…
На этом моменте он отключился, а Юлия удивлённо упала коленями на песок. Она решительно ничего не поняла.
* * *
После того, как девушка позвала на помощь и старого Николаса занесли в дом, он очнулся и прошептал:
- Она здесь?
- Кто? – спросил его Ивар, один из владельцев пивной на площади, куда принеслась на своём велосипеде Юлия.
- Джулия… - уточнил Николас, пытаясь заглянуть за широкую спину Ивара.
- Жену свою зовёт, - вполоборота бросил девушке мужчина. – Она… ушла. Лет десять назад. Совсем сдал старик…
- Я ещё тебя переживу, болтун, - проворчал Николас и резким неожиданным движением сел на кровати. Высмотрев испуганно жмущуюся к стенке Юлию, он обратился к ней на малопонятном Ивару языке. Как ни странно, но Юлия тут же ответила ему на том же языке, и Николас, хоть и удивился, но кивнул.
- Это сейчас чего было? – спросил Ивар.
- Я к ней на своём родном языке обратился, парень. Спросил, сколько ей лет. А она мне ответила. Всё, я в порядке уже, не сбрендил, иди, у тебя там пиво стынет, – брюзгливо ответил Николас и встал с кровати. Ивар, пожав плечами и бормоча себе под нос что-то, попрощался с Николасом и вышел из дома. Юлия, ещё сильнее вжавшись в стену, наблюдала, как старик приближался к ней.
- Ливский откуда знаете? – спросил он, смягчившись лицом. Судя по всему, его напрягал именно лавочник – взгляд его потеплел, а на губах появилась улыбка.
- Учила в университете. Я специализируюсь на вашем народе, веду перепись ливов и фиксирую их культуру, – ответила Юлия и добавила. – Я Вас боюсь. Немного.
- А вот это не надо. Я не сошёл с ума, – заверил он её. – Я в курсе, что моя Джулия скончалась, а ты – не она.
- Тогда не страшно… - улыбнулась слабой улыбкой Юлия.
Старик Николас, повернувшись к кровати, стал поправлять покрывало на ней, и через плечо сказал:
- Ты на неё очень похожа. Нет. Ты – это каким-то образом появившаяся копия моей усопшей жены.
Юлия задумалась и пожала плечами.
- Я не знаю, что ответить. Я никогда не слышала о Вас или Вашей жене, я латышка, наполовину русская. Не из ливов вообще.
Николас обернулся и с печалью в голосе сказал:
- Я впервые в жизни не могу подобрать слова. В ливском языке нет слова «iemieso;an;s », но ты – это точно она. Новая она.
Юлия задумалась. Она никогда бы не подумала, что она будет похожа на кого-то ещё. Она не походила ни на мать, коренную латышку, ни на отца, русского офицера. Теперь она обнаружила, что похожа на простую женщину Джулию Кеттамен из деревни Колка. Мало того: она, по какой-то странной иронии судьбы – её реинкарнация на земле, от чего чуть не хватил удар её вдовца, Николаса Кеттамена, к которому она приехала, чтобы просто-напросто побеседовать. Она стала смутно догадываться, что старик не тронулся умом – почему же тогда она стала изучать в университете этнографию? Почему увлеклась ливским языком и культурой этого маленького финско-прибалтийского народа? Зачем ей понадобилось ехать именно в Колку, именно к Кеттамену? Её явно направляли высшие силы.
- А хочешь, на «Полярной звезде» прогуляемся? Я тебе покажу кое-что, – вдруг прервал её размышления Николас. Юлия робко кивнула.
* * *
Когда они отошли от берега, Николас впервые за полчаса после посадки на «Полярную звезду» снова заговорил с Юлией:
- Пообещай никому не рассказывать о том, что увидишь сейчас.
Юлия немного испугалась, но всё равно кивнула в ответ.
Старик вытащил ключ из системы зажигания катера и открыл одну из заглушек на панели управления. Под ним оказалась ещё одна скважина, куда тот же самый ключ вошёл идеально. Провернув его, он нажал на пару кнопок, и чудо началось.
Сначала загудели леера по обоим бортам катера. Их звук напоминал гудение высоковольтных проводов на ЛЭП под напряжением, и Юлия боязливо отодвинулась от них.
-Не бойся, - сказал старик на ливском языке и улыбнулся. – Это не страшно. Это – прекрасно.
Воздух над леерами стал дрожать, как над нагретым металлом. Юлия попробовала подержать руку над ними, но не почувствовала никакого тепла – железные канаты, покрытые чёрным пластиком, оставались такими же прохладными, но воздух вокруг них продолжал вибрировать и искажаться. За спиной Юлии загудело ещё что-то, и она обернулась в поисках источника звука. Высокая мачта антенны также была окружена дрожащими волнами воздуха, направляющимися к верхушке столба. По леерам также побежали волны, похожие на столбики эквалайзера на экране компьютера – хаотично поднимающиеся иглы из напряженного воздуха, как бы стремящиеся к антенне.
Старик Николас обернулся на берег. Они уже отошли довольно-таки далеко в море, и домик Кеттаменов уменьшился до размеров горошины. Старик с печальным видом вздохнул, но, обернувшись на Юлию, снова улыбнулся, слегка, уголками губ, и сказал:
- А сейчас будет чудо.
И чудо случилось.
Волны от лееров катера взметнулись вверх, а навстречу им от небольшого диска на верхушке мачты устремился мини-купол из дрожащего воздуха. Юлия заметила, что с каждой секундой вздыбленные столбы искаженного воздуха темнели всё больше и больше. Наконец всё соединилось, и катер накрылся темным пологом. Прозрачность падала всё больше и больше, и, наконец, на катере наступила ночь.
В персональном ночном небе катера засверкали звезды, замелькали кометы и метеоры. Вдоль левого борта протянулся Млечный Путь, а у Юлии почему-то появилось странное желание спать. По носу засияло светило, давшее название судну – Полярная звезда. Старик Николас встал со своей скамеечки и протянул руку к звёздному небу, погладив его, как будто это была ткань с нарисованными на ней белыми точками звёзд. От этого вмешательства вслед за пальцами Николаса потянулся рой из падающих звезд, как будто он их действительно стряхивал с неба. И действительно – полоса, стертая его ладонью, осталась без звёзд, но они тут же засияли снова, как будто пробив себе дорогу сквозь толщу неба.
Юлия также протянула ладошку к небу. На ощупь оно походило на прохладный водопад, а звездочки, которые она тоже стряхнула вниз, покалывали кожу теплом. Осторожно углубив пальчик в небесное покрывало, она почувствовала ещё более прохладный воздух, обволакивающий проникший в него объект. Вытащив палец «из неба», она так же воровато потрогала его и даже понюхала. Никаких изменений. Действительно, просто воздух. Но как такое возможно? Она смогла стереть звезды просто из воздуха?
- Не спрашивай, как это работает, – как будто прочитав её мысли, сказал Николас. – Эти штуки появились на катере в день смерти Джулии. Вместе с инструкцией по установке. Я поставил их, подумав, что это…
Он запнулся. Юлия с сожалением посмотрела на него. Он решил, что невиданным оборудованием взорвёт катер и присоединится к любимой. Но взамен получил стационарное звездное небо на палубе. В ночной темноте она увидела, что по щеке старика покатилась слеза, и, растрогавшись, заплакала.
- Не плачь, Юлия, – сказал он на латышском, заметив изменение её настроения. – Всё хорошо. Зато у меня есть чудо.
* * *
В деревне Колка загудели сплетницы на площади – мол, зачастила девушка к Кеттамену. То еды ему привезёт, то просто заедет. Поговаривали, что она его внучка или другая какая-то родственница – уж больно похожа на покойную Джулию. Старожилы отмечали портретное сходство обеих, а те, кто не знал старушку в молодости, думали разное. Кто в мошенницы её записал, а кто и в любовницы старику Николасу. Сходились в одном – девушка часто стала навещать старого Кеттамена после первого визита.
Сам Николас души не чаял в Юлии. Для её этнографического исследования он порассказал ей много старинных легенд, учил её говорить на ливском и пел песни, которые любила напевать его мать, работая в порту и изредка бравшая маленького Николаса с собой. Время от времени он выходил в море на «Полярной звезде» вместе с ней, и они вдвоём смотрели на звездное небо. Ни о каких отношениях ближе нерастраченной отцовской любви никто из них и не думал – старик Николас видел в Юлии молодую девушку, очень похожую на его Джулию и теоретически способную быть его не родившейся дочерью. Джулия видела в нём интересного собеседника, кладезь знаний и опыта.
В один прекрасный день они сидели за обедом (Юлия приготовила рыбный пирог и привезла из «большого города» чай) и беседовали о старых легендах. Николас осторожно прокашлялся и завёл разговор:
- Есть легенда такая… Жил один рыбак в деревне, которой и в помине нет сейчас, и усердно работал, чтобы прокормить свою мать-старушку. В один прекрасный день он вытянул невод с рыбой, и было там много рыбы – и скумбрии, и сельди, и трески, и даже кумжи . И вот рыбак стал по привычке рыбу разделывать да в трюм кидать. Нож свой верный острый взял, и стал рубить: голова-брюхо, в трюм, голова-брюхо, в трюм… внезапно остановился он и залюбовался красивой рыбой. Очень чёрная рыба была, а на боках из чешуи белые точки разбросаны то тут, то там. Похожа она была на ночь ясную, когда все звёзды на небе видно, а глаза были как солнце и луна. Залюбовался рыбак, а нож-то занёс над ней. Другой рукой вдруг отпихнул в воду, так как красота неописуемая. Кинул её в воду и сказал:
- Рыба прекрасная, небу подобная,
Вольно плыви, рыба, в море холодное,
Я не возьму тебя суп свой варить,
Я не способен красу погубить.
Сказал и сам удивился, какие слова сказал. Дальше стал рыбу разделывать, а про рыбу чудесную и забыл. Пришёл домой, рыбу матери отдать, сыплет из корзины и диву даётся – рыба сыплется и сыплется. Мать обрадовалась богатому улову, а рыбак заметил, что рыбы очень много принёс. Слишком много принёс. Тихо, про себя, промолвил благодарность морю и спать пошёл.
А во сне привиделась ему рыба чудесная из дневного улова, но вроде как и не рыба, а девица прекрасная. Одежда как из чешуек, переливается – черная ткань вроде как звездами покрыта, а на подоле юбки Луна да Солнце нарисованы.
- Спасибо, тебе, рыбак, - молвила она, а голос звонкий и красивый у неё, – ты меня пощадил, не взял на суп себе. Отблагодарю тебя. Чего ты хочешь больше всего в жизни?
Рыбак задумался (это во сне-то!) и стал думать, чего ему больше всего в жизни хочется. Лодка его вроде не подводит, нож острый тоже. Уловом море радует, да и запасы есть – если не смилуется море, будет дома еда всё равно. Вдруг выпалил он, сам не заметил, как в губы голос ворвался:
- Хочу, чтобы девушка меня полюбила хорошая. Не надо мне принцесс да красавиц – простую, без ветра в голове. Есть у нас в соседней деревне, дочь рыбака, да не полюбит она меня никогда…
Засмеялась рыба-девушка, звонко так, как ручеёк по камням журчит. Прищурилась и спрашивает:
- А ты знаешь, рыбак, что нельзя такие желания загадывать? Правила есть – не желай смерти, не желай любви, не желай ещё желания.
Смутился рыбак и замолчал, а рыба-девушка махнула рукой, дескать, не переживай, рыбак, ты же не сказочник, чтобы всё знать.
- А вот помогу тебе. И любовь тебе подарю не простую, а вечную. Сколько капель в море, столько лет будешь любить. Ты уйдёшь навеки в море – твоя любовь в другом простом парне возродится, и другую девушку полюбит, в которой любовь твоей любимой будет. И да будет так вечно. Просыпайся, в море пора.
Проснулся рыбак, усмехнулся и в море собираться пошёл. А как вышел из дома – натолкнулся на ту самую девушку из соседней деревни. Она за рыбой к его матушке пришла, а рыбак чуть её не сбил с ног. Извинился, в глаза посмотрел – и больше они не расставались…
Юлия поёрзала на стуле и тихо сказала:
- Я, кажется, кое-что начинаю понимать…
Старик Николас хитро улыбнулся и кивнул головой:
- Потому-то я и не сошёл с ума, когда снова Джулию увидел… В смысле, ты – это переродившаяся она. И теперь нужно найти того, кто сменит меня на этом свете.
Юлия задумалась и спросила:
- А у Вас есть ваши фото в молодости?
* * *
Через три недели Юлия в очередной раз приехала к старику Николасу. Он встретил её как-то неприветливо, но всё равно улыбнулся и пригласил за стол, где была вывалена целая груда бумаг из дальнего ящика старого комода Кеттаменов.
Поиски фото не привели ни к какому результату – никого с такой внешностью в жизни Юлии не встречалось. В молодости старик Николас Кеттамен был высоким статным блондином, походящим на актера Криса Хемсворта в роли бога грома Тора из одноименного кинокомикса – длинные белокурые волосы до плеч, небритые щёки, сильный торс. Рядом с улыбающимся здоровяком Николасом его молодая жена Джулия выглядела ребёнком. Даже на старом пожелтевшем чёрно-белом снимке Юлия увидела, насколько она похожа на неё. Рыжина снимка как бы сохранила для потомков цвет волос Джулии, выбивавшихся из-под платка. Как прокомментировал сам Николас, снимал заезжий этнограф, приехавший после Октябрьской революции проводить перепись нового, советского населения. Этому щуплому еврею сильно, до одури понравилась Джулия, но жесткий кулак Николаса пугал ещё сильнее. Поэтому он и сделал снимок – чтобы хоть на фото смотреть на красавицу из маленькой деревеньки. На фото Джулия улыбается – тогда Николас пошутил по поводу накрытого пологом этнографа.
- Таких нет и не будет, - гордым голосом проскрипел Николас.
Юлия задумалась. А что это они вдвоём загорелись найти парня – копию Николаса? Ведь если он найдётся – старик умрёт? Снова будто прочитав мысли девушки, Николас нахмурился и сказал:
- Кстати, мы ДОЛЖНЫ найти твоего суженого. Потому что я засиделся здесь. Не могу я без неё – так мы два дела хороших сделаем. И цепочку продлим, и меня воссоединим с любимой. Там, на небе.
Юлия снова задумалась. С одной стороны это было бы освобождением старика Николаса, он мог бы, наконец, встретиться со своей любимой женой. Но всё равно ей было очень жаль его, так как она уже привыкла к старому ворчливому Николасу Кеттамену.
- Давай-ка мы с тобой не будем ерундой заниматься, со стола прибери – и покатаемся. Есть у меня одна мысль…
Юлия выглянула в окошко. Собака Николаса, старый дворняга Клаус, забилась в эллинг, и было отчего – на море надвигалась гроза. Она должна была пройти мимо Колки, но море всё равно не обещало спокойной «прогулки» на «Полярной звезде». Обернувшись к старику Николасу, она было открыла рот, чтобы указать на погоду, но тот жестом велел её молчать.
- Видел, что там. Не бойся, всё нормально будет. «Звезда» не подведёт.
В прихожей он накинул на себя свою любимую зюйдвестку , но на голову не накинул ничего, зато на Юлию нахлобучил огромный макинтош  и сверху увенчал девушку своей большой шляпой, похожей на шлем. На немой вопрос Юлии он ответил: «Надо».
«Полярная звезда» завелась на удивление быстро, не капризничая, как всегда бывало в таких случаях. Юлия села на своё привычное место, но старик Кеттамен почему-то отсадил её к носу, а сам сел на лавку Юлии, но тут же вскочил и повёл катер в море.
«Включив небо», старый Николас присел на привычное Юлино место ближе к корме, прислушался к раскату грома, похожему на треск разрываемой ткани, и, наконец, заговорил:
- Юлия, ты всегда мне помогала бескорыстно, просто из сострадания к старому вдовцу. Сейчас я прошу тебя, в последний раз – не мешай мне. Так же бескорыстно.
Юлия удивлённо взглянула на него, и уже встала с места, чтобы произнести пламенную речь, но услышав грохот молнии, ударившей в буй за кормой, осеклась. И лишь обернувшись к старику Николасу, она в последний момент осознала, что он имел в виду.
Молния ударила в мачту-антенну, поджарив её наконечник, чудом ничуть не помешав голограмме звёздного неба, которую та создавала. Электрический разряд прокатился по леерам, затем сфокусировался в одну точку и ударил в Николаса Кеттамена. Юлию, стоящую на носу, молния не тронула, но хлопок воздуха откинул её назад и больно ударил головой о приборную панель. Мельком поразившись прозорливости старика, напялившего на неё шляпу от своей зюйдвестки, Юлия отключилась.
* * *
Очнулась Юлия от света, направленного её в лицо. Машинально отмахиваясь, она услышала крик на той стороне источника света:
- Она жива! Очнулась!
Голос был мужским, говорил на русском языке и звучал очень привлекательно, как рычание большого тигра, знающего о своём великолепии и ясно дающего понять, что он здесь главный.
Поразившись своим мыслям, Юлия снова закрыла глаза и на русском языке обратилась к свету:
- Не слепите меня, пожалуйста.
Источник света ойкнул и выключил фонарь, и перед привыкающими к полумраку глазами Юлии замаячили две мужских спины в мокрых белых рубашках. «Старик!» - пронеслось у Юлии в голове, и она попыталась вскочить, но это у неё слабо получилось – голова закружилась, и девушку зашатало.
- Как он там? – спросила она на русском.
Одна из спин буркнула суровым басом:
- Не очень.
Перекатившись на колени, Юлия поползла по палубе «Полярной звезды» к старику. Николас Кеттамен наверняка знал, на что идёт. Молния поразила его аккуратно, но смертельно – войдя в центр груди, она не произвела никаких повреждений, лишь остановив старое сердце навеки.
Чудеса, да и только, подумала Юлия, глядя на бездыханного старика сквозь слёзы. Он предчувствовал, что так и произойдёт – иначе зачем так торопился выйти в море в грозу? Но вот зачем он взял с собой Юлию – загадка. И разгадать её не под силу никому – сам загадчик умер, не оставив и намёка на решение. Юлия села в ногах старика и зарыдала в голос. Он же был так добр к ней…
- Девушка, он ваш… э-э-э… отец? Дед? – спросил за спиной первый голос обладателя фонаря. Какой же он красивый, подумала Юлия, доселе не обращающая внимания на музыку человеческих голосов.
- Нет, - ответила она, горестно глядя на старика Николаса. Морской бриз трепал его седые длинные волосы, а на губах застыла улыбка, как будто смерть принесла ему покой и удовлетворение. А ведь принесла, промелькнуло в голове Юлии.
- Это просто хороший человек, – продолжила Юлия в ответ, - просто хороший человек и один из последних представителей ливов в этой округе.
- Соболезную, - пророкотал второй спаситель. Его голос напоминал грохот ветра в парусах какой-нибудь древней каравеллы. Это было странно, но Юлия после происшествия продолжила слышать в голосах людей музыку. И это ей нравилось.
Юлия, наконец, обернулась и увидела, что перед «Полярной звездой» стоит большой теплоход с именем «Milky way», а на палубе катера стояли два члена его экипажа. В знаках различия она не смыслила ничего, но один только белый цвет рубашек и галстуки говорили о том, что это морские офицеры.
- А Вас как звать, барышня? – пророкотал басовитый бородатый мужчина, стоящий слева.
- Юлия Звягинцева, - представилась она.
- Капитан второго ранга Иван Голубев, - прогудел он, улыбаясь в бороду. Юлии он напоминал добродушного гиганта из какого-то фильма. Судя по всему, это был капитан судна, которое пришло на выручку черному катеру, одиноко стоящему на якоре посреди залива.
Капитан улыбался настоящей, искренней улыбкой, и нельзя было не ответить ему тем же. Юлия улыбнулась, как бы через силу, сквозь слёзы, и перевела взгляд на другого человека, который, судя по мокрой рубашке, плыл к катеру. Красавец с бархатистым голосом. И это был ОН.
- А вас не Николаем зовут? – взглянула на него Юлия, и в мгновение ока поняла всю раскладку комбинации, которая получилась в итоге.
- Николай, - удивлённо подтвердил высокий блондин, на плечах которого красовались пять звёздочек, – капитан-лейтенант Николай Лапин. Мы знакомы?
- Нет, - ответила Юлия, шмыгнув носом. Это было невозможно, в это нельзя было поверить, но она собственными глазами увидела сбывшееся пророчество из мифа, некогда рассказанного ей старым ворчуном Николасом Кеттаменом. Это была её судьба, которая только что вильнула хвостом, как рыба, уходящая от рыбака вглубь.
Каким-то велением свыше старый Николас Кеттамен понял, что именно в этот день ему суждено погибнуть, но эта смерть не будет напрасной. Легенда сбудется, и Юлия найдёт своего суженого именно потому, что Николас воссоединится с Джулией. Там, на небесах, он наверняка улыбается, держа в своих сильных руках свою крошечную жену, вечно им любимую и так долго ждавшую его на берегу Млечного пути.